Ленинское знамя. 1987 г. (г. Липецк)
3 5 июля 1987 г., № 155 (17 852) ЛЕНИНСКОЕ ЗНАМЯ Наша с тр ана г отовит ся от м етить большой праздник — /О-летие Великого Октября. Этот праздник — красноре ч ив ое подтверждение торжества ленинской политики не рас т о рж им ой друж бы и братства народов нашей Р оди ны зав оев авш их с во боду с оружием в руках. Тесная творческая дружба связывает липецких писате л ен с о мн оги м и поэтами и прозаиками братских респуб лик. Не раз на нашей земле проходили дни литературы и искусства, в которых принимали участие посланцы Укра ины, Каоардино-Балкарской АССР и других республик. Много лет переводит произведения поэтов и прозаиков народов СССР ельчанин, член Союза писателей СССР ихаил Глазков. Они неоднократно печатались на страни цах журналов и газет, в коллективных сборниках. Не давно в киевском издательстве «Веселка» вышла в пере воде М.^ Глазкова книга детских рассказов классика ук раинской литературы Михаила Коцюбинского. Завершен также перевод поэмы казахского поэта Н. Шакенова «Время и человек». Сегодня мы знакомим читателей с творчеством поэтов и прозаиков братских республик в переводах М. Глазкова. К 70-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОГО ОКТЯБРЯ И Д Р УЖ А Т НАР ОДЫ ОТЧИЗНЫ , К АК В ПЕСНЕ С Т Р ОК А С О СТРОКОЙ тптты спиши Э ТО ОН и есть. Наше му отцу нет еще и восьмидесяти. Здоро вья он, слава богу, не плохого, и сварит сам, и по несет что, и около хаты что- нибудь сделает... Он уже и сам забыл, ко гда торговал на этом база ре, но сегодня, как видите, приехал и слоняется от ма шины к возу, от воза к ма газину и так далее. Очевид но, отец выбрался, чтобы поинтересоваться, посмот реть, что люди продают, по какой цене, послушать, про что говорят, какая местная мода пошла на харчи да на одежду или же самому что купить. ...Гляньте, как долго он приценивается к сапогам. Возьмет или не возьмет? Возьмет, видно, потому как колупает ногтем подошву—• хорошо ли прошита, как ощупывает голенища, пере дки, ранты, залезает ру кой в середину — нет ли ка кого рубчика, или может вы лез гвоздь из подошвы, — достает деньги. Покупает. Перевязывает бечевкой, пе рекидывает через плечо и сейчас пойдет покупать мо роженое. Точно: видите, под ходит к лотку. Батьку на шего хлебом не корми, а дай ему мороженое. Покупает. Теперь он будет есть его, идя по базару... Куры, гуси, утки, подсвин ки и поросята, а кабаны ка кие! Спрашивает: почем? Не возьмет, а спрашивает. Де ньги, правда, у йего есть и на кабана, но на что он ему сдался: кто того кабана бу дет есть?.. Отец снимает с плеча са поги и опять начинает, как видите, разглядывать их, нюхать, ощупывать: добрые сапоги и опять же—не такие уж и дорогие. • На две зимы хватит. А может, и на три..: Погодите, отец что-то за метил. Что же это он заме тил? Ага, за тем вон возом идет корова на продажу: и рога, и вымя, а ноги под нею, как под доброй девкою. Посмотрите, как батыра ук радкою наблюдает за той коровой. Наш отец —пастух. Ско лько он себя помнит Шсколь- ко мы его помним — наш отец пасет стадо. Пасет кол хозных и соседских коров, живет в достатке, телевизор имеет, пасеку, колодец вы копал возле хаты, чтобы на гору воду не носить. Про нашу хату вам расскажет мой меньшой брат, так как мне нашу хату не видно, а брату видно... Теперь, потому что отец трогается с коровой дальше, к селу, я передаю слово сво ему меньшому брату, ибо он эту дорогу знает лучше меня, так как эта дорога и село, и хата, как бы сказать — уже его владения. ...Наша хата крайняя в --селе. Вон т& она и есть. Фу ндамент и стены уже старые Микола ВИНГРАНОВСКИЙ М АШ О Т Е Ц Р а с ск а з Так вот, пока мы говори ли про батькину профессию, а уже он ведет симменталку по дороге из райцентра в наше село, домой, охапка се на под мышкой. Зачем она ему? Молоко и сметана, ма сло и сыр ,у него в погребе не переводятся. Однако — купил. Купил так купил, мо жет, ему веселее будет, как бы там ни было, а когда скотина зимой в хлеву жар ко дышит, то все.таки забо та. А забота —дело великое. Вот видите братскую мо гилу? Возле этой могилы отец пустит корову попас тись, а сам сядет и закурит. Так оно и есть. Корова па сется, отец курит, ветер, со лнце, а в той братской мо гиле лежу я, его старший сын. Я лежу в той могиле, награжденный посмертно вместе со своими товарища ми. Мы бились, как нам ка жется, на совесть. И хотя победили уже мертвыми, как говорится, смертью смерть поправ, однако дело сейчас не в этом: солнце, ветер, корова пасется, наш отец курит. Пусть себе ку рит на здоровье. Когда-то мальчишкой я любил кро шить ему табачные корешки. Но теперь наш батька табак не сеет, да и меня уже дав но нет. —хату ставил еще наш дед. Все время она была под со ломенной крышей, а недавно отец покрыл ее шифером. Сейчас отец привяжет ко рову к березе возле хаты. Потом вытянет из колодца ведро воды, напьется и даст напиться корове. Видите, отец привязывает корову к березе. Береза — это я. В бою за родное село я погиб и вы рос около нашей хаты бере зой. Батька не знает, что эта береза —я, его средний сын... Сказать отцу, что я —это береза, я уже не мо гу, ибо листья мои не гово рят по-человечьи, с ветром или с дождем —то дело иное. Однажды, „-«.когда еще отец с горя выпивал, сел он с со седями вот тут, подо мною,— про то, про се говорили, где у кого чьи дети, на шахтах или в городе, а батька возь ми да и скажи: нет у меня, кроме стада, никого, вот допасу до зимы да спилю эту березу и вытешу себе гроб из нее, помру, а хату передам в колхоз. Страшно стало мне от тех баТькиных слов. Хотелось мне той но чью засохнуть или скрыться от хаты подальше в степи, но куда тут скроешься... А сапоги отец и, правда, купил добрые. Вон заносит он их в хату. Открывает су ндук, обертывает сапоги га зетами и кладет до осени. В том сундуке на дне лежат наши фотокарточки. Ночь. Отец спит. С той поры, как я стал березой, я не могу заснуть. Всегда в моих листьях то ветер ночует, то снег, то мороз, и гнездышко на мне дрожит одинокое... Скоро выйдет солнце. Отец уже умылся. Напевает, доит корову. А вот он уже на скотном дворе. Доярки сливают молоко в бидон, отец здоровается, настроение у него чудное: корову, сапо ги купил. В кармане батьки- ного плаща транзистор му зыку играет. А как селом будет гнать стадо, транзис тор будет играть гимн, по том расскажет, что на све те происходит, выгонит отец стадо за село — транзистор начнет передавать физзаряд ку. Так оно и есть. Теперь, когда уже отца за селом не видно, то вам про него рас скажет наш последний, наи меньший брат. ...Меня нет. То есть, вот это поле, на котором наш отец пасет Стадо, я и есть. Мой самолет взорвался в воздухе, и я осыпался на землю пеплом, так что ни могилы у меня нет, ничего. Ходят вот сейчас по мне ко ровы, на травке пасутся, а наш батька садится на ка мень и начинает завтракать. Надо мною пролегает меж континентальная воздуш ная трасса. Зимой самолетно го следа не видно, а сейчас видно: белым следом своим самолет словно прострачива ет небо, делит его на две по ловины. Вот под этим пере- половиненным небом и пасет наш отец свое стадо. А я уже свое отлетал, и в этих полях я стал пшеницей, гречихой, кукурузой. В этих полях лежат нас целые по коления... Отец позавтракал, огля дывает свое стадо и закури вает. Ну и пусть себе курит, только бы на здоровье. С украинского, Отзвучали слова, И оркестр отрыдал. Только сердце гнетет, И не гаснет беда. Ордена боевые В музей отданы, Их сияньем полны Экспозиции зала. Схоронили селом Ветерана войны, И открытка по почте еуго Не застала. У братов Орешечков Заплаканный взор. На поминки зовут, Мол, причина такая. А. в открытке — Опять приглашение на сбор: Ветераны войны Побратимов скликают. Отовсюду сберутся Герои Днепра, Микола НЕГОДА СОВРЕМЕННАЯ БАЛЛАДА Владимир ЗАДОРОЖНЫЙ МАТЬ Вьется по ниточке Хмель у окна, Пахнет корою черешен Весна. Мать все глядит и глядит В синь дорог: Пашет меньшой . Где-то там перелог. Май не скупится На запахи трав. Косы ей нежит, Полощет рукав. Ветер донес вдруг С нездешних долин: «Год сорок пятый, Далекий Берлин...». — Сынку! —- И тихо скатилась слеза. Пусто... Лишь даль озарила гроза. «Слышу!». — Старшой ей из давних боев. Не дождалась больше мать Его слов. ...Смотрит и смотрит она В синь дорог: Пашет меньшой Где-то там перелог. С украинского. Нафтулла ШАКЕНОВ ВРЕМЯ И ЧЕЛОВЕК И з п о эмы Как белый снег предгорий, Жизнь чиста. Душа моя добру всегда открыта. И, отличая белые цвета Р т черных, Я со злом иду на битву. Плечом к плечу со мною Стих встает, И день грядущий и светлей, и выше. И, кажется мне, легче груз забот, И я батыром в путь-дорогу вышел. В желании творить одно добро Родной земле, На ней живущим людям, Не знаю я покоя. И перо Не ведает его. И так до смерти будет. Как жеребенок к матери своей, Ты льнешь к земле. Тебе, дарящей ласку. И нет ее любимей и родней. И нет ее щедрее и прекрасней. И ты доволен, проливая пот Над стройками и хлебными полями, Любуясь тем, Как молодо цветет Она кругом садами, тополями. „ И тучные поля, и те сады, И тропы, Где когда-то спотыкался. Хранят твои горячие следы, А значит, здесь навечно ты остался. Не занимать мне мужества в пути. Жизнь — высота, И этой гордой выси Достигнешь, нет ли, Только ты иди — Все от тебя лишь, человек, зависит. Порой сомненья мучат, 1 ак ли. жйл, В груди, как угли, на себя досада: То временем порой не дорожил, Там поступил не так, глядишь, Как надо. Но чести не пятнал я никогда. Мы выросли, Не зная ни корысти, Ни зависти — От честного труда И мысль чиста, Что в летний ливень листья. О, друг мой! От тебя я не таю Ни помыслов, ни слов, Ни даже взгляда. А вечный поиск нас роднит в строю, — И только так на свете жить нам надо. Сегодня из аула получил Я от отца письмо В простом конверте. И словно бы незримые лучи Проникли в сердце, верьте иль не верьте. Мне скоро уже восемьдесят, сын, А хочется и правнуков увидеть. Хочу, чтоб сад мой не терял 1 красы, Чтоб не был на меня никто в обиде. Я повидал немало на веку! Все не вместит твое * стихотворенье. И радостно мне ныне, старику, Глядеть на землю в мире и в цветенье. Я знаю цену миру, верь солдату, Что трижды искалечен был войной. Обязан жизнью старшему я брату, .Что с поля брани не пришел домой. И ты обязан, И твой сын обязан, И те, кому на свет прийти черед. Забвенью в наши души,путь заказан, В долгу пред павшим весь \ грядущий род. И беспечально я гляжу крутом, Мечты достигли все-таки вершины! Теперь бы еще знать, Что отчий дом Джигиты населяют и мужчины. Да-да, джигиты, чтобы высоко Несли над головою знамя чести, Не жили бы бездумно и легко, К корысти не стремились бы и к лести. Запомни, сын: Достоин славы тот, К тому она приходит, как награда, Кто проливает в жизни честный пот Над нивами или кистью винограда. С казахского. Юрий АИДАШ К РОДИНЕ Проходят дни мои, и я люблю сильнее, Как верный сын тебя, моя земля. В твое лицо гляжу я все нежнее, И гордостью полна душа моя. В волненья вижу я под ветлами густыми Деревню, где и мой родимый дом. Я слышу речки шум в рассветной стыни, Моторов рокот в поле за холмом. И шелест спелой ржи, и у речной излуки Напев рожка не канут без следа... И льются прямо в сердце эти звуки, Сплетаясь в песню мирного труда. О, Родина! Пока живу, дышу я, Пока хожу по дедовским следам, Я сохраню любовь к тебе большую И, словно зиамя, сыну передам. С чувашского. Михайло М а с л о п о л и т р у к и В одном строю, зато на правом фланге, Хоть тоже смертны — но политруки, Они под пули, полные отваги, Бросались всюду первыми в штыки. И силою живого их примера Срывались роты в бой и крутоверть, В солдатском сердце зарождалась вера В победу, презирающую смерть. И мы пришли к ней, долгожданной, вскоре, Хотя дошли не все политруки На поле боя — поле вечной скорби — Под ясным солнцем зреют колоски. С украинского. Юрась С В И Р К А «БУЛЬБА» В ЧЕБОКСАРАХ Я помню: после гимнов трубных, Букетов и приветных слов Оркестр чувашский грянул «Бульбу», Ударил так, что «ц- будь здоров! И вмиг представилось в •народном Мотиве, близком и родном, — Как бы под Витебском чиль Гродно Стою на поле бульбяном. Сдается, я не на вокзале — Средь партизанских шалашей. Где от врагов обороняли Нас руки добрых чувашей. Как будто снова я взираю На год засушливый, когда Из моего лесного края Составы с бульбой шли сюда. Дары моей земли — отрады Видать с кошелок и буртов. И, как распаханные гряды, Раскрыты лущи для братов. Венчают дружбу не бокалы, А с квасом пенистым ковши, И измеряют не Байкалом, А глубиной своей души. Она у нас такого склада, Что в сердце каждом через край. Не ограничена декадой — Ей только вечность подавай. И здесь, где все так видеть любо. Гостей приветствуя, оркестр Играет лихо нашу «Бульбу», Возносит дружбу до небес. С белорусского. Ион ВАТАМАНУ ВСЕМ СЕРДЦЕМ Ты — листочек, я — листочек, Два листка объединяешь —г Будет... Знаешь, это что? Деревцо. Ты всем сердцем, я всем сердцем, Деревца объединяешь — Будет... Знаешь? Угадай. Отчий край. Ты — пласточек, я — пласточек, Два пласта объединяешь — Будет... Знаешь? Глянь в поля. То — земля. Ты всем сердцем, я всем сердцем, Ты — листок, и я — листок, Вырос кряжистый дубок. Из дубков — Могучий лес Подпирает свод небес... Ты всем сердцем, я всем сердцем... С молдавского. Андрис В Е Я Н МИНУТУ ПОДУМАЙТЕ... Минуту подумайте, Прежде чем парус ветром наполнить, Минуту подумайте, Прежде чем дальше идти. А дальше — общие тропы, Общая лодка и весла, И общие беды, И общая радость и счастье. Есть что вспомнить бойцам И отцам-командирам. Но не будет средь них Орешечка Петра, Оборвется и нить Меж семьею и миром. И уж некому будет, Как знамя, нести О Победе всю правду Высоко и строго... Порешили тогда Орешечки-браты Снарядить на ту встречу Меньшого в дорогу. И на площади всем Из мальчишеских рук Со щемящею болью Листочек поведал: «Орешечко Петро, Орешечкова внук, Ото всех Орешечков Приехал за деда». С украинского. Р а сска з Василь МАРСЮК Всегда ведь мало последних, Намного меньше, чем первых. Минуту подумайте, Мужество все соберите. Живите, чтоб каждый час, Каждый день Был в вашей жизни Будто один-единственный. С латышского. Ахсар КОДЗАТИ ВЕЧЕР В ГОРАХ Солнце за вершины Спрятало рога, На холмах заснули Желтые стога. Смолкло все. В овраге Слышен шум реки. Кто там в черной лодке Прячет огоньки?.. Тихо льется вечер На скупой костер, Словно из пещеры Выйдя на простор. И звезда-малютка, Первая из звезд, К душам от Вселенной Пролагает мост. С осетинского. КЛУБНИКА — Э-э... Никак опять в Чер кассы собираемся? — послы шалось за спиной Степана Кар повича, который споро хозяй ничал на клубничной гряде, что длинной полосой тянулась через весь огород. — Да думаю вот... — Степан Карпович поднял отяжелев шую голову, и, бросив взгляд на свое подворье, где стояли две хаты, одна — старая, под соломой, другая — недостро енная, ослепительно сияющая оцинкованным железом, по вернулся к тому, кто спраши вал, и на вспотевшем лице промелькнула улыбка, то ли от мысли, что собирается-таки ехать, то ли от возможности перекурить, малость погово рить с соседом; — Моя тоже опять собра лась... А у меня, вишь, чирей уселся, — пожаловался сосед и дернул длинную веревку, на которой вел попастись корову. — Не будь его, проклятого, разве я сидел бы сейчас дома крячкою? Давно бы в Киев скатал... Почем продавалц-то вчера? — Да по два рубля, — пу стил Степан Карпович медли тельное облачко дыма. — Тоже деньги... А я, быва ло, в Киеве по четыре брал... Степан Карпович в ответ лишь кашлянул, краем глаза следя, как от подворья направ ляется к ним Мотря. — А вы, Дмитро, взяли б на веревку и курей своих. Спа су от них нет, — еще издали пошда она в наступление. — Да оно что наши, что ва ши, — одна саранча, — лени во огрызнулся Дмитро и, ви дя, что разговору конец, повел корову дальше, мимо огоро дов. А Степан Карпович с Женой склонились над гряда ми, выбирая ягоды покрупнее, но не перезрелые, чтобы не потекли в дороге. Когда две порядочные корзины были на полнены, жинка засуетилась возле третьей — для себя: де скать, тоже собирается завтра поехать на базар. Это удивило Степана Карповича — кто-то же и за хозяйством должен приглядывать. Но Мотря стоя ла на своем: •поедет, и все! Надо кое-что купить, а за ско тиной соседка приглядит. С огорода ушли поздно, ко гда уже смеркалось и над ухом начали зудеть комары, ожившие после дневной духо ты. Степан Карпович при све те лампочки, что висела у входа в хату, завязал марлей корзины с клубникой, готовясь в город. Ему, по правде, не очень-то нравилось базарнича- ние. Как-никак он все-таки ин валид, получает пенсию. Да и от земли уж почти отвык: по сле войны долго жил в Дон бассе. Всего года три, как вер нулся на осиротевшую отцов скую усадьбу. К тому време ни поставленная еще дедом ха та чуть ли не по окна осела. И надумали они строить но вую. И невелика вроде строй ка, а деньжонки тянет. Вот и приходится ездить с ягодой. Попарив ноги в хвоще, что бы не ныли, Степан Карпович выключил свет и лег. Но тут же поднялся снова, снял пид жак, в котором собирался ехать на базар, отцепил^ ор денскую колодочку, а то спо заранку за суматохой можно и позабыть. Эту колодочку он любил, как память о военной юности, всегда носил ее, и она словно прикрывала его серд це, под которым засел немец кий осколок. По молодости-то особо и не домнил он о том ранении, но однажды, в шах те, когда тяжелое поднимал, сдвинулся осколок с места •—• и пошел Степан валяться с ним по больницам. ...Как приехали односельча не гуртом, так и заняли сво им товаром чуть ли не весь длинный прилавок. Кое-кто, кроме клубники, прихватил еще и черешни, молодого чес ноку и луку. Степан Карпович ничего та кого не возил: стеснялся. А клубника — иное дело, дели катное, ею не каждый день занимаешься, неделя-другая в году — и все. Не торопясь, снял с корзинки марлю, сквозь которую местами проступал ягодный сок: потрясло-таки в дороге. Рынок жил своей гомонли вой жизнью, и захваченный его ритмом, Степан Карпович уже не сердился на Мотрю, что увязалась с ним. Даже чув ствовал удовольствие от удоб ства: он взвешивает и тут же переговаривается с покупате лями да с ближними соседя ми, а она деньгами занимает ся. Клубника шла по хорошей цене, и уж из двух корзин ягоды перекочевали в целло фановые мешочки и сумки покупателей, заканчивались и в Мотриной корзине. Степану Карповичу захоте лось теперь пройтись базаром, не спеша выпить пива, заодно и шляпу соломенную поискать, а еще хотел Мотре принести мороженого на длинной па лочке: любит она холоднень кое. Он и сказал ей об этом, однако та неожиданно запро тестовала: если идти, то вме сте. Степан Карпович аж рас сердился. А Мотря свое: — Что? Со мной-то идти не хочешь? Небось к этой собрал ся? — Какой такой этой? — А кому ты позавчера свидание тут назначил? Еще и клубники даром дал. Ближние соседи стали при слушиваться к их | разговору, особенно Василина, Дмитрова жинка, время от времени бро савшая на Мотрю многозначи тельные взгляды. — А-а... — понимающе ус мехнулся он, прищурившись, будто удовольствие испытывал от того, что разгадал причину непонятного поведения жены. И сразу вспомнил о том, что произошло тут позавчера. Тогда, уже к концу их тор говли, одна покупательница подошла к прилавку и спроси ла у Василины, сколько стоят ягоды. — Три! — коротко выпали ла та, с хозяйским достоинст вом глядя на свой товар. — Ох, вы и запрашиваете, тетенька! — скупо улыбнулась молодица. — Погнула бы спину С утра до вечера, узнала бы. почем эта сладость. — Да я не для себя —- в больницу надо... — А нам какое до этого де ло?! — передернула Василина плечами. Степану Карповичу от тако го разговора стало неловко, как будто соседка ответила этой женщине и за него. — Идите-ка сюда! — позвал он молодицу, чем-то похожую на фронтовую медсестру, вы несшую его с поля боя. — Вам сколько? Хоть мои и не такие роскошные... — А у вас почем? — недо верчиво взглянула на него женщина. Степан Карпович на миг за мешкался, хотел сказать, что дает без денег, если для боль ного, и уже быдо руку энер гично поднял. Но тут ж е сооб разил: таким образом он нару шит базарные правила, да еще в кругу односельчан. — Берите за рубль! — он резко опустил руку. Молодица улыбнулась и по дала трояк. Степан Карпович хотел дать сдачу, но двух руб лей не нашлось. Попросил одолжить Василину, однако та, даже не коснувшись своих денег, буркнула сквозь зубы: «Нету!» Сосед справа *— щуп ленький, одноглазый Панько — пошарил для вида в кошель ке и, отводя глаза, промолвил: «Нету! Нету!». Степан Карпович понял, что ему мстят, и даже с удоволь ствием вернул женщине день ги. — Берите за так, коль в больницу! — почувствовал он облегчение и добавил, нев зирая на то, что ближние од носельчане навострили уши: — Приходите, если надо, еще! Послезавтра буду... И начал уже Степан Карпо вич рассказывать Мотре, что произошло в прошлый базар, как из толпы неожиданно вынырнула и остановилась пе ред, их весами та худенькая покупательница. —• Здравствуйте! — попри ветствовала она Степана Кар повича, . как старого знакомого. —• А я уже дважды базар обхожу, насилу нашла вас. — А что ж у других-то не взяли? Иль наши ягоды медом намазаны? — ехидно спросила Мотря, посверкивая карими глазами в спокойные глаза женщины. Покупательница догадалась, кто перед ней, и стала оправ дываться, что она пришла от дать долг, что этот дядечка был тогда такой добрый. Ста ла рассказывать, что уже вто рой месяц ходит в больницу к сыну, курсанту-пожарнику: «Гасил огонь, рвался все пер вым, и очень обгорел...». Но, видно, недостаточно убеди тельными были аргументы, ибо Мотря ладила свое, гово ря, что к таким вот добрень ким, как ее муж, и цепляются всякие... Степан Карпович попробо вал было погасить запал жены, она и его уколола: — Ты "Всю корзину ей от дай. Да еще домой пригласи! Соседи снова навострили уши. А Василина, торжествуя, аж расцвела. Вот, мол, смот ри. Что я говорила?.. Женщина растерялась, быст ро протянула Степану Карпо вичу рубль, но тот отвел ее руку, сказав, что она однаж ды уже расплатилась. — Подставьте что-нибудь.» Он снял тарелку с уже взвешенными ягодами. — Для вашего геройского хлопца. Пусть скорее поправляется. Женщина благодарно взгля нула на него, но ягод не взя ла. — Спасибо за доброту. Вам и так попало, — и, положив рубль возле корзинки, быстро отошла от прилавка. — Ишь какая! — аж прич мокнула ей вдогон Василина. — Еще и деньгами бросается... Возвращались домой рано. Ехали в автобусе знакомой Каневской дорогой. Ехали молча. Мотря пыталась заго ворить, как-то загладить свою вину. Но муж — ни слова. Отрешенно сидел у окна, сколь зя опустошенным взглядом по обочине дороги и чувствуя, как в груди, обжигая, нара стает бодь. И все острее, ост рее... С украинского.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz