Ленинское знамя. 1987 г. (г. Липецк)
СВЕТЛАЯ МУЗА ЕЛЬЧАН мя» При редакции елецкой городской газеты «Красное зна- г ) Ж / ^ 7 Т Л 7 Г ' А > работает литературное объединение. Сегодня мы пре- /I V I Д >) огвоМчитателям стихи авторов-ельчаа. Б о с н я ГРОЗДЬЯ РЯБИНЫ Мальчонкой у стога В день зябкий, осенний Я грозди рябины Закапывал в сене. Сугробной зимою — О, детская радость — Давил я зубами Застывшую сладость. А ту, что от пира Осталась, рябину. Как жаркие звезды, На снег я закинул. В ту пору рябины Мне было не жалко Не ценят мальчишки Бесценных подарков... Когда ж на исходе Земные гостинцы, Ах, грозди рябины, Ядреной рябины... В Л Е С У Бреду я дорогой лесною, Травой заросли колеи Как малые дети со мною Неспешные мысли мои. Друг дружку тесня, под ногами Лоснятся головки маслят, Боюсь задавить сапогами Лесных несмышленых ребят. < А там, под старухой- сосною Шатер мухомора набряк. На толще слежавшейся хвои Неслышным становится ш агч Ромашки, согнувшись, с мольбою С полянки гДядят на меня, Лишь стебли бойца- зверофя Стоят, своих звезд не клоня. Давно уже вымокли ноги, Наполз на глаза капюшон, На богом забытой дороге Чего же мне так хорошо? Чем день этот пасмурный дорог? Сказал бы — не ведаю сам. Хозяйственный дождика шорох — Целебный для сердца бальзам. Как странно: ничем не причастен К тому, что вершится в лесу, А необъяснимого счастья Хрустальную чашу несу. А. САКЕЛЛАРИ, ветеран войны и труда. В лесу организован был воскресник. Шумели голоса, звучали песни. Все обитатели —и даже сам Медведь — Трудились так, что любо посмотреть! Старалась быть активной и Лисица: То тут попрыгает, то там посуетится, То вдруг начнет вопить: — А ну, давай! Наддай! Нажми! I Не отставай! Живей! Не вздумай кто лениться! К полудню было все закончено сполна. Поляна озеленена. Расчищены дорожки - как однг*' Для отдыха в жару просторный вырыт грот. Топтыгин начал составлять отчет, Подробно излагая ход работ И. выделяя лиц для посщренья За сверхурочный труд и рвенье. Но что такое?! Всем на диво Лиса в похвальный список включена!.. Как объяснил Медведь, она Была... душою коллектива. ЩЛ Д. ПИЩУЛИН, педагог. С Е Г О Д Н Я *Есть такое литобъединение «Изданы в Центральном Черноземье В В Ы П У С К Е : «О судьбах поколения «Они из хора металлургов Липецкий прозаик Александр Владимиров закончил работу над романом «КОВЧЕГ*, в котором показаны сложные судь бы нескольких Поколений одной семьи. Трудные испытания, выпавшие на долю героев, выявляют в них лучшие черты русского характера — цельность, доброту, стойкость, вер ность своим идеалам. - Людмила ПАРЩИКОВА «ФАШИСТ ПРОЛЕТЕЛ» (Картина А. Пластова) Нам искони внушали —• жизнь бесценна. А в выжженной нескошенной траве — хвастливо пойман вражеским прицелом —• лежит мальчишка — рана в голове. Тень самолета гнет к земле колосья н дико лает пес на черный крест, в обомлел, оглох, обезголосил — укрыть ребенка не успевший *— лес. Стволы берез, в закате бронзовея, струят над ним свой поминальный свет. И нет происходящему забвенья, н объясненъя, и прощенья — нет. * * * Ни счастья, ни легкого хлеба. И в небе нависла гроза. имевнд этого неба Хватило — заполнить глаза. Отчаянье гонит планету, и ветер пространства свинцов. Но именно этому ветру навстречу — открою лицо. И лучшие гибнут, не чая достичь своего рубежа. Но именно к этой печали привыкла, приникла душа. И радости светлые крохи не в силах весь ^ мир обогреть. В И жизнь пролетает ^ на вдохе, и жалки, и грозны итоги. Но именно в этой эпохе и выжить мне, н умереть. Так мало надобно иметь, чтоб быть счастливой в этой жизни: отвагу чувства, ясность мысля, надежную земную твердь. Неплохо б дом иметь, с окошком, светящимся в глухой ночи, и сердце доброе, чтоб кошку или собаку приручить. Любовь, чтобы детей растить, когда терпенье на исходе. Да чай, чтоб друта угостить, забредшего по непогоде. Рубаху чистую — на смерть. Бессмертие — со злом • бороться. Так много надобно иметь, чтобы не чувствовать сиротства. * * * Начнем отсчет от тридцати... Душа, как брага, отстоялась, и боль — не жалоба, , а жалость, и время — к берегу грести. И скоро грянут холода, и, к этой новости готовясь, неугомонная, как совесть, светлеет в Байгоре вода. И ветер времени свистит, не помня возраста и срока. Ну, что ж , начнем от тридцати. До тридцати — одна морока. А тут такая хлынет ширь, что маешься, по всем приметам, не о спасении д у ш и , по о спасении планеты. 