Ленинец. 1961 г. (г. Липецк)
Р А С С К А З Павел проснулся от бодрого крика проводника. — А ну чайку, кому чайку! Поднимайся, народ, чай идет! Юркий и гибкий, проводник ловко сбрасывал с подноса стака ны, исчезал н снова мчался с полным подносом по вагону, сьшя прибаутки. С этой веселой неуто мимостью он делал все: и подме тал полы в вагоне, и бегал за во дой на станциях. Вагон был смешанным, спали только на средних полках, а вни зу пассажиры сидели плотно. Соседи Павла менялись часто, Е'.:изу ехали большей частью на небольшие расстояния, и теперь, свесив голову, он сразу увидел новых попутчиков. Один был .грузным стариком, с венчиком грязноватых волос, обрамлявших желтую лысину. Он разворачивал на столике завернутую в газеты курицу, и, деловито шмыгая над ней сизым носом, бормотал: — Шельма, как есть шельма... Взять-то взяла, не постеснялась, а что тут есть?.. Цыпленок, и гот больше!.. Шельма и есть шельма! Обсыпанный перхотью, заса ленный пиджак туго стягивал его живот, и там, где был внутренний карман, поднимался подушечкой. Это Павел отметил бессознатель но, наметанным быстрым взгля дом. Рядом с ним, в углу, откину лась на стенку черноволосая де вушка. Она грызла сушеную воблу, запивала ее тут же слад ким чаем, и смотрела в окно за туманенными, грустными глазами. А напротив ее сидела, перекинув ногу на ногу, женщина средних- лет, сухопарая, с обветренным грубоватым лицом и, покуривая •папиросу, независимо посмагри- ' вала вокруг. Как только старик оторвал крыл* и запах жареной курицы ударил Павлу в нос, он сразу ощутил острый приступ голода. Еще вчера ему не на что было поужинать, но он напился на ночь теплой воды, и голод прошел. Во сне ему предстала колонист ская столовая и крашеная кадка с фикусом, возле которой он по стоянно сидел. Ему хотелось есть, как после тяжелой работы, аппетитно, жадно и много, и он понял, что водой ему больше не обмануть себя. В смутной тревоге Павел спрыгнул с полки, натянул, сапо ги и ушел в тамбур. Здесь пока не было тех обычных курильщи ков, что толпятся целый день у дверей. Под полом гулко пели свою дробную песню колесы, за стеклом мелькали, проносились назад щиты, столбы, опоры. Па вел смотрел на первые протали ны среди полей, медленно плы вущие у горизонта рощнды и крупные овраги, бегущие к ним, да огромное, блекло-синее небо и - уже не ощущал в себе той пьяня щей радости, которая плескалась в нем неделю назад. Она ушла, и вместо нее в душе росла знако мая, сосущая тоска—тревога. Он со страхом прислушивался, как она накапливалась внутри ма ленькими ручейками, истекавши ми от разных обид, и давних, и недавних. И от этого в сознании, как тяжелая и острая заноза, все отчаяннее жгла одна мысль: не ужели он только обманывал себя. И те картины и грезы, которыми он жил последние полтора года, все это лишь — пустой бред? Когда Павел вернулся в купе, там шел спор. Возле сухопарой женщины сидел упитанный брю нет, с густой шевелюрой и мас лянистыми, словно смазанными жиром, глазами. Еще утром, когда пили чай, он косил глазами из соседнего купе сюда. Теперь эн размахивал перед собой белы ми руками и, играя легкой ус мешкой, говорил: — Пусть так, хорошо, я не прав! Но вот давайте отк,ровен- »о! Сколько нас здесь — четве ро! Ага, вот еще молодой чело век подошел! Пятеро! — он за держал пристальный взгляд на •густом ершике волос Павла и горячо продолжал; — Пусть каж дый, только откровенно, скажет, сильнее ли он оказался обстоя тельств, с которыми, столкнулся? Теория проверяется практикой! Вот мы сейчас и проверим, кто П О Е З Д И Д Е Т Д А Л Ь Ш Е К п е р в о м у о б л а с т н о м у с е м и н а р у м о л о д ы х п и с а т е л е й прав, а кто нет! Ну, кто начнет?* Может, вы, как старший? Говорливый мужчина повернул ся к лысому старику. Тот поже вал губами, высморкался в крас ный платок и несколько торжест венно, надтреснутым фальцетом, сказал: — Я, молодой человек, не пример... н-нет, не пример для вас! Я несколько... э-э... как нын че говорит молодежь... из другой оперы... Да-с! И доказательством для вашей теория... э-э... вернее взгляда... не могу быть... не могу!.. — Нет, нет, мы договорились, будьте откровенны! — восклик нул мужчина, и его маслянистые глаза оживленно заблестели. — Вы нам скажите, кто оказался сильнее: вы или жизнь? Кем вы хотели "стать, когда были моло ды? Какие рисоналр картины? Старик вдруг осклабился, пока зав два оставшихся впереди зу ба, и, задребезжав глухим смеш ком, неожиданно сказал, грозя: мужчине пальцем:. — Вы, молодой человек, шель ма!.. Хорошо, я отвечу коротко, весьма коротко: когда я учился в гимназии... э-э.., девушка, не смотрите на меня: такими испу ганными глазами... э-э... мне уже шестьдесят лет... Я... э-э... мечтал стать вторым Курако... знамени тым адвокатом. Это было очень давно, а стал я... э-э... теперь я служу в райпотребсоюзе,., э-э... счетоводом! — Отлично, просто отлично!— хлопнул руками мужчина и ве село рассмеялся. — Прямо в точку! Кто теперь следующий?! Пусть нам теперь поведует о се бе юность. Ну! Просим!. Девушка испуганно вздрогнула и взглянула на сухопарую жен щину умоляющим взглядом, словно прося ее прийти на по мощь. И та, довольно спокойно слушавшая, спор, поняла ее, .вы пустила клуб дыма и бросила мужчине; — Вы лучше сами расскажите! Что вы девушек допрашиваете?! — Я расскажу; обязательно расскажу, — запротестовал тот. — Поскольку спор возник из-за девушки, пусть она до конца объяснит... Ведь вы же сами по ехали в колхоз?! Вас никто не заставлял?! Девушка, как будто проглотив комок, кивнула согласно головой. — Почему же вы сбежали из колхоза? — Я не сбежала, я... — де вушка запнулась, на глазах, ее навернулись слезы. — Я — а от пуск! Мне положено! Мужчина снисходительно за смеялся. — В отпуск! А на улице—вот- вот весна!? Да кто ж отпустит агронома весной? Девушка густо покраснела и вдруг заговорила торопливо, го рячо, перебивая сама себя: — Ну и что! Я не виновата! Они сами меня отпустили! А что я у них должна... Я целые сутки не спала. А они — потом меня обвинили! Пусть что хотят гово рят! И вы как хотите думайте, а я все равно, все равно... И неожиданно девушка упала головой на столик и закрылась газетой. Мужчина растерянно за моргал глазами, женщина все так же спокойно продолжала курить, чуть насмешливо улы баясь уголками губ, а старик, не то осуждая, не то сожалея, за качал головой. И тут Павел резко к ясно уви дел себя в Иркутске, стоящим в примерочной магазина перед зеркалом. Он тоже хотел стать человеком! И как можно быст рее. Почти все деньги, получен ные им в колонии, он потратил в тот день. Остались только на би лет и дорогу. Он купил костюм, шелковую рубашку, шляпу, хотя было еще холодновато, и кожа ные перчатки, которые оказались ему малы. Одевшись в новое, он зорко всматривался в свое отра жение, стараясь уловить в зерка ле и стереть с себя неприметные, въевшиеся в его облик черточки и штришки того мира, из которо го он вышел. Они чудились ему и в резких линиях рта, и в насторо женно- тяжелом взгляде, и в на брякших, крупных кистях рук. Выйдя из магазина, он не мог освободиться от ощущения, что все прохожие видят за его ко стюмом не того человека, каким он хотел теперь стать, а того, каким он был, и поэтому неза метно, понимаюше усмехаются про. себя. Они наверняка догады вались и о том, что в бумажном свертке, стянутом бечевкой, лежат его затасканный пиджак и смя тые холщовые брюки, в которых он ходил и работал в колонии дол- госрочников. Это чувство было настолько велико, что он не мог больше нести сверток, ему захо- да-то тоже мечтал об ученой карьере и большой практике, и об известности. А вот уже шестой год работаю в леспромхозе, же; нат, имею двух детей, развожу кроликов. Не для опытов, нет, для сковородки и супа! — Ну и разводите на здо ровье! — засмеялась женщина. В ее низком голосе, однако, не было ни насмешки, ни вызова.— Кролики очень вкусны! — А вот вы так и не рассказа ли о себе! — Знаете, не умею о себе го ворить, не- люблю! — ответила женщина. — А потом я проголо далась, давайте лучше закусим!.. Павел, досадуя, поднялся. Он слушал спор с интересом, но д а же при всем своем внимании он ощущал, как сосало и тянуло в телось немедленно, тут же осво бодиться от него, и когда рядом с ним вдруг чуть затормозил са мосвал, он взмахнул свертком и бросил его в кузов... — Да оставь ты, Нина!—вдруг решительно произнесла сухопа рая женщина, заталкивая окурок в пепельницу.—Первый блин всег да комом! Я тоже, когда попала первый раз в экспедицию, удрала оттуда! А потам,.. Нет,—она кру то повернулась к мужчине,—нет, я не буду о себе рассказывать, а вот об одном парне, который ра ботал в моей партии, расскажу. — Уговор дороже денег!—ска зал мужчина. — Ничего, ничего! Никакого уговора не было,—спокойно отве тила женщина.—О чем я хочу рассказать, как раз отвечает на шему опо-ру... Так вот, этот па ренек, звали его Сашкой, был со всем молоденький. Лет 16—17— не больше. Он был в нашей пар тии радистом. Однажды мы шли по тундре, возле Таймыра. И по пали в горящую тундру. Вы не представляете, как горит тундра? Сразу на сотни километров! Пол месяца мы выбирались из нее и не могли выбраться. А потом на ткнулись на озеро, посреди кото рого был остров. Здесь мы про жили четырнадцать дней. Продо вольствие кончилось. Рация сло мана, батареи подмочены. Мы ле жали .пластом. А Сашка все во зился с рацией. У него тоже уже не было сил, и он лежал у рации на боку. Мы не смотрели в его сторону, так как в чудеса не ве рили. А он копался, копался и все. таки послал в эфир несколько сигналов. Потом рация, совсем сломалась. Но сигналы все-таки услышали, не наша база, а чужая, она передала на нашу, й за нами прилетел самолет. Вот вам об стоятельства и вот поведение че ловека! — закончила женщина, повертываясь к брюнету. — Да, случай интересный!— согласился мужчина.—Но вот почему вы не рассказали ничего о себе? — А вы тоже ничего не расска зали! — Пожалуйста! Просто, мне не дали слово!—воскликнул мужчи на — Я фельдшер всего-навсего, фнльдшер в леспромхозе. А кот* его животе. Он уже чувствовал слабость в теле и предпочел бы сидеть, чек стоять в тамбуре. Но высидеть при виде пищи он уже не мог. С новой силой, он почув ствовал приступ голода, и забы тая злость на кого-то вспыхнула в нем. Но он тут же унял ее, за гнал внутрь, сказав себе: сам . виноват, мог бы и подождать с костюмом! Он долго стоял в тамбуре, ме шая проводнику впускать и вы пускать пассажиров, ходил на остановках по перрону вокзалов, но всюду и везде он сталкивался с едой. У вокзалов стояли телйк- ки со свежими пирожками, длин ные столы дымили налитыми в тарелки щами; мимо него беско нечно сновали люди в пижамах, в пальто внакидку, а то и в од ной майке, которые на каждой остановке обязательно что-то по купали: то огурцы, то рассыпча тый горячий картофель, то ябло ки, то кольца колбасы и, неся зто иа вытянутых руках, мча лись бегом к вагонам. Павел видел, как лысый старик на одной остановке долго торго вался с круглолицей бабой, оде той в полушубок, покупая у нее вареные яйца. Он стучал по ним ногтем, смотрел на свет, катал на ладони. Наконец, он купил, и, двигаясь к вагону, забормотал: — Разве это яйца!? У воробья и то крупнее! Шельма и есть шельма! Возвращаясь в свое купе, Па вел заметил в другом конце ва гона упитанного фельдшера, сто ящего рядом с Ниной. Его мас лянистые глаза поблескивали ря дом с ее лицом. Он оживленно ей что-то говорил, она внима тельно слушала. Вечером поезд подходил к круп ной станции. Сухопарая женщина- геолог, черноволосая Нина, а за ней и фельдшер отправились на перрон. Лысый старик спал. Он лежал на нижнеи полке, повер нувшись к стенке, а в его ногах сидел Павел. Когда соседи ушли, Павел взглянул на старика и увй- дел, что его засаленный пиджак расстегнут, сбился немного квер ху, а из внутреннего кармана выглядывает толстый бумажник, В нем были деньги и крупные, в этом Павел не мог ошибиться. Поезд стал замедлять ход. На ступил тот момент, когда все, кто собирался выйти на станции, уже стояли возле тамбура, ожи дая остановки, а оста’льные смот рели в окно-, следя за надвигаю щимися. строениями вокзала. Стоило Павлу протянуть руку, и бумажник в его руках. Никто не заметил бы этого. Он может взять не все, а только одну бу мажку, чтобы пообедать, забыть о голоде до утра, когда он при едет домой. Он положит бумаж ник обратно, и старик, это ясно, вряд ли хватится.. Павел судорожно сглотнул слюну. Одну бумажку! Только одну! Он купит хлеба, сырков, тарелку щей, нет, лучше горячей рассыпчатой картошки и один большой соленый огурец! Скорей, быстро! Все его тело напряглось, как пружина. Он вцепился рука ми в полку, на которой сидел. В его сознании промелькнула коло ния, ухмыляющие липа долго- срочников, заплаканное лицо ма тери и неожиданно близко, рядом встали веселые, маслянистые глаза фельдшера, которые, каза лось, ему подмигнули. Все это было одно мгновенье. Он повер нулся к старику. Бумажник ле жал на месте. А он медлил и медлил, не зная, не понимая, почему его рука не делает то, что так легко сделать. Когда по вагону снова забега ли люди, отыскивая чемоданы и узлы, Павел облегченно вздохнул, пересел от старика на другую полку и коснулся рукой лба. Он был мокрым. Почти весь вечер, пока в ваго не не легли спать, Павел просто ял рядом с тамбуром. Один раз к нему подошел фельдшер, заку рил папиросу и, посмеиваясь, стал рассказывать: — А Ниночка ничего, правда?! Фигурка что надо, и носик, и все остальное! Обидели ее в колхозе, это правда, но главное — закру тила она там с одним механиком, а тот сбежал от нее, перевелся в другой район! Обидели, это еще ладно, туда—сюда, как-нибудь еще перенесла бы, а гут стыд, вот она и сорвалась к маме... А эта, идейная-то, пошла в геологи со злости, муж от нее... Павел не испытывал к фельд шеру ничего, кроме равнодушия, и когда тот начал говорить, стал слушать его, как что-то скучное, хотя и неизбежное, но затем вдруг почувствовал нарастание внутри какой-то яростной силы, она вырвалась наружу, и Павел, перекосив от злобы ладо, повер нулся к фельдшеру: — Ты, мразь, отойди! Мужчина оторопело поднял брови, его глазки потеряли свой масляный блеск и побелели, он послушно повернулся и, нагнув голову, словно ожидая удара, то ропливо пошел внутрь вагона. V Утром Павел сошел с поезда'. После духоты вагона свежий! воздух показался ему сочным и вкусным. Он глотнул его полной грудью и засмеялся. Закинув го лову, он смотрел на блекло-синее небо, в котором трепзтно дрожа ла весенняя свежесть, и непри вычно легкая, глубокая радость; окатила его. сердце. . , Он оглянулся на проводника. Тот подсаживал на ступеньку! вагона бабу с корзиной и сыпад прибаутки. Павел еще раз засме ялся, махнул рукой веселому проводнику и крупно зашагал й город. Н. АЛЕКСЕЕВ. с Л и т е р а т у р н а д ^ ^ Л г т Ъ а н т
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz