Ленинское знамя. 1991 г. (г. Липецк)

2 февраля 1991 г., № 26 (18923) ЛЕНИНСКОЕ аНАМЯ Л И Т Е Р А Т У Р Н А Я С Т Р А Н И Ц А Владислав ЗОРИН Ягляжувэтудальбезукора... 47-й год Только вспомню — перед глазами: Жар. с утра — не укрыться Мы вышагиваем с граблями К неостывшей за ночь реке. Друг постарше и знает побольше, Вспоминает который раз, Как отец без ноги из Польши Возвратился « победный час. На протезе, с осколком в легких. Он потом целый год хрипел. Смерть его была не из легких, И семье он помочь не успел. В избах пусто, на полках — Во дворе разбой на разбой,’ И холодная печка грустно Смотрит в небо бездымной трубой. Голод нашу деревню, душит. Выжег черный июль лебеду, Каждый день отдают богу Наши люди в голодном бреду. Как он выглядит, хлеб — не помним. Есть ЛИ он где-нибудь на земле? ...Мы у речки в местечке укромном Огонек раздуваем в золе. Тагашом нам — две гильзы от пушки. Сковородка — без ручки Мы граблями гребем ракушки. Что врезаются в донный Друг обрезком косы открывает Ловко створки пищащих жильцов, Дожки желтые промывает — И обед нащ почти готов. На совке, как яичницу, жарим Водянистую жалкую плоть И глотаем ее с пылу-жару, И уходим несытые прочь. Я гляжу в эту даль без укора, К ней опять возвращаюсь Голод в мире страшнее позора, Но страшнее всеобщий парад. Хроника-90 призывает к милосердию Озверелая толпа. Да с таким тупым усердием, Что дробятся черепа. Дискутируют невежды, Митингуют партрабы. Выдвигая, как и прежде. Свои лозунги-гробы. Эх, ты, мачеха-свобода. Бей, разваливай, круши. Сталинистская порода Не имеет ведь души. Карьеристы, монархисты Молодеют на глазах. Стенкой прут на коммунистов С кистенями в рукавах. Спекулируют святыней, Церквью, верой и крестом... Вавилон явился ныне В развалившийся наш дом. Где эстрадные поручики. Потерявшие царя. Плачут в песенках попутчиков, Белой яростью горя. Азиатское наследство С черным рабством наравне Нам вдолбило с малолетства. Что живем мы в сверхстране. Отшвырнув на время лапоть. Шли к вершинам что есть сил, А уж там загнивший Запад Маркса глубже изучил. Распряглись и разнуздались. Гласности глотнув глоток... А в ладонях оказались Ржавый серп и молоток. Мне бы все это до дверцы. Но скорблю который год. Одного боюсь; вдруг сердце Не ко времени замрет... Старинная песня Места туманные. Бедой повитые. А Ваня с Манею Лежат убитые. Лежат в обнимочку. Мои хорошие, В крови косыночка На шею брошена. Замки висячие супруг накидывал. Да кровь горячую Унять не в силах был. Окно раскрытое. Цветы измятые... Коса отбитая В руках проклятого. По следу выследил. Глазами высветил. Подкрался ноченькой. Росою раннею. Закрылись оченькн У Вани с Манею. Тебе желали мы Супруга красного, И знать не знали мы. Что ты несчастная. Слова обманные. Да не забытые, А Ваня с Манею Лежат убитые... Андрей НОВИКОВ З в е з д а в с л о и с т о й т е м н о т е в библиотечке журнала ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» недавно вышла книга Владимира Славецкого «Шлем Свято­ гора». Одна из критических статей этой книги — «Соединяя свет и ветер» — посвящена нашему земляку, молодому ли­ пецкому поэту Андрею Новикову. Андрей — выпускник Ли­ тературного института имени А. М. Горького, автор двух поэ­ тических сборников, вышедших в Воронеже и Москве, пуб- лжаций в «Литературной газете», «Московском комсомоль­ це», журналах «Подъем», «Молодая гвардия», альманахах «Поэзия», «Истоки» и других периодических изданиях. - Сегодня мы предлагаем читателю новые стихи Андрея Но­ викова. Китеж Морской волны ночное тело« Изгиб руки поводыря протянутой. Вперед летела, вскипая, пена. Фонаря не нужно, ведь судьба слепая освещена большой луной, И свет приходит, налипая на борт фелюки расписной. Под ней светясь проходят Звезда в слоистой темноте. И донных волн прорезав^ Всплывает Китеж на ките. Вот терема, в них птицеловы, (скользят, меняясь как в райке) опричники яйцеголовы, паяц на денежном мешке. Дождю вычесывая гриву, осталось плыть и пить вино. Приходит грозно час отлива, морское обнажая дно... Сумерки Бесславно темнеет. Струя поет монотонно в ведре. На цинковом блике мелеет сужается свет. В сентябре. Темней купола колоколен под лай растревоженных Закатного облака красный фрегат, лохмотья висят парусов. Идет межевание в небе, чернее идет за грядой. На землю упала гнилая вода, а чистая стала бедой. Хозяин стреляет ворон от Хозяйка другим занята — Корове тяжелые мажет соски гус^-ым вазелином^ а та таращит наполненный влагою глаз, в котором колеблется двор, скамья деревянная, ведра и в колоду воткнутый топор. Смеркается, в лампу налит керосин. Гудит в отдаленье баржа. Знамением поп осенил апельсин и съел. Гром не грянул. Хозяин по полю отмерив С колена, не целясь, как есть, последний патрон разряжает в звезду, взошедшею в небе не здесь. Дух Снова влажного тумана полон до краев овраг. плоскостью экрана легкий воздух свеж н наг. В пристальности горечь, странность. Разум остается глух, нечто в жизни водит за нос н свободен только дух. Воздвигая столп из света, меч из света — неба весть. От запрета до завета Хлеб яасущя« 1 ,.. От тщеты, хандры, подагры. Сквозь солдатских шуток Каменистый путь онагра в рыбный град Капернаум. Грешному — во тьме сиянье. Стоаждущим — благая весть. Мне же тайное желанье слышать Соломона песнь. Чуждый богочеловеку, лоб морщиной омрачив, Вон он, переходит реку, яог боси* т Страда До донышка сгорело бабье Немилые и милые следы Дожди размыли. Но еще не спета Мелодия картофельной страды. Рвет нервы трактор в центре заварухи. Год урожайный вышел — как к беде. Пластаются старухи- вековухи В развальной бесконечной борозде. Им на печи б лежать да байки слушать: И крепь, и стать — все отняли поля. Но до сих пор выматывает Бесхозная колхозная земля. Весь день в глазах закатные Борис ШАЛЬНЕВ ЧТОБ НА ПЕСНЮ ДУША ОБЕРНУЛАСЬ., и там, где пляска шумного студенчества. Ничком упала поздняя Горят поля. И горек дым отечества В остудный день святого Покрова. Не до песен! Молчи, ретивое. А у К й Н Ь в Наше время пошло на закат. * Взбаламучено море людское. Даже глухонемые — кричат. И руки ломят, н в коленях Не выпрямить погиблой поясницы, А выпрямишь — уж больше не согнешь. Пластаются... шенскях Палят ботву заезжие студенты, Ламбадно чертенятся вкруг костров. И с — Ворон, ворон, где ты был? — Что ж ты там приметил, расскажи? — Там, как туча, назревает Кровью наливает колос ржи. Нет, не ждут там злого супостата. Тьма сгустилась ■— не видать И кинжалы точат брат на брата. Сын там злобу точит на отца. Грянет гром. Падет на землю Смерти повод — пировать всю ночь. В красном там углу сидеть и мне бы. Страшно стало. Барабанную дробь за№вая. Рев раззяванных бронзовых труб, Это вырвалась боль вековая Изо всех закандаленных губ. Слишком долго копилось В каждом доме, над каждой Слишком долго терпелось глумленье Над страной, над душой, над судьбой. Пусть кричат. Это — дни перелома. Он не первый по счету. Пусть кричат! Лишь всеправедным громом Оглушить бы визгливую Чтоб она навсегда поперхнулась. Чтобы правда явила свой лик,' Чтоб на песню душа обернулась, На добро повернулся язык. Сколысо размывчявых лет Жизнь положила меж нами! Где ж затерялся твой след, Мальчик с льняными вихрами? Встанет ли солнце в зенит, Эвездиые ль вызреют росы, Что-то звенит и звенит С дальних-иредальных откосов. Детских забав миражи Вдруг наплывут издалека Колкою нежностью ржи. Грустью реки синеокой. Тепльк ребра плетня... Церковь, что набок склонилась... Горем делилась родня. Хлебом остатним роднилась. Только одних уже нёт, А остальные —- далече. Где ж затерялся твой след, Мальчик мой — хрупкие плечи? Небо твое берегу Над почерневшей избою. Будто остался в долгу Я навсегда пред тобою. Не проклинай, не клянись. Милостью встречной «Да с начала века живот- леннова сотворил Бог небо со землею, сотворил Бог Адама 00 Евою, наделил питаньем во светлом раю, во светлом раю жити во свою волю...» И застучали колеса, запели- зазвенели рельсы, и поплыли навстречу просторы «еогляд- Так было однажды, когда захотелось свободы и покоя. Из томления души вырастает оно, «однажды», и тогда все- все — опостылевш:ад, медлен­ но убивающее, исчезает. В мо­ розном дыхании снегов взвоя- «уетоя неожиданно тонкий и робкий ветерок весны, в увя­ дании, умирании осени 'Н€т-,вет да и пахнет мятной свежестью первого снежка; в несказанной голубой проталине весеннего неба засквозит вдруг знойный, ликующий июль! Такое чувство надо искать в себе самом: дух животворит! Когда взбунтуется покорная воля, когда осознаешь власт­ ное — живи или существуй. Тогда-то верней всего бросить угнетающий быт, встряхнуться и с улыбкой заметить, как се­ рым 0 |блаком слетает с тебя налет обыденности, тусклых, выморенных мыслей, изъявлен­ ных чувств и неутоленных же- ла^ний. Тогда-то самое .время глот- иуть целебно(ГО воздуха дорог... Зеленое здание вокзала, сум­ рачное от весенней сырости, глядело насупившись. Но ког­ да в сизо-туманном мареве проблескивали серебряные про­ вода, которые к|репкой ■рукой попридерживала станция, ста­ новилось радостно и сладко- тревожно. И дивные миражи пЬявлялись, колеблясь в синей дымке: то далекие и неведо­ мые города, то степные ко­ выльные просторы, то темные волны неспокойного моря, то снеговые горные вершины на миг ослепляути глаза... Невыспавшаяся толстая про­ водница в помятом кителе, к которому, казалось, приутип весь вагонный пух, молча и с недовольным видом отобрала билет и пропустила в дверь. Пахнуло теплом: смесью хлор­ ки, горячего угля, невкусной вагонной воды, несвежего бедья, дорожной провизии. Было почти пусто: время года наиболее оседлое, поэто­ му в дороге пассажиры чаще несуетные, домовитью, осно­ вательные; нет в них суетли­ вости командировочных или раскованной легкости отпуск­ ников. Где-то далеко впереди^ с дрожью, призывно прогудело: пора! Зеленые стены вокзала, мокрый перрон с суетящимися пассажирами, с могучей фигу­ рой милиционера в ладной ши­ нели, туго перехваченной сбру­ ей-портупеей, — 1 все иокачку- лось и медленно поплыло. И неясно вначале: вагон ли тро­ нулся иль вокзал со своей неспокойной командой и невоз­ мутимым милиционером отча­ лил в далекое плавание. И етце один продолжитель­ ный и веселый гудок! Спайные минуты, вдвойне приятные, когда неожиданно ощутишь в себе ждущую и жадную пустоту: значит, ожи­ ла душа, настроилась «а. .ра­ дость жизни. Теперь-то, зна­ ешь, скучно не будет, все по­ кажется прекрасным, новы.м, необычным: в лице каждой молодой женщины узришь лу­ кавую и манящую улыбку Джоконды, каждое здание об­ ретет неповторимые черты, каждое дерево станет особенно милым, и закружит голову хмельной аромат оживающей земли! Гнало меня по белу свету и еще одно обстоятельство: любил я... Долго, с сознанием безнадежности, немьклимости, незаконности любвн-уэницы, тяжесть и горечь которой знал только я. Этой же зимой, мо­ розной, бесснежной, под скре­ жет колючей крупы о бетон и асфальт серого, стылого горо­ да появилась тоска, а за ней — безразличие, пустота. Про­ мучился так до весны, до на­ чальной ее поры, а когда пах­ нуло в воздухе терпкой сы­ ростью с полей — решился. ...Свидание вымолил в пе- 1 рерыв служебного дня, подго­ товив, как думалось, корот­ кую, по сильную речь. Она обещала выслушать меня. Когда же увидел ее, ;растерял- ся, позабыл все. Лишь глухо сказал, робко 1 взглянув пов­ лажневшими вдруг глаза;м'и: — Уезжаю я... — Да? — как-то обыденно- просто, не поинтересовавшись даже — куда, спросила она. — Насовсем? Это равнодушное «да» коль­ нуло меня больнее, чем самое беспощадное «нет». — Хотелось бы! — пробор­ мотал я, одолевая боль. — Хотелось бы... Но пока только в отпуск. Только вот... За два последних года я и помыслить не мог, чтоб хоть на несколько дней отлучиться из города, где оставалась она. Лишь теперь ощутил: надо уе­ хать, надо побыть вдалеке. — Что «только»? — с тихой улыбкой переспросила она, все понимая. Ее глаза, вопре­ ки улйбке, не улыбались. — Так, — промолвил я так­ же глухо. — Буду, скорее все­ го, на Волге... Если вдруг, — я умолк, не решаясь доска­ зать, подбирая и не находя слов проще и верней, таких важных и.чреченными. —^ То... Напиши три слова «до Вост­ ребования»... Что же написать? Я молчал, опустив глаза. С коротким вздохом она протянула руку и произвела серьезно — эту серьезность не скрыла и легкая ирония, ко­ торую пыталась придать сво­ им словам: — Ну, что ж, счастливо! От­ дохни. А то ишь бледный да печальный какой... И заспешила, проговорив, будто оправдывая торопли­ вость и повинуясь необходимо- — Побегу ребятишкам ли­ монов куплю: на рынке, гово­ рят-, появились. Я молча глядел на нее с не­ скрываемой мольбою: «Ну ска­ жи, скажи что-нибудь...» Она улыбнулась, кивнула, и легкая фигурка . ее вскоре скрылась за углом, лишь долго белела перед глазами вязаная шапочка... «Тень твоя, милая женщина, нежно пошла на ущерб!» А через минуП' терзался, очнувшись: «Глупо, ах как глупо! И нелепо! Лимоны... дети... что же написать? Но это же все не то! Неужто не видит...» Уныло побрел я к себе: впереди было еще пол­ дня службы. «— И какое, в конце кон­ цов, ей дело до моих пережи­ ваний, когда лимоны на ры­ нок привезли... Да и я-то чего хочу: у нее двое детей .на ру­ ках, семья, муж, наконец...» А потом, совсем неожиданно, раздражение утихло, куда-то о-гошли и ее слова, и торопли- ’вость, и моя горечь. Лишь кротко светились ее золоти­ стые глаза: сияло в них что-то изнутри, и проникала в душу странная печаль, пленяя и тре- Когда в наивной и тщетной попытке развеять, осмеять, принизить свое чувство к ней, я подло пытался доказать се­ бе, что все — лишь самооб­ ман, самовнушение, что она обычная женщина, каких ты­ сячи, что она чужая и, навер­ ное, счастливая в замужестве, то вот эта осенняя печаль ее глаз не давала покоя. Да счастлива ли она?! Я верил и не .верил в свою то­ мительную полудогадку. Ве­ рил потрму, чтр любил. Не ве­ рил изла очевидного: так хо­ лодна была она ко мне, так недоступно далека, хоть и не отвергала моего ненамйливо- го внимания. С ней рядом я робел, видел себя, неведомо почему, жалким и серень­ ким неудачником.. Что ж, теперь все позади, я уже другой, новый. Будто в метели блуждал до сих пор и вот, наконец, долгожданное солнце... Я понял, что мое но- ворождение было неизбежным. Просто я потерял на время не явную, но обязательную за ­ кономерность в череде собы­ тий, опрометчиво .разомкнула их цепь и уверовал, что ни­ когда уж не сойдутся концы с концами. Вот в такие-то ми­ нуты, когда уверуешь, и при- ишь морду-то наел... Не дам, и .все! — Да-а, ворочали! Теперь вот образумились^ да народ избаловался, отвык от хозяй­ ства, — прогудел мужской го­ лос. — Опять же кормами, по­ ди обеспечь, намаешься, коли техники в руках нет... Дробно загрохотало, - за­ мелькало, загудело: проезжа­ ли мост. За окном, в дымчатой поволоке, заклубились заросли лозняка по берегам широкой реки — цветом серой солдат­ ской шинели. И снова разго­ вор. На этот раз говорил муж­ чина, .медленно, одь*шливо, будто груз на гору подымал: — Мучился долго, покуда не посоветовали оттопить зве­ робою, да натощак с молоком Те, кто следит за ли­ тературным творчест­ вом липчан, конечно, об­ ратили внимание на мо­ лодого прозаика Влади­ мира Петрова. Он толь­ ко что выпустил свою первую книгу. Называ­ ется она «Слобода» и вышла в Центрально­ черноземном издатель­ стве. Мы рады поздра­ вить Владимира с этим большим событием в его писательской судьбе и познакомить читателя с новым рассказом нашего давнего автора. Владимир ПЕТРОВ НИТОЧКА Р а с с к а з ходит на помощь, соединяет нас в самих себе «однажды»... Блестели сквозь бархат пы- ЛИН 0 .К до глянца вытертые .ко­ ричневые скамьи, пестрели вверху свернутые матрасы,- да позвякивало что-то за белым стеклом, плафона. В соседнем купе было чет­ веро пассажиров: трое пожи­ лых мужчин и жешцйна. ОнА оказались единственными по­ путчиками на весь вагон. Я привалился спиной к подраги­ вающей перегородке и закрыл глаза: радостная нега вольной дороги не покидала меня. За стенкой ■разговаривали. Мелькали в «проемах окон быст­ рые тени, с пуга.ющим грохо­ том проносились встречные по­ езда. Я подсел поближе к ок­ ну. Медленными кругами нап­ лывали навстречу поля в тем­ но-синих зеленях, перехвачен­ ные рядами скудных, лиловым светом сквозящих, посадок. 'Се­ ло показалось вдалеке, белея сухими шиферными крышами. В укромных ложбинках при­ дорожной полосы кое-где еще лежал снег, серо-льдистый, за­ черствелый. Серое Небо шробл- аалось у горизонта бледной просинью, и в эти оконца ли­ лись влажные и тяжелые сол­ нечные лучи... В перестуке колес доноси­ лись обрывки разговора за сте­ ной. Звонко и, часто говорила женщина: — Молоко-то у моей коро­ вы чисто воск, желтое да гус­ тое. Масло, вот те крест, от десяти ударов сбивается. А трт, значит, пошло поветрие — сдавать коров в общее ста­ до, в колхозное. Я и сцепи­ лась с председателем: не дам! Нешто, говорю, коровы у вас! Кошки драные. А потому, го- ворю, ЧТ9 сам СК9Р0 лопнешь, теплым по полстакана перед едой. Месяц попидся этого дела, — послышался звонкий щелчок. — ни-ни, и окажи ты, как рукой сняло. — А я так считаю, — за­ частила женщина. — Почитай все болезни у мужиков — от нее, проклятой. Каплюжки! Пока через края не польется или петух жареный не клюнет, никакого останову нет... М'ой- то, вон, в карман засунуть, можно, а как завозьмется, си- лов нет никаких! Мужской голос перебил ее: — Ну, будет! Опять за свое. Пора и в картишки переки­ нуться, неча язык обалтывать попусту: — И то, кум. Доставай! Началась игра. Вначале бы­ ло спокойно, тихо, только всплескивали карты о крышку стола. Вскоре игроков проня­ ло, послышались опоры. Но через полчаса игра как-то сош­ ла на нет. Посльнналоеь: — Туз!.. А 1 на дворе-то, гля- ди-ко, на мороз прочюцаег. Ишь, как засверкало. Отозвалась женщина: — Весна ноне спорая. Вон и снегов-то совсем нет, тума­ ны съели. Об эту 1 Пору раньше Василий-капельник считался, а теперь все погоды перепута­ лись... Вот и грачи раньше вре­ мени возвернулись. А их ждать, по-старому, не ранее двадцатых чисел, «а Грачиный день. Но примета верная былг^: .«Грач на горе — .весна на дворе!». Сбавляя ход, поезд мягко подплыл к ставдии. Показа­ лись .водокачка, пристанцион­ ный скверик с жидкими кусти­ ками акации и .рошей старых деревьев. Зябко поеживаясь от про­ мозглой свежести, я вышел наружу. Едко к хмельно РЭХ- проникнись: В темном лесу отзовись, Во поле чистом откликнись. Предзимье Сроки последние вышли До безнадежных минут. Белые снеги неслышно. Завтра на землю падут. Зло и добро подытожат Завтра с утра небеса. Редких жильцов растревожат Белым сияньем леса. Облаком белым над полем Встанет ржаная скирда. Что-то родное до боли Скроют снега навсегда. Может, с того и не спится? Сердце всю ночь напролет — Как перелетная птица, Что опоздала в отлет. Тайной сокрыта обнова В белом небесном ковше. Может, последнее слово Молвить осталось душе... Ах, интердевочки и мальчики^ Не с легкой ангельской руки Наманикюрили вы пальчики И навострили коготки. Какой вы дрянью напомажены? Природный дух, увы, угас. К вам даже сны Вам черен хлеб, вода не свята, Не жизнь нужна вам — только миг. Но вы прозреете когда-то, И будет горькою расплата За всех — и меотвых, А, впрочем, вам ли катастрофу На ближней упрйкдать версте? Россия всходит на Голгофу, Л вы резвитесь на кресте. И разлучили молодость И судный день пришел исповедальный. Ударь, — зову, — вприцел, не наугад! Возмездья срок томил Меня недаром. И зябко мне. Но искры от удара Еще ле+ят. Пока еще летят. ло талой водой. В сквере, в низине, по колено в воде, стояла черноствольные вязы и серые тополя. Вверху грачи кричат, переругиваются, над пнездами хлопочут. Мокрый перрон. Де­ ревянное, голубое с желты.м, здание. Вошел вовнутрь: тес- «но, сыро, неуютно. На мокром полу взмешанные, темные опилки. Недавно, в'идно, рас­ топили печь: крепко пахло уг­ лем и сосновыми дровами — совсем йо-деревенски. Взял в киоске несколько старых газет, пахучих и влажно-тяжелых, сунул в карман и за^спешил в Пассажиров прибавилось, 1 «о немного: до узловой еще пе- скоро. Соседи ужинали. Пос­ реди стола возвышалась боль­ шая бутылка вина. ' — 0-ох, натрескалась, как анбар! — удовлетворенно про­ тянула вскоре женщина сы­ тым голосом. — Бог капитал, такто не видал! Разговор оживился, стал громким. — Э-э, кум! Ты сквпрца ма­ ло понимаешь. У нас в селе был дед Лукьян, ■теперь покой­ ный, так он до десятка колен- «асчитывал у иного скворуш-. ки. Бывают певуны... Вот. по­ годи, я 'счас изображу. У не­ го первое — это ямщицкий свист... Да вот послухай. Послышались, полились по вагону недолгие, словно вол­ ны на берег накатывались и рассыпались по песку, посвис­ ты: тонкое и высокое начало с дрожью и все толще, ниже, басовитей. И впрямь, будто лошадей понукают. — Да, а потом, значит, по- лукурант, тут посложней ко­ ленца, со сменой тонов и про­ тяжности... Когда же игривость заберет птаху, та.к он и ржа,нье горазд изобразить... Но тут вмешалась жешцйна: — Ну, будет, а 1 рт»ст! Ржанья твово еще не хватало! Ишь, стакан выпил, а уж в глазах тятюшки! ' Рассказчик приутих. А жен­ щина зачастила, когда разго­ вор коснулся городской жизш: — Уж больно чего не люб­ лю я в городской квартере, так это в уборную ходить. Мука одна! Как в городе ока­ жусь, так из-за этого вон как назад тянет... Запресен в этот япгик, а за дверью люди, кух­ ня рядом... Страсть господня!.. — Вот-вот, кума, это ты верно заметила! Попа и в ро­ гожке узнают, а нас, деревен­ ских, по ЭТО.МУ самому... С верхней полки донесся ве­ ликолепный храп. — Ох, — с притво,рньвм ис­ пугом' вскрикнула женщина. — Свое поел, на чужое рычит! На узловой вагон Заполнил­ ся, и поезд, словно посерьезнев оттого, мощно понесся вперед — все быстрее и бьктрее. Ста­ ло шумно, теоно. суетливо. Я забрался на верхнюю полку и размечтался. Легкие мысли на- бегали, убегали, путались. То припоминался несуетный раз- Г 0 В 0 .Р попутчиков, то чужаком возвращался я в свой город, который 'представлялся те­ перь далеким и бесплотным, словно в черно-белом кино. Бьыо ощущение; что в этом черно-белом далеко остался и хлопочет о чем-то пустом и ненужном, огорчается, раду­ ется мелким радостям уста­ лый, замученный человечш, мой двойник. А потом вдруг, до вздрога, печально глянули на меня ее влажные глаза и улыбнулись сквозь печаль. И до яви почу­ дилось, что вот-вот, через мгновенье, она подойдет к полке, и прохладная и ласко­ вая ее ладонь легонько опус­ тится «а мои закрытые глаза. И горьковатый запах ее духов послышался так ощутимо, чЗ'о я невольно привстал, едва не ударившись о багажную пол­ ку... Потом долго лежал с от­ крытыми глазами, не видя ни­ чего, не слыша вагонного мно­ гоголосья: так тепло и сладко было мечтать, так несказанно м'йл, чист и ясен был образ ее, так светлы мыслр... С мечтой и уснул. А ночью — я проспал весь вечер — проснулся в неизбывном, все нарастающем ужасе: от неук­ ротимо-обреченного полета в темную, слепую, навстречу мчащуюся бездну пространст­ ва. Долго не мог прийти в се­ бя, борясь с тяжелым, изнут­ ри идущим кошмаром: все казалось, что поезд пошел под раскат и в последнем броске летит раскаленными колесами по ледяным, оцепенелым жи­ лам рельсов, последним пау­ тинкам, удерживающим его яа земле... Легкий толчок, чуть ощутимый, а затем — кромеш­ ный грохот, скрежет и лязг металла... Властно-уверенно прогуде­ ло вдалеке и, словно повину­ ясь зову, упругое тело поезда мощно потянулось вперед, все ускоряя и ускоряя бег. Гул колес становился ровнее и вы­ ше, пока не зазвенел... И снова, по-звериному на­ стороженно, дрогнуло в«ут.ри, холодком опасности обожгло нервы, душу и плоть, судо­ рожно сжавшуюся в тесном нрострднетве бешено устрем­ ленного во тьму помда... «Ког­ да очнулся, успокоился — «в потрясенном сознании словно все обновилось: исчезла тоска и неопределенность, глухая боль, неутоленная печаль. И я снова уснул. Белым рассветным утром, бодрый и свежий, я сошел на только что промытый, влажно- блестящий перрон волгоград­ ского вокзала. Пустынными и гулкими улицами, мце, полны­ ми прохладными запахами ми­ нувшей ночи, зашагал к Вол­ ге... Долго стоял на высоком берегу, оглядывая просторный волжский плес, еще укутанный утренним туманом. Легкий, розоватый парок подымался над водой... К исходу второй недели, уже немного уставший от обилия прогулок, посицений музеев, кинотеатров, галерей, от ноч­ ного, напролет чтения Лермон­ това, я б ^о всякого волнения, почти безразлично. — так на­ дежна была тишина моей ду- «Шй — зашед на почтамт. ...Молодая девушка привыч­ но пробежала легкими паль­ чиками по картотеке и скоро бросила за стёюлянный барь­ ерчик открытку. Я неспеЩно взял ее й отошел в сторону. Для чего-то поглядел в окно, ничего не замечая там, потом перевернул прямоугольничек белой стороной вверх и про­ чел: «Мне грустно без тебя...» И сквозь обвальную тишину, обнявшую меня, послышался- почудился мне издалека хруп­ кий, то утихающий, то наплы­ вающий голос серебряного звоночка... Я шел по набережной и ос­ торожно, как драгоценность, нес в руках „открытку. Непо­ далеку могучая вода нёела куда-то покорные неторопли­ вые баржи, бадела коллоннада, шуршали шаги пешеходов. Ничего не 'Прбизошло. Спо­ коен был и я. Но «однажды» уже сомкнуло концы, и жизнь лишилась неестественной ра­ зорванности. ...Есть какая-то предопреде­ ленность в наших поступках. Есть недоговоренность в дей­ ствиях. Но каждое еще не со­ стоявшееся событие протягива­ ет нам легкие весточки из бу; дущего. Оно еще не пронзощ'- ло. еще не настал нужный .миг, а ниточки оттуда, из бу­ дущего, уже вложены в нашу руку. И скрепляет все «од­ нажды» — эта неизбежная ми­ лость бытия, эта подчас един- сгаенво спасительная 'ниточ­ ка. в которую надо только верить,,.