'А На этом снимке запечатлены (слева направо) актив ные участницы русского народного хора НЛМК Нина Фе доровна Сычикова и Надежда Михайловна Яковлева. Фото А. ГИРЕВА. На четвертый день, к обеду, связали верх. Кирилл несколь ко раз обошел вокруг, будто не веря, что работа уж е закон чена, отошел к липам и пос мотрел со стороны. Длинный верх,, белея продольными попе речными слегами, был похож на остов какого-то древнего корабля. ^И впечатление это усиливалось бездонной голу бизной неба в дымке тонких облаков. Казалось, стоит то лько обшить верх досками, и он мягко соскользнет в эту синюю бездну, как в море, и поплывет в неведомые края. Кирилл улыбнулся детской фан тазии и взглянул на мастеров. Чевилев снял картуз и бо льшим зеленым платком обти рал широкую лысину в венчи ке седых волос. Тихон Пет рович, остро прищурившись, жадно курил и тоже огляды вал верх. — Завтра раскрывай дом. Будем верх ставить, — сказал Чевилев Кириллу. — Позови народа поболе, чтобы долго не возиться. Вечером Кирилл предупре дил Николая. Ивана Дмитрие вича и Давыдка. — Вчетвером мы крышу бы стро разденем, — радостно, по- детски улыбаясь, заверил Да выдок. — Только бы вот дождь погодил немного. Ош? стояли в молодом са ду Давыдка, и сквозь ветки был виден ровный, золотистый закат. > — • Заря вроде бы к погоде, •— заметил Кирилл. — Это еще не узнаешь, — сказал 'Давыдок, — одним сло вом, поспешать надо. В эту ночь Кирилл спал тре вожным, прерывистым сном. Просыпаясь на жестком, ши роком конике, он слышал, как на печке ворочалась и взды хала тетя Даша. Он понимал, что в радости обновления бы ла для нее и своя, неведомая ему печаль. Это волнение ка ким-то непостижимым образом передавалось ему, и он впер вые подумал о том, что вся работа должна быть сделана не хуже, чем ее делали пра дед и дед, потому что все это теперь на его совести, и со весть была беспощадно откры та их безмолвному суду. Встали до петухов. В тем ном окне была видна желтая, блестящая луна. — Полежал бы еще, рано, — сказала тетя Даша, — я-то истопить хочу в последний раз под старой крышей. — Ты что ж е ворожишь? —• невесело пошутил Кирилл, чув ствуя жалость к тете Даше и пытаясь немного отвлечь ее, успокоить. — Чего ж е тут ворожить, все приворожено. Ирина пошла за водой, и в открытую дверь потянуло про хладной свежестью. Около ко лодца звякнули ведра, но не было слышно привычного сон ного шума осин за двором. И Кирилл впервые не пожалел об этом: хотелось скорее за кончить ремонт, чтобы все вол нения, раздумья и сожаления тети Даши смыла спокойная ра дость уж е на весь оставший ся ее век. Едва развиднелось, как Ки рилл вышел на .улицу под прохладное небо в красных разводах 'зари. Он очень уди вился, услышав около ’сирени негромкий говор, оттуда тя нуло табачным дымком. Опи раясь на вилы стоял Николай и заспанный Давыдок в ста рой фуфайке. Увидев Кирилла, Николай ки вком поздоровался и сказал: чистое солнечное небо непомер но высокую трубу, из которой торопливо валил прозрачный дым. Остановились перекурить и тут только увидели, что около погреба собрался народ — со седские старики и старухи. Впереди всех, опираясь на пал ку, стоял Алеха Братухац. Си ние глаза его смотрели на Ки рилла, на дом, на ворбх серой соломы с радостным изумлени ем и одобрением. Кирилл посмотрел на Брату- хана, на его светлые длинные волосы, русую бороду, больные ноги, обмотанные портянками и засунутые в огромные калоши, но удивительное дело, Брату- хан виделся таким, каким 'тог да пришел с фронта — моло дым и бравым. И все старики и старухи — ■Степан Лыгин, Федор Силуя- будет?— строго спросил Чеви лев Кирилла. — А мы на что? —задиристо сказал подошедший Давыдок, потный, пыльный, присыпанный соломенной трухой по карту зу -и плечам. За ним, раскури вая .папиросу, стоял Николай. Чевилев милостливо кивнул и начал отбивать скобы. Цикто из, собравшихся рас ходиться и не думал. Когда ма стера взобрались на верх и им стали подавать стропилы, зрители радостно заволнова- >лись. — Чего они сейчас делают? —скороговоркой допытывался Федор Силуянов у Братухана. Федор ослеп еще* в юности, но был очень любознательным, по-хозяйски хватким. Любил приговаривать: «Если б глаза мне, давно министром был». Люди поддерживали шутку, со- Александр ВЛАДИМИРОВ ОТЧИЙ д о м Глава из романа — Давай начинать? — Сейчас тетю Дашу спро шу, — сказал Кирилл. Выслушав Кирилла, тетя Да- пщ сказала глуховатым голо сом, в котором угадывалось и волнение и удовлетворение ран ней заботой мужиков: — Чего они «.всполошились. Подождали бы, хоть роса об сохла. Ну, да ладно, управляй тесь... И чтобы не видеть ее дрог нувшего лица, Кирилл поспе шил выйти на улицу. Давыдок уж е приладил к стене лестницч: — Давай, хозяин, делай за чин! Кирилл взял вилы, поднялся на крышу, с трудом вдавливая ноги в окаменевшую солому. Далеко было видно отсюда: все три порядка Каменки в гу стой зелени, просторные поля, неглубокие овраги, заросшие молодым березняком, стена бе лого тумана над Доном, село Липовка на крутом каменистом берегу -—маленькая церквушка и десятка полтора изб, а даль ше земля сливалась с небом в голубое кольцо. В детстве ма нила, притягивала эта таинст венная голубизна: хотелось уз нать, что там дальше: — Начинай! Начинай! —за торопил снизу Давыдок, и Ки рилл с трудом оторвал взгляд от сине-зеленого. простора. Клочья слежавшейся соломы, поднимая пыль, с шумом пада ли на кусты сирени. Вскоре показалась обрешетка, работать стало легче, Давыдок с Нико лаем накладывали солому в те лежку и возили в овраг. Потом Кирилла сменил Давыдок, его — Николай. Потные и пыльные, часам к десяти они уж е заканчивали ломать верх, сбрасывая на зем лю высохшие до звона старые стропилы. И вот дом стоял без крыши, непривычно куцый, выставив в нов, Макар Иванович, Малаша и Машуха — тоже виделись такими, какими Кирилл знал их Давно, молодыми и силь ными. Кирилл всем им радостно и благодарно поклонился. И ему вспомнилось почему-то, как в те военные времена, когда трудно было со спичками, в одной избе растапливали печь, нажигали уголь, а потом от избы к избе бегали бабы и ребятишки, кто с чугунком, котелком или консервной бан кой. И вскоре по всему поряд ку весело дымили трубы. Сейчас Кириллу показалось, что делились тогда люди не горящими углями, а чем-то бо лее дорогим и значительным, чему нет названия— тогда не придумали,, а потцм забыли. И вот теперь Кирилл почувство вал вдруг, как его руки, серд це, душу ласково и щемяще ох ватывает то давнее тепло. Он вспомнил, как сам нес солдат ский круглый котелок с крас ными углями, как обвевало те пло его детские руки на креп ком утреннем морозе,, как звон ко хрустел искрящийся снег. Все это оказывается постоянно жило в его сердце, но он узнал об этом только сейчас, когда собрались все люди, которых он знал с тех пор, как помнил себя, но о которых почти ни когда не вспоминал. А они, оказывается, никогда не уходи ли из его жизни, и теперь, со бравшись здесь все вместе, только напомнили об этом. Люди уж е не стояли без де ла. С веселым гомоном, улыб ками тащили пыльные охапки соломы, ’возили на тележке в овраг. Когда пришли Чевилев и Ена- кин, относили в овраг послед ние вязанки соломы. Мастера поздоровались едва заметными кивками и сразу направились за горницу. — Стропилы кто подавать глашались. Федор жил справ но, очень любил работать: ко сил траву,, пилил дрова. Въедли во интересовался всем, что про исходило в Каменке и во всем мире, умел по-своему остро поговорить об этом. Старенький приемник выключал только ко гда ложился спать. — Обвязку кладут, — докла дывал Братухан, придирчиво наблюдая за мастерами. Высоко задрав голову, Федор некоторое время прислушивал ся к стуку топоров, потом гро мко, скороговоркой приказал: — Скобы глубже бейте! Глубже! Что вы их гладите! Ве тер дунет, крыша перекосится. Поняли, ай нет?! У Енакина желчной ухмыл кой’ тронуло сухие узкие губы, но он промолчал. Невозмути мый Чевилев ловкими и силь ными ударами обуха вгонял в сосновые слеш прокаленные до синевы скобы. Стропилы становились в ряд одна за другой. Кирилл любо вался их стройностью, воско вой желтизной, надежностью. Вместе со всеми смотрели, как возводится новая крыша, Ири на и тетя Даша. ...Все последующие дни для Кирилла слились в один длин ный день, когда прохладным, росистым утром из-за леса всплыло огромное красное сол нце, долго сияло в вышине жа ркого неба и вечером очень медленно опустилось за синие холмы за Доном. С раннего утра и до вечера напротив дома стоял, опираясь на палку, Братухан в старень кой, побелевшей от стирки и времени гимнастерке навы пуск, на впалой груди сверка ли ордена и медали, рядом с ним — невысокий, сухонький неугомонный Федор Силуянов, дававший строгие наказы мас терам. Они было серчали, пы тались ругаться, но видя непре клонность Федора, смирились и делали так, как он говорил. Посмотреть на ремонт.приход дили старушки с соседних по рядков, как-то стеснительно, осторожно становились в сто ронке и глядели добрыми, за думчивыми глазами, тихо гово рили между собой, согласно ки вали. Ненадолго останавливались напротив дома машины, трак тора с тележками, и загорелые, здоровенные парни, пахнувшие пылью и мазутом, подходили к тете Даше, здоровались по- свойски и сразу брались за ра- боту — подавали мастерам длинные доски для обрешетки, рулоны черного руброида, бо льшие зеленые листы шифефа. Кто эти парни:, Кирилл только смутно догадывался, неуверенно узнавая их по внешнему сход ству с родителями. Приходили помогать город ские отпускники, — зятья и сы новья хуторских соседей, — в новых спортивных костюмах, белых майках. Мелькали лица знакомые и смутно угадывае мые, и все они в душе Кирил ла пробуждали волнующее и щемящее, радостное и благе»* дарное чувство давнего удиви-., тельного сельского родства, ко торое Делает близким сразу множество людей. В долгу пе-; ред этим родством каждый, и так велик этот необходимый не тяжкий долг, что отплатить его не хватит доброму человеку и самой длинной жизни. Есть в этом какая-то чудодейственная, влекущая и возвышающая си ла, омывающая душу будто спо рый июньский ливень исстрада вшуюся по влаге землю. Кирилл чувствовал это и радовался, что возвращалось почти стертое го дами ощущение своей причаст ности к этой земле и людям. Когда Чевилев забил послед ний гвоздь в последний лист шифера, и преображенный, зна комый и совсем новый дом предстал перед людьми, не сколько минут никто не мог произнести ни слова. Было ти хо, тихо. Чевилев и Енакин устало си дели на крыше. Братухан, Фе дор Силуянов, тетя Даша; Ири на и Кирилл стояли неподвиж но, словно завороженные свер шившимся и тишиной. В эти мгновения и дом, и все они уже жили какой-то новой жизнью. Кирилл знал, что те перь навсегда привязан ко всем' этим людям прочным древним братством — благодарностью за помощь. Он знал, что пройдет усталость, уляжется радость, . потускнеет новизна впечатле ний, но останется это светлое озарение, ставшее новой душой их старого дома. ...После долгого ужина, раз говоров о жизни, проводов ма стеров и гостей, Кирилл вышел в прохладу летней ночи. Над головой переливался, двигался, дышал необъятный звездный океан. Дымчато сиял Млечный путь, будто разводья после то лько что прошедшего корабля: Огромная и такая маленькая земля лежала под небом — лю бая звезда из этих миллионов звезд могла накрыть ее цели ком. Но Земля светилась сво им голубым светом, и звезды смотрели на нее со всех сто рон, и далеко был виден ее свет. С Т Р « Г А Я П РАВДА ВОЙНЫ О второй мировой войне в литературе сказано так мно го, что кажется уж е и говорить нечего. Но как бы неумолимо не отодвигало нас время от памятного сорок пятого, все новыми и новыми фактами полнится ее летопись. Одним из таких дополнен ных и переработанных произ ведений является книга изве стного липецкого прозаика, Виталия Чернова. Ее название «Арский камень» уж е извест но читателям. Ныне же, кро ме этого романа, в вышедшей в свет в Центрально - Черно земном издательстве книге есть еще одна часть под наз ванием «Полесская тишина» (по раннему изданию — «Не ради славы»). «Арский камень» — это яр кая, но и весьма суровая, по рой даже жестокая картина войны. В. Чернов не увлекается под робным описанием крупномас штабных военных баталий. Он, скорее, лишь схематично очер чивает их. Зато автор стремит ся исследовать характеры, по казать, как они проявляются в экстремальных условиях. Массовое отступление раз нородных военных подразде лений, переполовиненных* вне запным нападением врага поч ти у самой границы, лишив шихся большей частью коман диров... Вот люди сгрудились у переправы через реку. Как заставить их, бегущих в паз нике, вновь обрести боевой дух, повернуться лицом к на седающему врагу?.. Нелегко командиру дивизии Очаковскому дать команду рас стрелять нескольких панике ров, но он делает это. Столь ж е суровы его действия и по отношению к оставившему в разгар боя свою роту капита ну Кошелеву. Пренебрегая всякой военной субординацией, Очаковский дает солдатам команду буквально вытрях нуть из машины, загоро дившей переправу, офицера из штаба армии Галадзе. Себялюбивый и бездушный Га ладзе не раз потом будет ста вить палки в колеса Очаков скому и его единомышленни кам. А вот некоторые другие эпи зоды. Массовая гибель солдат из-за тщеславия заместителя командира батальона Березня ка, пославшего на верную смерть лучших бойцов. Расп рава обезумевших от ярости бойцов над фашистами, только что глумившимися над рус ской девушкой. Вновь и вновь В. Чернов напоминает нам, что война — антигуманна, про тивоестественна. Через все это он проводит своего главного героя, молодо го уральского металлурга Ан дрея Порошина, сохранившего мужество, стойкость и веру, удостоившегося звания Героя Советского Союза. Что помог ло ему выстоять? Любовь к родному краю, (кстати, уходя на фронт Андрей берет с со бой талисман — маленький камешек с Арской горы), к прекрасной девушке, стремле ние взять под защиту все жи вое. Нет, не только «жестокими глаголами» говорит писатель, раскрывая реальность войны. Он умеет показать доброту, человечность, которые война не смогла убить в серд цах советских людей. Андрей Порошин, бросившийся под дождь пуль, чтобы спасти не известного еще Богинича, на вопрос последнего: «Как ты тут оказался?» — ответит: «Лу говые цветочки для тебя со бирал, думал оценишь». На войне^ было все. Не исключая и улыбки... «Войну не перекричать, пра вда о ней да и вообще любая правда не должна быть крик ливой», — пишет автор пре дисловия к книге, кандидат фи лологических наук Б. Шальнев. В правоте сказанного убежда ешься, читая «Арский камень». Особенно вторую часть книги — «Полесская ‘тишина». Не легка партизанская судьба ее героя Ивана Васильевича Оль- шанова. Но на этих страницах не грохочут орудия. Здесь много природы, человеческого бытия, которые возможны и в мирной, спокойной жизни." Однако ни с чем не сравним накал психологической борь бы между добром и злом, оли цетворением которых предста ют, с одной стороны, фашис ты и их приспешники, с дру гой — Ольшанов, человек, пре одолевший все во имя прав ды. Писатель - фронтовик Вита лий Чернов напряженно ос мысливает уроки войны, рас крывшей неисчерпаемый нрав ственный потенциал советского человека, способного на вели кие подвиги и жертвы ради своей страны, своего народа. Он повествует о замечатель ных людях, об Ольшанове, Порошине, Богиниче. Интере сны в книге образы команди ров, особенно' командира ди визии Очаковского. Очень тонко, не назидатель но автором передан момент рождения'солдатской инициати вы, которая в дальнейшем по могает выработать новый в военной практике способ под рыва сил противника в не привычных для него ночных сражениях. Не прямо, а как бы исподволь, В. Чернов по буждает читателя еще раз за думаться над тем, что инициа тива масс возможна лишь там, где ее поддерживают. Есть, вероятно, в книге В. Чернова, как, пожалуй, и во всяком литературном произ ведении, и какие-то погрешно сти. Но при всем том перед нами книга, которую хочется читать и перечитывать, книга, правдивая, честная, то есть по- настоящему современная, хотя и созданная на материале вой ны, которая отделена от нас четырьмя десятилетиями. И. з в о н и к о в , заведующий редакцией Центрально-Черноземного книжного издательства, г. Воронеж. В ЦЕНТРАЛЬНО - ЧЕРНО ЗЕМНОМ издательстве вышла книга стихотворе ний для детей, написанная ли пецким поэтом Тихоном Нико лаевичем Дмитриевым. Тираж большой — стотысячный. Зна чит, прочтут ее много-много ре бят. Только печально, что ав тор не увидит эту книгу: бо льше года, как его нет в жи вых. 7 сборника хорошее назва ние -г- «В гости к другу». Во шли в него стихи из первой книги Т. Дмитриева «Усатое солнышко» и новые, опублико ванные в последние годы в журналах «Работница». «Кре стьянка», «Подъем» и в пери одических изданиях Всесоюзно го общества слепых, членом которого был автор. Книга получилась умной и веселой. В лучших ее стихах есть энергия радости, искрен няя увлеченность, озорная фантазия, добрый юмор. В дважды волшебной области — в поэзии (!) для детей (!) все высокое определяется уров нем личности «волшебника». Быть чуду или не быть за висит прежде всего от того, действительно ли перед нами волшебник со всей суммой ка честв, необходимых для испол нения его «служебных обя занностей» -— ум, доброта, бескорыстие, — или ж е мы по пали к фокуснику средней ру ки, запутавшемуся в лентах ДОБРЫЙ М И Р и мелочных личных соображе ниях. Тихон Дмитриев был по ха рактеру добрым, открытым, мягким и чрезвычайно скром ным человеком. Мы почувству ем по стихам, что автору очень естественна была рабо та в детской поэзии, он в ней психологически свободен: ,не вымучивает радость, а раду ется, не декларирует любовь, а любит, не имитирует увле ченность, а самозабвенно ув лечен: Мне козлик очень нравится За то, что озорной, За то, что он бодается С сестренкой и со мной. Лучшие стихи Тихона Дмит риева подлинно поэтичны. В них нет заданности, предвари тельной установки на поуче ние, наставление, воспитание. То, что в конечном итоге ока жется педагогикой, присутст вует в самой интонации, в ды хании стиха. Стихи являются фактом поэзии и именно в этом качестве учат, воспитывают. Причем, это —- воспитание до бротой, оптимизмом, искренней веселостью. Папа делает скамейку. Помогает и Андрейка. Интересно помогать, В землю гвоздики вбивать. Общая мысль этого сборни ка — радость открытия уди вительного, светлого, разно цветного мира, воспитание бе режной любви ко всему живо му, чувство надежной защи щенности добротой и любовью. Чудо — научиться ходить, радость — громко стучать мо лотком, трепет — впервые прикоснуться к щенку. Так воспринимается мир в детстве. Потом мы всю жизнь ходим, ходим, стучим молотками, хо рошо еще, что не совсем рав нодушны к «братьям нашим меньшим», но ощущение празд ника часто и многими быва ет потеряно. Найти и не те рять праздник помогут нашим маленьким согражданам стихи Тихона Дмитриева. И. ЗАВРАЖИН, ответственный секретарь Липецкой писательской организации. Иван ХАРИН Г Р О З А Трепещут дух и плоть лозы. На полуноте смолкла птаха. И никому не спрятать страха во время пасмурной грозы. Разрозненные дерева спешат вдавить в суглинок тени. И стать готова на колени за палисадником трава* А замутненные пруды не пропускают отраженья. - И толпами стоят растенья в недоуменье у воды. Летит со свистом тучный град на скособоченные зданья. И там, где теплится сознанье, сильней свирепствует разряд.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz