Ленинское знамя. 1985 г. (г. Липецк)

26 м ая 1985 г., № 120 (17 217) Л Е Н И Н С К О Е З Н А М Я Э Л И Т Е Р А Т У Р Н А Я С Т Р А Н И Ц А Але кс ан др ВАСИЛЬЕВ Глеб ГРИДИН ОРЁЛИК Комбайнера Ар х ипова дома, конечно, не оказа лось, и нам пре дстояло найт и его в по ле. Мы прошл и на ток, чтобы до­ ждаться машины, которая от­ вез ла бы нас т у да. — С коро ли она придет? — спросил отец у приемщицы зерна. —'Так ведь по нынешнему урожаю и ездки, — ответство-' вала дородная весовщица. — Все зноем спалило. Вот и ездки редки. Но скоро должна быть машина от Архипова, не от од­ ного его комбайна возит Вик­ тор Чурсин. Урожай и в самом деле был беден. Это было видно по бур­ там ржи, пшеницы и ячменя, сортируемыми на току. Через полчаса пришда маши­ на от Архипова, и мы помча­ лись на Черниговское поле, что за Моховатым прудом. Все трое уместились в кабине. Шо­ фер говорил не без досады. — И чего о нас нынче пи­ сать? Урожай обычный для за­ сушливого лета. Васильки да осот. Теперь, прежде чем бун­ кер заполнится, часа два про­ ждешь. Думал на «Жигули» заработать, да ничего не вы­ шло. Сегодня и уборка вся кончается... Принимай коррес­ пондентов, Павлыч! ■— еще издали крикнул из окошечка Виктор. — Ну, Орелик, ты пока тут без меня управься. Вот тебе и помощник. А . мне с человеком поговорить надо, — обратился комбайнер к веснусчатому и ясноглазому пареньку, спрыги­ вая с «капитанского мостика», и обращаясь ко мне, проговорил: — Хочешь подержать баранку? Тогда полезай к Володьке в кабинку. Отец с Архиповым сели на краю балки, поросшей жест­ кими бессмертниками, беседо­ вать. Я спросил помощника комбайнера: — А почему тебя Ореликом зовут? — Орловы мы, вот Ореликом и кличет, чего ж тут не по­ нять? — обернулся ко мне Во­ лодя. — Хочешь поводить ма­ шину? Держи баранку. А если опасаешься, что споткнешься, давай вместе. Становись рядом и клади ладони подле моих. Я робко взялся за баранку, но машину слегка подкинуло на спекшейся глудке, и я инс­ тинктивно ухватился за руль со всей крепостью. Крутилось мотовило: делови­ то сновал под шнеком жатки нож, собирал со всего захвата жатки и подавал стебли с тще­ душными колосьями под свои стальные пальцы шнек; захва­ тывали и клали свою скудную поживу на транспортер наклон­ ной камеры расторопные ус­ лужливые пальцы шнека; и тот бесстрастно препровождал колосья под приемный битер к барабану. Деловито смолотятся в барабане колосья. При помо­ щи подвижной системы особых клавишей часть зерен просы­ пется в подбарабанье, часть стряхнется на грохоты и реше­ та. Беспрерывно нагнетается вентилятором сухой жаркий воздух. И гонит его упругая струя через решета, решетный стан, приемную доску и элева­ тор вышелушанное и отвеянное от пустого колоса и стебля зерно в заветный бункер, от­ куда оно ссыпется через рукав в кузов чурсинского самосва­ ла... Обо всем этом рассказывает мне тут же, на капитанском мостике, вихрастый, с невыго- раемыми веснушками, хороший парень Орелик. Умная машина — комбайн «Нива». Как говорится — рабо­ тай, не ленись, крепче держи баранку, молоти да молоти хлебушко, вози да вози его на СВЕТЛОЙ БЫТЬ Так хотелось мне на свете светлой быть, научиться всех жалеть и всех любить, имя, выбранное мамой, оправдать. долго траурных одежд не надевать. Но чем совестней старания мои, тем все горестней страдания мои. Не успеет друг родной руки подать, как беда с бедой сестрою станут звать. Отодвинусь от одной — другая здесь. Тут спасут — а там несут дурную весть. Страх несчастья сердце гложет, душу ест, будто перст судьбы на мне поставил крест. Но ведь даже самый сильный, самый злой рухнет запросто под тяжестью такой. Я-то, слабая, не этого боюсь, а того, что не сломаюсь — надорвусь, а того, что свет в себе я погашу и в потемках никого не пощажу, как незрячая, сквозь все и всех пройду, превращусь сама в ходячую беду. Недолго жить в заманчивых садах. ток. Да не тут-то было, одна­ ко. Вот и ездки все реже. Ког­ да-то там наберется полный бункер зерна с такой опален­ ной бездождицей жнивы... И соломы За архиповским ком­ байном, как и за другими — так, самая малость. Возвращается Николай Пав­ лович. Он, с худощавым, исто­ вым и тонким ликом, на кото­ ром выделяются искрящиеся и одновременно припечаленные серые глаза, представляется мне сросшимся с этим воспален­ ным полем, с его окаменев­ шими ячменными зернами и переплавленной в прах почвой под ногами. Мне не хочется уходить с капитанского мостика комбай­ на. Я уж е сдружился с Орели­ ком, спрашиваю его о самом главном для себя. И, наверное, для него самого тоже: — И давно ты на жатве в каникулы работаешь? Почему ни в лагеря, ни на море не уезжаешь? — А куда уезжать? У нас тут пруд Моховатый лучше всякого моря. И вода-то в нем, поди теплей, до дна прогрева­ ется. Да и на море за лето триста рублей не заработаешь. А я уж тут четвертый сезон Павлычу помогаю. Мопед ку­ пил. «Спидола» имеется. Цвет­ ной телевизор для мамки соби­ раюсь достать. Из окна кабины отлично бы­ ли видны сверху все окрест­ ности: пруд Моховатый, живот­ новодческие и хозяйственные постройки совхоза «Ульянов­ ский», далекие серебристые, как ракеты, сенажные башни, просторные поля и леса по обе стороны Дона... Далеко из травы метнулась в сторону разбуженная «Ни­ вой» глазастая птица, должно быть, сова или филин, выбежал почти из-под самых колес ушастый заяц, завис над куро­ паткой или косым хваткий кор­ шун. Накатило чабрецовым ду­ хом со стороны лога. — А ты это можешь только в кино увидеть да обо всем этом лишь в книжке прочесть. А почувствовать и не почув­ ствуешь, — улыбнулся Воло­ дя. — Ну да . ладно, заговорил­ ся я с тобою. Вон твой отец идет. Да и Павлович отмашку мне делает: коси, мол. Навер­ но, на Моховатый купаться поедете. Он у нас, Павлович, любит всякие там интервью на пруду, давать. Плывет, а сам разговаривает с тобой. Двад­ цать лет он в совхозе, а рань­ ше целину в Казахстане под­ нимал. У него и орден Ленина есть, и «Москвича» ему бес­ платно государство выделило... Бункер заполнился зерном. Я смотрел, как оно перелива­ ется в подъехавшую машину и думал, каким сладким и сыт­ ным представляется Орелику добытый собственными руками хлеб. Николай Павлович пригласил нас с отцом к себе, угостил парным молоком с медом и яб­ локами из своего сада. — А правда, что Володя четвертый сезон с вами работа­ ет? — спросил я у комбайнера. — Скромничает Орелик наш, — с отцовской нежностью от­ ветил . Архипов. — С девяти лет он с комбайнами дружбу водит. Про него и в «Правде» писали, и грамоты ВДНХ он заработал. — И, посмотрев на отца, убежденно добавил: — Не о нас, а о таких вот, как Володя Орелик, писать надо побольше. Ведь такие парниш­ ки — будущее нашего села, И я решил рассказать об Орелике из села Бутырки, что в Задонском районе, в лесном и полевом верховье Дона — знаменитой реки. Знаменитой не только на целую страну, но и на весь белый свет. недолго птицей вольной притворяться, Пора, пора в дорогу собираться — напоминает ветер в проводах. Ловлю слова о счастье, о добре — в устах чужих они других не хуже. Затягиваю ремешок потуже, чтоб продержаться в сту же, в декабре. Когда земля промерзнет до корней и ты продрогнешь с ней до всех поджилок, тогда не до ухмылок и ужимок: поступки тверже,, помыслы ясней. Не прочь порой порассуждать иной о тяготах мирских — где на поверку не дует снизу и не каплет сверху... Вот тут и говорун — почти герой. Что ж, мужичок пошел не простачок устойчивой породы, без подделки: одни опал с лица — все вроде белки, другой оплыл — грызун, бурундучок. И все ж не этот опыт смысл таит. Я встречу тех, в ком не окостенела движенья радость, страсть служенья делу, с кем разделить дорогу предстоит. Ч ТО Г О В О Р Я Т Д Е Р Е В Ь Я - Считаем мы, По своему незнанью, Что глухи И безгласны дерева. Но как шумят дубы На вечевом собрании! Какие у берез Нежнейшие слова! Как роща тополей. Сражаясь с ураганом, ' Когда он набежит вдруг. Необуздан, дик, Сдвигается плотней, Звучит, гудит органом. Нет, у деревьев есть Таинственный язык. И в старой яблоне У кособокой хаты С тобой я вижу сходство, Моя родная мать, Вы отдавали все, Чем живы, чем богаты, Когда, казалось, нечего Уж было отдавать, Услышу иногда Небрежное «деревня», И узнается за словом Привычный дармоед ...Послушайте, Что говорят деревья. В них мудрость С добротой Копились тыщи лет. Деревня происходит От деревьев. Считалось, что она Отстала и глуха. От этих ж е корней — Эпитет «древний». Такое вот родство У моего стиха. Леонид ШИРНИН СПАСИБО, РУСЬ... Ходит солнце в Поле Диком — Сеет стрелы— На припеке ежевика Разомлела. Это лето таровато Небывало... Мне кукушка долго жить Накуковала. В тишине стоит до ночи Дух полынный... Отыщу перо сорочье Под калиной, — Разомну душистых ягод В теплой горсти, — Напишу об этом песню На бересте И о том, что в жизни лето Раз бывает, — Птицы пусть по белу свету Распевают!.. * * * Отлогий берег, выцветший песок, А на песке — лосиные следы, Идущие к реке наискосок; И квелый хвощ. И ветер от воды... Гляжу, как солнце золотит кугу, Стогует день над лесом облака... ...А брат ушел: пошарить на лугу Гусиное перо для поплавка. » ...Спасибо ж, Русь, за то, что нет войны. За чистый свет целительных дубрав, За что хранишь под сенью тишины Исток любви. Гармонию добра... * * * \ ; Терпко пахнет сосною и дубом, Вянут тени над зыбью полян. Солнце, словно малиновый бубен В тонковейный скатилось туман. До свеченья земля разогрета. По низинам звенит мошкара, И сухое, медовое лето Невесомо течет у двора. И, сбегая в долину отлого, Где цветковое бродит вино, — Небеса отражая, дорога, Под колесами ткет полотно... * * * В небеса метелицу, — завей-ка, — День весенний, от черемух бел!.. ...Застолбил три сада соловейка, Хворостину каждую опел... И свою задачу понимая. Всех ревнуя к родине своей, — Так он славил наступленье мая, Как чужой не смог бы соловей!.. Вячеслав ДЕНИСОВ ПОТОК Ружейный залп. Святая тишина. На площади, заполненной народом, У обелиска буйствует весна. Сороковая, с памятного года. И устремляясь в неба синеву, Из Моцарта торжественно печально, Звучит хорал, усилив тишину, Не нарушая святости молчанья. Людской поток. Пурпурные , цветы. Ложатся памятью к подЛзжью обелиска, Глаза людей правдивы и чисты. В них боль души я вижу очень близко. Под обелиском в вечной тишине Солдаты, не дожившие до ныне, Я стал годами старше / их вдвойне, Они навек остались молодыми. Светлана МЕКШЕН 80 Л Е Т СО Д Н Я РОЖ ДЕНИЯ М . А . ШОЛОХО ВА Ростовская область. 24 мая исполнялось 80 лет со дня рождения М. А. Шолохова. На Верхнем Дону, на роди­ не писателя, открылась юбилейная экспозиция. Скоро здесь будет создан Государственный музей-заповедник М. А. Шолохова. В его составе окажутся хутор Кружи- лин и две станицы Карганская и Вешенская. Десять ты­ сяч гектаров леса, водоемов, лугов войдут в охранную зону музея-заповедника. Природа Верхнего Дона питала творчество писателя, дарила ему часы отдыха. Стани­ ца, Вешенская — один из главных объектов музея-за­ поведника Писатель прожил здесь 60 лет. В Вешенской создавались «Тихий Дон», «Поднятая целина», «Они сра­ жались за Родину», «Судьба человека». В Вешенской же установлен бюст дважды Героя Социалистического Тру­ да М. А. Шолохова. Он смотрит на Дон. На снимках: М. А. Шолохов; в доме писателя Мария Петровна Шолохова, сын писателя Михаил и его жена Ляля, директор музея-заповедника Н. А. Булавин отби­ рает экспонаты для му зея в кабинете М. А. Шолохова. Фото Е. Недери. (Фотохроника ТАСС). Евгения КУЗИНА участница Великой Отечественной войны. К А В А Л Е Р И С Т Конь мой пегий, неподкованный, Незанузданный пока. Унеся во дни суровые Отставного седока. Унеси туда, где жгучие Ветры били наповал. Где с коня по воле случая Замертво я не упал. Где земля, войной изрытая, Воспротивилась врагу. Прикасайся к нёй копытами На ходу и на бегу. С перехваченным дыханием Остановимся на пей В час, когда победным пламенем Вспыхнет отсвет трудных дней. Иван ЛЫСЦОВ Вставай, жеребенок, ты слышишь, вставай: Воробышки нынче с утра раскричались, И солнце встает, как большой каравай, И поле вовсю огласилось ручьями! Мы ивовый лук свой сегодня возьмем, Оттянем его тетиву завитую— И резвой стрелою, как будто копьем, Пронзим облаков череду золотую. Вставай, жеребенок, — чтоб видел и я: Как сам подрастаю я вместе с тобою. Нам вешнее солнце и ветер — друзья, И мы позовем их в дорогу с собою. По ближним улогам и дальним холмам Отправимся четверо (Солнце — чуть выше!) И пусть позавидуют в городе нам, И песню о счастье нам эхо напишет._ Словно от звездочки дальней. Что умерла, не живет, Свет глубины изначальный Весь изошел — а идет. Что-то благое пробиться Снова во всем норовит: Светятся разумом лица, Избы, дубравы, зенит. Зыбок он, свет изначальный. Только работа — идет. Вон за березкой венчальной — Целый уже хоровод! * * * Листья опавшие синей волною колеблет. И до прозренья чиста и ясна глубина! Роща багряная клику прощальному Енемлет. Бледною девою смотрится в воды луна... Все это — наше, российское, если хотите. Там, в междузвездье, печали моей не понять. Птица — и та по-иному в пролетном зените Чувствует смутно родимой земли благодать. Быстро сгорает российское пылкое лето. Скоро на золото вьюга положит запрет... Как не заменит мне родину целая эта планета — Так не заменят мне землю плеяды планет. Сергей ПАНЮШКИН Свинец и день и ночь Прерывисто свистел. Как будто ветер всочь, — В меня Свинец Летел. Я тоже — не слепец, Брал на прицел врага, — Летел и Мой свинец Вдоль жолоба штыка. ...Стоит у верстака Наборщик со свинцом. Летит свинец-строка Противнику В лицо. Мне самолеты детство сберегли. Мечту летать я — взрослый воплощаю. Внизу плывут игрушки-корабли, Когда над океаном пролетаю. О звездах думы детство сберегли: Весной волнуют радужные арки, А летом, отрываясь от земля, Бросаюсь в россыпь звезд с кормы бударки. И сны... И сны мне детство сберегли: За шестьдесят, — а я еще летаю. Через пути, что в детство пролегли, Уверенность и силу обретаю. ЖАВОРОНОК Чуть блеснет апрельский день, Он в кустах не ищет тень. Он спешит под облака. Где и солнца нет Пока. А сверкнут его лучи, — Певуна Петь не учи. Чутким слухом улови Песню Солнцу И любви. ...А за ним, его тропой Взвился коршун На разбой. А певун поет, поет, ( Продолжает Свой полет, Набирает высоту. ...Смерть, — так с песней На лету. Надежда ЗАВЕЛЕВИЧ Я все детство в деревне жида. Раньше часто случались пожары. Ведь соломенной крыша была, А дома были ветхи и стары. На пожар всем бежали селом Даже мы, ребятишки, бежали. Ночью страшен горящий дом, И все вместе огонь заливали. А на крыши соседних домов Мужики посильней становились, Поливали крыши водой. Чтобы эти дома сохранились. А сегодня опасность грозит Ведь не дому, а целой Земле. Как бы вместе пожар потушить. Как тушили мы в нашем селе? А М Е Р И К А Н С К А Я Т Р А Г Е Д Н Я ТЕбДОР ДРАЙЗЕР О ДВУХ ОБРАЗАХ ЖИЗНИ ------------------- ----------------------------------------------------------------- О Теодоре Драйзере совре­ менники говорили, что он при­ вил литературе США «сме­ лость, честность и страстную любовь к жизни». Сегодня, об­ ращаясь к его творчеству, мы отмечаем удивительно актуаль­ ное- звучание его произведений, и вновь вслед за великим пи­ сателем пытаемся осмыслить трагическое столкновение зако­ нов буржуазного мира с жаж ­ дущим счастья и свободы чело­ веком. Американская Мечта об Ус­ пехе манила, обещала счастье и... требовала жертв. К моменту появления «Аме­ риканской трагедии» Драйзер был уже автором нескольких больших произведений. Его первый роман «Сестра Керри» ворвался в спертую и затхлую атмосферу Америки, как порыв неукротимого ветра, знаме­ нуя собой новый этап развития американской литературы. Этот роман вызвал гнев, воз­ мущение буржуазной критики, был признан опасным. Почти весь тираж романа, в котором буржуазное общество увидело «оскорбление Америки», так и остался в подвалах типографии. Писателя обвинили в амораль­ ности, но не она вызвала столь сильное беспокойство. Роман тревожил смелыми кар­ тинами мрачной, поистине му­ чительной жизни рядовых аме­ риканцев. Драйзер хорошо знал эту жизнь. Сын разорившегося мел­ кого предпринимателя рано понял, что такое борьба за существование. Позже Драйзер будет вспоминать: «Я родился бедняком. Бывали времена, когда я в ноябре и в декабре ходил без башмаков, босиком. Я видел, как страдала от нуж­ ды моя любимая мать и, впа­ дая в отчаяние, заламывала руки от горя». В 16 лет он на­ чинает самостоятельно зараба­ тывать на жизнь, проходя свои университеты в трущобах Чи­ каго. Работа Драйзера репортером в течение нескольких лет обо­ гатила его знанием огромного жизненного материала. И по­ тому история молоденькой де­ вушки Керри Мибер, приехав­ шей из провинции в Чикаго в скромной надежде найти свое место под солнцем, становится для Драйзера возможностью «сказать правду, как она есть». Рассказать об Америке без прикрас значило обнаружить «бездонную пропасть, разде­ ляющую слои американского общества». Драйзер сопостав­ ляет положение социальных низов с фасадом американского капитализма — крикливыми рекламами, богато освещенны­ ми улицами, «красивой жиз­ нью», о которой мечтают, пы­ таются Iдостичь любыми спо­ собами многие герои его про­ изведений. В судьбе Керри Драйзер по­ казывает, казалось бы, осуще­ ствление мечты об успехе: в конце романа перед нами пре­ успевающая актриса, пользую­ щаяся благами «красивой жиз­ ни». Но почему тогда так ще- мяще грустен финал, почему успех оборачивается трагиз­ мом жизни? Драйзер с беспощадной че­ стностью отвечает на этот воп­ рос: каждый шаг к успеху, к благополучию сопровождает­ ся утратой лучших человече­ ских качеств. Путь наверх ока­ зывается в равной мере путем вниз, путем морального паде­ ния. В следующих книгах Драй­ зер продолжал развивать ту же тему — тему столкновения американской мечты и дейст­ вительности. «Дженни Гер­ хард», «Трилогия желания» •— это этапы пути писателя, иду­ щего к своей главной книге. В каждом из этих романов опять и опять Драйзер с бесстрашием великого художника обнажал кричащие социальные проти­ воречия капиталистической страны. Писателю были чужды идеалы буржуазной Америки, он жаждал перемен, жаждал увидеть новый мир. Великий Октябрь стал тем мировым взрывом, который до основания потряс все привыч­ ные устои буржуазного обще­ ства. Драйзер с искренней симпатией следил за события­ ми в революционной России, «ищущей новых и лучших форм политического и социаль­ ного устройства». Свою творче­ скую деятельность писатель прямо связывал с влиянием, которое оказала на него рево­ люция в России. Он писал: «К этому источнику света я обра­ щал свои взоры и находил поддержку в вдохновение для творческой работы». В середине 20-х годов США переживают наиболее благопо­ лучный период своего разви­ тия. После кризиса 1920-— 1921 гг. наступила пора частич­ ной стабилизации капитализ­ ма. Буржуазная пресса спеши­ ла провозгласить начало «золо­ того вёка» в развитии страны. «Беден только тот, кто хочет быть бедным», — утверждала «американская мечта». И в это внешне благополучное время Драйзер первым начинает бить тревогу, бить в барабан (одна из его книг того периода так и называется — «Бей, барабан!»). В 1925 году появилась книга, которая наперекор потокам безудержного славословия о «золотом веке» предложила ис­ торию не американской мечты, но американской трагедии. Широко известно, что в ос­ нову романа «Американская трагедия» легли факты судеб­ ной хроники по делу Честера Джиллета, убившего свою воз­ любленную в надежде на более выгодный брак. Но в рабочей папке Драйзера, по свидетель­ ству близких, лежали материа­ лы пятнадцати подобных убийств. Сам писатель уже после окончания работы над романом писал: «Я долго раз­ думывал над этим делом, и мне казалось, что в нем отразились все стороны нашей националь­ ной жизни: политическая, со­ циальная, религиозная, практи­ ческая, эротическая — ведь так типична эта история, и ее ге­ роем мог бы стать любой па­ рень, выросший где-нибудь в проэинциальном городе. Вот истинная правда о том, во что превращает человека жизнь и как человек бессилен против нее». Главным героем романа и становится один из многих мо­ лодых американцев. Драйзер подчеркивает, что Клайд Гриф- фитс обычный, все его досто­ инства и недостатки присущи не только ему, они типичны для Америки. «Как всякий средний молодой американец с типично американским взгля­ дом на жизнь», — так начина­ ется авторская характеристика К\айда. Он ничем не выделяет­ ся среди своих сверстников, как и все, мечтает лишь о том, что предлагает ему в качестве идеала буржуазное общество. Клайд стремится выбиться в люди, достичь стандартного благополучия, пересечь «разг­ раничительные линии между бо­ гатыми и бедными». Клайд усердно усваивает законы бур­ жуазной Америки, покорно следует им, но тем не менее гибнет. Что же делает Клайд Гриффитс не так? Свою мечту «выбиться в лю­ ди», достичь легкой жизни Клайд пытается осуществить теми способами, которые так усердно рекламирует буржуаз­ ное общество — удачная ж е­ нитьба, по мнению героя, мо­ жет, наконец, помочь ему по­ пасть на верхние ступеньки об­ щественной лестницы. Препят­ ствием на этом пути становит­ ся возлюбленная Клайда, про­ стая работница Роберта Олден. Драйзер показывает, как при­ ходит Гриффитс к мысли об убийстве Роберты. Герой рома­ на так и не решится убить воз­ любленную, но гибель Робер­ ты, как и преступление Клайда неизбежны. Преступление Гриффитса явилось следствием противоестественных и пара­ доксальных контрастов окру­ жающей жизни, это преступ­ ление общества, растлевающе­ го души КлаДда и многих дру­ гих молодых американцев ми­ фами о равенстве, великих воз­ можностях, истинном амери­ канском демократизме. История героев Драйзера бы­ ла особенно глубоко трагична, потому что крушение «великой иллюзии» было реальной траге­ дией д\я миллионов людей, уверовавших в нее. Позже Драйзер ставит перед собой задачу вскрыть причины миллионов американских тра­ гедий и показать пути уничто­ жения социальных конфликтов, их порождающих. Так рожда­ ется публицистическая книга «Трагическая Америка», в ко­ торой писатель открыто заяв­ ляет: «Я выступаю не столько против Рокфеллера, Гульда или Сейджа... сколько против си­ стемы». 7 ноября 1927 года Теодор Драйзер лицом к лицу встре­ тился с другой системой. Его приезд в Советский Союз был связан с мучительными поиска­ ми ответов на основные вопро­ сы своей жизни и творчества, а также и на основные вопро­ сы существования американ­ ского народа. Драйзера интере­ совало в нашей стране все. Он отмечал отсутствие нищих на улицах, удивлялся трудовому энтузиазму народа («Я считаю, что Россия, вероятно, станет могущественнейшей экономи­ ческой силой мира» — писал он), констатировал культурный рост советских людей и при этом утверждал, что только эта система учит свободно мыслить. Возвратившись в Америку нашим верным другом, энтузи­ астом социалистического строительства, он напишет честную книгу «Драйзер смот­ рит на Россию», в которой ска­ жет: «Здесь „имеется государст­ во, которое, как государство— видит в- человеческом разуме то созидательное орудие, кото­ рое, будучи освобожденным от догмы и рабства всякого рода, действительно может вывести человека из невежества и ни­ зости к знанию и счастью». В июле 1945 года Теодор Драйзер вступает в коммуни­ стическую партию США. Его письмо Уильяму Фостеру о вступлении в партию является идейным завещанием амери­ канскому народу. «Весь путь моей жизни и творчества логически привел меня в лагерь коммунизма»,—■ писал Драйзер, четко опреде­ ляя тем самым смысл того исто­ рического акта, каким явилось вступление крупнейшего аме­ риканского писателя в ряды коммунистов. Драйзер так оценил победу над фашизмом: «Величайшую роль сыграла в этой победе страна, которая, построив со­ циализм, показала величайший в истории пример тех высот, которые могут быть достигну­ ты свободным народом с верой в себя и во все прогрессивные силы человечества, — Совет­ ский Союз». Как не вспомнить в наше не­ спокойное время мудрые слова Драйзера о значении «единства демократических народов все­ го мира», о том, какую огром­ ную ценность для сохранения мира во всем мире представля­ ет дружба между народами Советского Союза и Америки: «Единство нашей страны с ве­ ликим Советским Союзом явля­ ется одним из наиболее цен­ ных плодов нашей общей борь­ бы, и пусть не осмеливаются ослаблять, его без серьезной опасности для самой Америки». Хочется верить, что никакие силы реакции не смогут утаить от американского народа это завещание их великого сооте­ чественника, в конце жизни заявившего о себе: «Я всегда был коммунистом» О. ОЛЕЙНИКОВА. !