Ленинское знамя. 1982 г. (г. Липецк)
12 сентября 1282 г., К? 212 (16 409) ЛЕНИНСКОЕ ЗНАМЯ ш ш т т т ит я 3 Я ! 1 1 И * • В ПИСАТЕЛЬСКОЙ О Р Г А Н И З А Ц И И В Винницкой области, с трудящимися которой липчане свя заны узами дружбы и социалистического соревнования, сей час проходят Дни литературы, посвященные 60-летию обра зования СССР. Под девизом «Чувство семьи единой» состоя лись творческие встречи в коллективах промышленных пред приятий, колхозов, совхозов, учебных заведений. В Днях советской литературы на Винничине принимает участие липецкая поэтесса Светлана Мекшен. В Липецкой писательской организации состоялось открытое партийное собрание, на котором обсуждены творческие за дачи литераторов в связи с постановлением Центрального Комитета КПСС «О творческих связях литературно-художест венных журналов с практикой коммунистического строитель ства». На нем речь шла об укреплении связи с трудовыми коллективами, о создании произведений патриотического звучания, утверждающих красоту и величие наших моральных ценностей, о работе над художественной публицистикой. Интересными, значительными публикациями в журнале «Подъем» станут новые произведения липецких литераторов — очерк А. Баюканского о выполнении новолипецкими ме таллургами важнейшего государственного задания в ответ на пресловутые «экономические санкции» американского импе риализма; художественно-документальная повесть А . Морга- чева о судьбе семьи Чуносовых — работников совхоза «Куд- рявщинский»; совместная публикация липецких и винницких поэтов под рубрикой: «Дружба народов — дружба литера тур». Ж Сергей ПАНЮШКИН За твистом стихов напускного тумана Послышались ясные песни вдали. Открылась, как утро поэзии, рана На теле избитой войною земли. Рубцуется рана глаголом весомым И модные строки рассыпались в прах. Рубцуется рана поэтом Рубцовым, Не знавшим открытых ранений в боях. И словно молитву о хлебе ' насущном, Что в трудные годы припомнила мать, Принес лолнозесные песни несущий И долы российские стал засевать. Отныне и злой суховей не иссушит Весомые злаки, что в сердце храним... ...А ивушка-ива в крещенскую стужу Слезой леденелой Склонилась Над ним. А ВТОРУ этих строк по счастливилось дваж ды встр ечать ся с . Гавриилом Ивановичем Ма тюниным. Первый наш разго вор состоялся в областном кра еведче ском му зее, где со брались на тради ционную встречу первостроители Ново- липецкого завода. Кончились взволнованные воспоминания, мы с Матюни ным отошли в укромный уго лок, присели. Он говорил негромко, все время как бы обращаясь за помощью к ок ружавшим нас фотографиям, пожелтевшим приказам. Рас сказчик он оказался- велико лепный, помнил все события в деталях. Гавриил Иванович был на строительстве завода первым председателем комите та профсоюза. На его плечи легли все заботы о жилье, пи тании, одежде людей, все бо ли и невзгоды молодой строй ки... Потом Матюнин был у меня в гостях. Гавринл Иванович принес' с собой странную на вид серую папку, не сшитую, а пробитую на сгибах малень кими гвоздиками, загнутыми на титульной странице. Это была его рукопись вос поминаний, названная «Сы новьям в наследство». Долго говорили мы в тот вечер. Я смотрел на Матюнина, подтя нутого, живого, слушал его рассказ, и словно видел перед собой сквозь годы горячего бойца-красноармейца. Каза лось, время не тронуло этого человека, хотя на долю Гав риила Ивановича выпало столько испытаний, что их с лихвой хватило бы на не сколько жизней. Когда мы расставались, Гав риил Иванович, как бы пред чувствуя, что вряд ли мы еше раз увидимся, грустно прого ворил: — Как я мечтал написать обо всем! В голове задумок— на пять романов... Гавриил Иванович Матю нин не успел написать о пере житом. Но пусть доброй па мятью о нем самом, о первом председателе постройкома, бу дет этот рассказ. В середине марта 1931 года военрука Липецкого лесного техникума Г. И. МатюШйш вызвали к первому секретарю Липецкого горкома пяргцй. А. БАЮКАНСКИИ. Из блокнота писателя П РЕДСЕДАТЕЛЬ П РОФКОМА — Слышал, что мы затева ем на левом берегу? Матюнин нерешительно по жал плечами. Как раз неза долго до этого разговора прочитал в газете «Коммуна» статью профессора Новоспас ского о будущем дне Липецка. Называлась она невыразитель но «Доменное производство». Но написана была увлека тельно. В ней говорилось о прямой целесообразности по стройки металлургического гиганта в самом центре Рос сии. — Говори, секретарь, прямо, зачем в горком вызвал? — Есть решение обкома партии направить на стройку Новолипецкого металлургиче ского завода сто лучших ком мунистов. Хотим рекомендо вать тебя председателем по стройкома. ...Зима в тот год Быдалась морозная. Рубщикам леса и землекопам приходилось осо бенно трудно, ломы со звоном отскакивали от промерзлой зем ли, вырывались из рук. Воз ле одной из недавно выкопан ных землянок и появился под вечев Матюнин. — Местечко, где можно пе респать, найдется? — Людишек мало, места много,—■ мрачно проговорил бородатый лесоруб.— Вон, по лезай на нары. Матюнин не заставил себя упрашивать. Разделся, поло жил под голову портфель, в котором, кроме карандаша и двух листочков бумаги, ниче го не было. Шел пешком из города, устал. Сквозь дрему услышал шепот: — Дядя Вань, кто это? — Верно, начальство какое- то... — А может он рассказать, что строить будем? У Гавриила Ивановича пос ле этих слов сон будто рукой сняло. Люди хотят услышать живое слово о будущем за воде, желают знать, ради чего ! испытывают они «нужду и сТу- жу». А я? Сам-то я что знаю? А строить придется то, во что и сам он поначалу не поверил. Просто не мог пред ставить, как домна может ра ботать без каталей, что на тачках АСО — две ручки, од но колесо—не станут подни мать вверх руду, что не будет верховых, грузчиков, а будут только машины. Но больше всего Гавриилу Ивановичу по нравился проект подвесной до роги. На других домнах про кладывали до 40 верст желез нодорожных путей, а тут уду мали обойтись подвесной до рогой, всего-то в пять верст длиной. Все это с гордостью расска зывал по вечерам любозна тельным слушателям председа тель профсоюзной ячейки Ма тюнин. И вскоре стал он на обширной стройплощадке сво им человеком. Особенно по душе пришлось строителям, когда однажды, попробовав борща, что доставил со спирт- завода возчик Голосов, Матю нин сказал: —- Слушай, Голосов, валяй- ка ты со своим бортом со стройки подобру-ПоздорОву. Чтобы я тебя больше не ви дел. И повернулся к обступив шим его рабочим: — Давайте свою кухню строить. И первым взялся за лопату. Быстро срубили каркас, об шили его досками, потом сло жили плиту. Нашлись и каше вары. Матюнин Сам ежеднев но снимал пробу. А вскоре по проекту инженера Кондратьева и настоящую столовую вы строили. А Матюнин переключился на бараки. Каждый день «до пекал» строителей, организо вал соревнование, о котором мужики раньше и не слыхи вали* А началось все с собра ния, где Матюнин рассказал о стахановском движении, о по чете, что окружает передови ка. Говорил й о тОм, что на стройку прибывают люди, а разместить их негде. Сразу сообщил: на один барак от пускается до 900 человеко дней. Кто сможет срубить ба рак за меньшее время? — А премия будет?— спро сил бригадир Яковлев. — Обязательно,— заулыбал ся Матюнин, видя, что слова его задели рабочих за живое. Вслед за Яковлевым под нялся степенный бригадир Долгов. Смущенно перемина ясь с ноги на ногу, сказал: — А мы обставим кузьмин ских артельщиков. И соревнование началось. Бригады работали на виду друг у друга. Когда замечали, что кто-то вырывался вперед, сокращали перекуры. Первые девять бараков поставили бы стро, затратив на каждый около 600 человеко-дней. В субботу приехал на строй ку секретарь горкома партии. Увидев первый поселок строи телей, крепко обнял Гавриила Ивановича... Вскоре его снова пригла сили в контору. Теперь шла речь о строительстве железной дороги от Казинки до строй ки. Без нее дело могло засто пориться. Спросили мнение ма стера-путейца Поволяева, сколько времени понадобится. — По техническим нормам, — замялся • путеец,— вроде бы метров двести в день вы ходит. — Если тебя послушать, то... — секретарь партийной ячей ки стройки Трегубов вздохнул, — выходит, что месяца через два получим дорогу. — Нас такие темпы не уст раивают,—■сказал Матюнин. — Дорога должна быть че рез две недели!— поддержал председателя постройкома Тре губов. Прямо с совещания поехали в КазиНку. На станции уже скопились горы грузов. Пона блюдали за работой путейцев. ВзявШйсь за один конец рель са, грузчики сначала подталки вали его к полотну, потом клали на кран платформы и потихоньку подавали вперед. После погрузки каждого рель са устраивали перекур. — Ну-ка, отойди,— Матю- нйн Отстранил плечом бригади ра.— Слушай мою команду. Он поставил платформу прямо возле штабеля ррльсов. Грузчиков выстроил вдоль по лотна. По его команде мужи ки одновременно брались за стальной рельс, и через мгно вение он уже лежал на плат форме. Кто-то засек время. Платформу загрузили ровно за полчаса. До Переделиц железнодо рожную ветку дотянули быст ро. А дальше путь прегра дил густой лес. Он тянулся версты на четыре, до самой строительной площадки. Как ускорить дело? Снова при шлось Матюнину поломать го лову. Конечно, сегодня подобные методы могут вызвать улыбку, но тогда все было воспринято всерьез. Председатель построй кома, изыскав необходимую сумму на премирование, объ явил об Этом двум бригадам. Причем, кто первый выполнит задание — получит больше. Пачку денег положили ровно на полпути между двумя бри гадами. И закипело «соревно вание». Зачавкали топоры, завизжали пилы. День и ночь, не разгибая спин, трудились мужики. Весь выходной. А когда рано поутру погасли ко стры, просека была прорубле на. «Премию» поделили поров ну. Ровно через двенадцать дней дорога была готова. А сам на чальник железнодорожного це ха Орлов привел из Казинки на стройплощадку первый со став. ...Пришел ноябрь 1934-го. Накануне митинга по случаю пуска первой домны Гавриил Иванович Матюнин не сомкнул глаз. Вместе с художниками он готовил огромный ло зунг «Слава ударникам стройки!». А когда к импро визированной трибуне двину лись колоннами люди, запру-' жинилй над головами строите лей алые транспаранты, когда Матюнин открыл торжествен ный митинг и предоставил слово первому секретарю об кома партии Иосифу Михайло вичу Варейкису, то почувст вовал, что непрошенные слезы побежали по щекам. Он под нял голову. Рядом дымила первая домна... Светлана МЕКШЕН НА О ТК РЫ ТОМ ВЕТРУ П АРХУЦ еще незадолго до артиллерийского обстрела вывел из хут.ора обоз и укрыл неподалеку в балке, и все-таки один из снарядов вслепую накрыл ее: осколок, видимо, немалой величины на. цскось, как бритвой, раскроил, брюхо стоявшей неподалеку лошади и уже с з акипью крови на зазубринах врезался в борт фуры; обезумевшая от боли и страха лошадь, неистово взвизг нув, встала на дыбы, оборвала недоуздок и, путаясь задними ногами в собственных внутрен ностях, вымахала вгорячах на взгорок, где и упала; это ее ржание, жалобное и призывное, слышали многие сразу после окончания обстрела. И когда Кузину доложили, что обоз благодаря сообразительности Пархуца уцелел, , немедленно он, с мин-уты на минуту ожи дая новую атаку немцев, отдал через Ногайцева приказ погру зить всех тяжелораненых в подводы и отправить в Высел ки на Можайскую линию обо роны. Он полагал, что туда теперь непременно подошли свежие войска одновременно с вышедшими из окружения и, стало быть, раненым будет не медленно оказана помощь. Сво им же подводам он приказывал вернуться обратно. Одновре менно велел отрядить конного нарочного с запиской, в кото рой сообщал, что отбивает мас сированные удары немецкой пехоты и танков на тракте Ме дынь—Верея и есть предполо жение, что немцы здесь пред приняли обходный маневр, уг рожая Вереи и Боровску с се вера. Помощи не просил: ко мандование само поймет, что нужно делать. Ногайцев отря дил нарочным Саньку Перца, наказав ему, чтобы он не сразу отрывался от обоза, пока тот не переедет проселочную доро. гу. Никаких сомнений, что Сань ка выполнит поручение, у Но гайцева не было. Кузину он так и сказал: — Я, Иван Тимофеевич, знаю этого малого. Он скорее сдох нет, чем подведет. А Ногайцев его действитель но знал. Санька Перец, а вер нее, Абдул Астахов, родился и вырос в семье обрусевшего та- тарина-конокрада, чьи предки, может быть, со времен Калиты жили в подмосковной Павлов ской слободе. Санька не раз, будучи подростком, участвовал вместе с отцом в набегах на дальние поселения и уводил от туда крестьянских лошадей, которых обычно гоняли в ноч ное ребятишки. Шел четвертый час, снег уже не порошил, и никто не сказал бы, когда он перестал. В эта кой свалке каждый забыл о самом себе и делал только то, что делали другие. Лишь один человех, казалось, был далек от всего тэго, что произошло и что еше может произойти. Этим че ловеком был Сытюв Радион Павлович. Сидя с винтовкой в окопе, он так и не выстрелил ни разу и теперь потерянно си дел на осыпи земли и молчал, невидяще уставя глаза в гли нистый срез траншеи. Рот его под усами был перекошен к сжат, словно он только что раздавил зубами что-то непот ребно-кислое, а крылья нозд рей вздернуты. Со стороны В. ЧЕРНОВ по трупам своих солдат шага ют к Москве. В этом и есть наша главная линия. Сыпов по-прежнему молчал и, возможно, только этим навлек на себя подозрение. — Слушай, — с насторожен ностью в голосе сказал вдруг Митрохин, — а чтой-то я вро де выстрелов твоих не слышал? Вот кирьянавскМ кум, Сидор Вот ‘Выжжем фашистскую са ранчу до тла — и наступит на земле мир! — Придут другие из тьмы,— невозмутимо ответил Сыпов. — И так пребудет вечно... Кирьянов не дал договорить, грубо встряхнул Сынова за плечо, затем в коротком поры- ве ярости и отвращения отбро сил его от себя, схватился за проселков, там он рванет. А пока ехать рысью никак нель зя. Немец уй-уй какой хитрый! Может стороной пойти. Шиб ко надо быть осторожным. Увидит Саньку — беда случит ся. Лошадь шла мягко, пока чивала крупом и пахло от нее крепким мускусным потом, степным ковылем и солнцем. вернулся назад. Тяжелая, как чугунная толкушка, противо танковая граната под полушуб ком врезалась под ребро. — У-у, окаянная! — опять сказал Санька вслух, глядя на цепочку подвод, тянувшихся за ним следом. Поправил гранату, автомат за спиной и в первый раз, ослабляя повод, пришпо рил ногами буланую кобыли- Глава из повести могло бы показаться, что этот человек с усами и кудлатой бо родкой вслушивается или вгля дывается в самого себя, пыта ясь постигнуть какую-то одну Лишь, но важную для всех истину, и в то же время весь облик его, отрешенно-задумчи вый, со скрыто-проницатель ной насмешливостью в глазах будто говорил ему, что по стичь эту истину невозможно, потому что люди не любят, когда кто-то думает и делает не так, как все. В трех шагах от него книзу лицом лежал в траншее' убитый, и Сыпов из редка на него взглядывал, а затем снова упирал свой при- таенно-проникновенный взгляд в сырую со следами срезов ло пат стену окопа. — Эй, дядя! — вывел его из Задумчивости чей-то голос. — Ты чево? Чокнулся, что ли? По моги-ка мертвого через бруст вер перекатить. Сыпов повернул голову и узнал своего соседа справа, со шрамом через левый глаз, ко торый, пока шел бой, стрелял, не переставая, но методично и неторопливо и всякий раз пос ле выстрела громко и востор женно кричал. Все с той же отрешенностью на лице Сыпов поднялся, спокойно и бережно взял за плечи убитого. Митро хин же, будто нисколько не сочувствуя погибшему, поспеш но, не без мужичьей ухватко- сти, подхватил его за "ноги. В руках того и другого беспо мощно провисло начавшее уже коченеть тело. — Давай, давай, ядрена вошь, — бойко сказал А\чтро- хин, — не боись, папаша! Ско ро тебя кто-нибудь так же вы бросит. Меня тоже. Ныне у нас одна мера и жизни, и смерти. Натужась, они подняли тело и мягко перевалили его за на сыпь земли. — Ну вот, сейчас его подбе рут, а ты берись-ка, дядя, за лопату, — командовал Митро хин. — Зарывайся поглубже. Неровен час, снова пойдут эти нехристи. Видишь, сколько мы навалили их и по полю, и на дороге. Пусть, гады, видят, что Кутепкин, тот бухал. Я его еше прицеливаться обучал. Уж по падал или нет, не скажу, а стрелять стрелял, пока самого в руку не ранило. А тебя, дя дя. не слышал! Сыпов выпрямился и проник новенно-смело глянул в стек лянный глаз Митрохина. — Мне, мил человек, вера не дозволяет стрелять в других,— сказал он внятно. — Не прием лю я насильственной смерти. — Фи-у! — удивленно вы- свистнул Митрохин. — Во-она ка-ак! А то, что они нас до смерти убивают, это ты прием лешь? — И этого не приемлю. В мире все должно быть соглас но, едино и наполнено понима нием человека к другим чело векам, а такожды ко зверю и к птице, к ползучей и прочей тва ри... — И к фашистам тоже? — гневно пропел Митрохин. — Да тебя, гада, за такие речи к стенке поставить мало! Эй, старшина! Кирьянов! Подь сю да! Тут у нас, ядрена вошь, Святой объявился! Те, кто подбирал убитых, подбежали на крик, встали над ними сверху, ничего не пони мая. Несколько ополченцев вместе с Кирьяновым протис нулись по траншее с другой стороны. — Вы слушайте, люди доб рые! — кричал Митрохин. — Слушайте, чего он буровит!В немцев ни разу не выстрелил, говорит, не приемлю насильст венной смерти!.. — Да, не приемлю! — смело возвысил голос и Сыпов. — . Бог сотворил лик земли не для человеческой распри, а для добра и дружбы. Но ныне, не прячась от смертоносных жал, я воочию убедился, что мира никогда не будет. Люди, яко псы, вечно пребудут в раз доре. И трижды правы проро ки, утверждавшие: «Несть кон ца и начала войне сынов света с сынами тьмы». — Врешь, будет коней! — опять запальчиво выкрикнул Митрохин, блестя округленным стеклянным глазом. — Будет! автомат. Еще бы миг, и Сы пов, распластанный на дне око па, забился бы в конвульсии от очереди пуль, но еще быстрее раздался сверху повелительный голос: — Отставить! Над ними стоял комиссар. — Вы же вйдите, — уже мягче сказал Зубов, обраща ясь как бы ко всем, — он не враг и не трус. Он просто по своим религиозным убеждени ям заблуждающийся человек. Но если он не может стрелять, то ведь может возить раненых. Нам сейчас каждый нужен жи вым, а не мертвым. Продол жайте, товарищи, выполнять свои обязанности. А вы, Сыпов, ступайте в хозвзвод и передай те от моего имени, что я назна чаю вас ездовым. Вместо вас пусть он пришлет другого ополченца. Сыпов поднялся и к удивле нию всех глянул на Зубова спо койно-благодарным. взглядом., * . *А Санька Перец ехал на була ной молодой кобылице. Ехал по-цыгански, охлюпкой. Конеч но, в седле он сидел бы как татарский хан, но что гово рить о том, чего не было и быть не могло. Кобылица од нако ступала мягко, откорм ленный круп раздваивался же лобком. Приятно было ехать на сытой н резвой лошади, всего- то года два как познавшей упряжь. Над головой все еще стелился длинный шлейф бело го дыма от догорающей овчар ни и двух хуторских изб, по дожженных снарядами. Сзади шел за Санькой обоз из девяти подвод, крутил, наматывал на колеса осеннее грязио со сне гом. Раненые стонали шибко, просили ездовых ехать не то ропясь, матерно ругались на ухабах, беспомощно перекаты вали на соломенных подстил ках забинтованные головы. Больно было слышать Саньке эти стоны, и потому он сразу же оторвался от обоза подаль ше. Да ему и наказано было ехать подальше, как передово му дозорному. Вот выедут за лесной околок, до развилки Сегодня в Саньке после боя и особенно после того, когда ой вскочил на лошадь, оконча тельно проснулась древняя та тарская кровь. Захотелось вы пить чашу собственной удали, без утайки, без роздыху, у всех На вНду, как пили в седую старину батыры из большой деревянной асы скрытый огонь терпкого кумыса. И хоть не надолго, только до утра, рас ставался он с Теми, кого ус пел узнать и полюбить по- братски, а в душе ворочалась, давила под сердце, как тяжелая граната под бок, тревога за них, как они без него, без Саньки, перебудут ночь. И уж в который раз, словно молит ву, начал он снова разматы вать свой нехитрый, но теплый клубочек мыслей о тех, кого знал: «Кузин — хороший чело, век, комиссар хороший, началь ник штаба тоже, пожалуй, хороший». Лошадь мягко ставила ноги в рыжую повитель травы, при сыпанную мокрым снегом, из- под груди навстречу ходу мотала мордой, прося ослабить ей повод. Левая Санькина рука податливо потянулась к холке, потрепала Се, тускло сверкнуло кольцо на пальце и этот туск лый блеск чем-то смутно-не приятным ужалил Саньку: «Ага, а я хороший? — спросил он себя. — Нет, нехороший... З а чем с мертвого фашиста коль цо снимал? Никто не снял, а я снял. Уй-уй! С мертвого нельзя снимать, беда может быть. Примета есть... Как я забыл, дурак?». Санька покрутил на пальце кольцо, снял, подбросил на ла дони, ловко поймал снова; по том вприщур посмотрел в от ложистую даль по-вечернему темнеющей степи с горбинкой леса на изволоке и, озорно раз махнувшись вдруг, с хаком мет нул его через гриву лошади от себя; — Бери, земля, немецкое зо лото! — сказал Санька весело. — Потом когда-нибудь хороше му человеку отдашь. Разогнул спйну, осанисто выпрямился, всем корпусом по- цу. Она махом вынесла его на бугор, к лесу, где проходила развилка дорог. Если все тихо; все хорошо у леса, тогда оч помашет шапкой и поскачет один. Шибко поскачет, чтобы вручить записку комбата како му-нибудь большому начальни ку. Но едва он выскочил на пе рекресток дорог, как острым глазом сразу увидел идущих по лощннс за лесом несколько танков. Как огнем обожгло его изнутри. Пока он вернется к обозу, танки тоже вылезут на бугор — и тогда никому не уйти. Сомнут они раненых. Один только миг размышлял Санька Перец, думая, как по ступить. А может, минуту. Кто скажет, когда перед глазами вот она смерть — и надо де лать свой перед нею выбор: Ли бо уносить ноги, либо спасать от нее других. «Эх, все равно пропадет Санька, бывший ма ленький татарчонок Абдулка Асхатов, если будет спасать только себя...». Правой рукой, как делали его древние предки, рванул он из-за спины, словно боевой лук, тяжелый «шмай- сер», левой рукой отдернул ручку затвора и выпустил длин ную очередь в сторону верени цы подвод. Если догадается старый бородатый дядька, ехавший на передней фуре, то мотнется куда-нибудь в сторо ну, в лог. Их тут повсюду мно го.- А он тем временем отвле чет на себя внимание немцев. И, гикнув, полетел Санька бе лым чибисом над землей, на встречу хищному зверю. Лишь на миг поймал он острым гла зом степняка вереницу сгру дившихся подвод. Что-то бу дут сейчас там делать, что-то решать. Автомат в его руках не переставал плеваться очере дями, пугая кобылицу. Перед ний танк вот уже совсем ря дом. Метров триста не будет. Встал. Увидели Саньку. Стро нулась с места конусная баш ня с круглым колпаком, корот кий стволик пушки с толстым основанием хищно вперился прямо в грудь лошади. Санька гикнул еще, буланая кобылица, вея гривой, перелетела дорогу, пошла стлаться по ровной сте пи, уводя за собой чейтто зве риный взгляд, как уводит пти ца хищника от гнезда. Но дер нулся танк и рванулся за нею. Санька, пригнувшись, из-под руки глянул назад. Черный железный зверь взревел к по несся вдогонку. «Эй, старик, помогай тебе Микола-бог, — мысленно кричал крещеный Аб- дуЛка Сыпову, — прячь скорее в овраге раненых! Скорее прячь! Не убежать мне далеко...». И верно: ударила пулеметная оче редь, взметнула снежный бу ран под копытами лошади. Санька камнем, пущенным из пращи, далеко полетел вперед, нагоняемый визгом я тонким ржанием смертельно споткнув шейся кобылицы. Все! Судьба. Приподнялся, замотал ушиб ленной головой. В глазах тьма н много огней. Так бывало.све тилась Москва в мирные ночи. Ах, как красиво светилась! Но Санька встал и свет вернулся к нему. Автомата нет и нет ни одной застежки на полушубке, только кобылица неподалеку гулко бьется в последних судо рогах голевой о снежную степь. Танк, взметывая траками снег и грязь, круто затормозил. В утробе его весело засмеялся немец в смотровую щель, по том послышался голос: — О-о! Русснше официрен! Гут, гут! Санькина рука сама скольз нула за полу полушубка, на щупала чеку на гранате. «Уй- уй, голубушка, здесь!.. Уцеле ла, не оторвалась. — Он шаг нул раз к другой навстречу. А сверху уже Лязгал люк. — Ну что ж, люди, прощайте. Сань ка Перец тоже, однако, хоро ший парень...» Он уже не слышал, как рва нулась под танком, будто на чиненное толом, его Гибкое мо лодое тело, потом уже рвануло в самом Танке ■—, и вздрогнула двоекратно степь от воедино слитого взрыва. Как Сыпов, таки другие ез довые не сумели все-таки вос пользоваться Санькинйй отман- кой, растерялись, 1 заколготи- лись и, нахлестывая лошадей, кинулись в разные стороны. Да разве уйдешь от танков? Сна рядами и пулеметным огнем порезали их тут же на поле. Последней уцелела повозка Сы- пова, Да и то потому, что за нею погнался танк. Видя, что не уйти, Сыпов натянул вож жи, остановил коней, рывком распахнул ворот, достал из-под рубашки кипарисовый крест, отделанный золотом, сорвал со шнурка и поднял над головой. И это было все, что он мог сделать ради спасения раненых и себя. Но он уже понял, что не отмахнуться от дьяволовых сынов тьмы ни перстом, ни кре стом. В следующий миг танк подмял под себя и его, и по возку, и лошадей. Этот холодный восход, Этот зачат раскаленный... Где же он, тот переход К жизни спокойной, хваленой? ...Мы загостились, видать, сроки свои позабыли... Время пришло горевать: так ли мы жили, любили. Так ли нам часто везло, чтобы мы сделались прытче, преобразив ремесло в средство и форму добычи. ...И на открытом ветру, и сквозь тревоги бессонность все неотступней к утру этих вопросов весомость. Но в настигающем дне, где ничего не простится, станут понятней вдвойне близких усталые лица тех, что словцом не блеснут, под ноги хлеба не бросят, в жизни подачек не ждут, в смерти отсрочек не просят. * л ** Поплавай, уточка озерная, по лону счастья своего, пока любовь твоя сезонная не раздражает никого. На краешке болотца стылого — там, где осока высока, для милого, для сизокрылого почисти перышки пока. И через это утро блеклое, где поскучнели соловьи, вся, как одно дыханье легкое, плыви к нему скорей, плыви... Плыви, пока заре от ярости зеницы мглой заволокло, Плыви, пока любовной радости не перерезали крыло. И он — к тебе спешит, срывается, воды касается»~едва.^ Свинцовой жутью наливается его шальная голова. Ах, если бы еще хоть чуточку, хотя б.* вот столько дотянуть---- чтоб эту, с красной грудкой, уточку успеть до выстрела спугнуть. Ах, если бы хватило силы ей к нему доплыть — она б смогла и от него, от сизокрылого, стрелка глаза бы отвела, А время не летит — проносится. И леденит несбытость кровь. ...Да кто ж из нас, живых, не бросится, чтоб защитить свою любовь?! А озеро такое чистое, что отразилась до глубин вся жизнь — от выстрела до-выстрела, и вся любовь — как миг один. Иван ХАРИН Молчит она, а я все каюсь, срывая нервно иван-чай. Я даже в мыслях опасаюсь ее обидеть невзначай. Давно плененный городами, ради какого торжества, не вижу мать свою— годами, как будто вечная-она? Наверно, все-таки-старею. И становясь как лунь седым, к чужим значительно добрею и невнимателен к своим. А может, просто отвыкаю от неказистых мест родных и потихоньку забываю крестьян, ушедших и живых? Жужжат, как въедливые осы, аж дрожь по телу и траве, неразрешимые вопросы .в моей белесой голове. IГ 1
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz