Ленинское знамя. 1981 г. (г. Липецк)
13 с е н т я б р я 1981 г., № 214 (1 6 I I I ) Л Е Н И Н С К О Е З Н А М Я 9 Ж И В О Е С Л О В О П И С А Т Е Л Я Большой литературный праздник состоится скоро в го родах и селах нашей области. По решению бюро областного комитета партии, облисполкома и Правления Союза писателей РСФСР в конце сентября — начале октября пройдут Дни советской литературы в ордена Ленина Липецкой области. ^-Дело писателя — его слово, книги. Емкость этого слова, идейно - художественный уровень книг — мерило писа тельского вклада в нашу ду ховную жизнь. Большое чело веческое уважение Вызывает работа писателя, не замкнуто го в своих узких внутрили- тературных интересах5 а пыт ливо вглядывающегося в жизнь современника, участвующего в его повседневных делах и за ботах. Многим липчанам запомни лись Дни советской литерату ры, проведенные в про шлом году. Они стали большим культурным событием. Был Открыт памятник известному советскому поэту-фронтовику Павлу Шубину на его родине, в селе Чернава Измалковского района. Были глубоко святы торжественные минуты, когда у памятника поэту и воину стояли сотни его односельчан— ветераны войны, солдатские вдовы, сыновья, Внуки фронто- ’^иков. Писатели побывали в колхозах и совхозах, в завод ских цехах. Вот и в этом году будут проведены творческие встречи литераторов с металлургами и тракторостроителями Липецка, С рабочими Ельца, садоводами Лебедяни, с тружениками Лев- Толстовского, Измалковского, Становлянского районов. Мы намерены привлечь при стальнее внимание к боль шим культурным традициям нашего края. Писатели побыва ют в местах, связанных с жизнью и творчеством Л. Н. Толстого, И. А. Бунина, М. М. Пришвина, П. Н. Шубина. Вызывает большое уважение забота общественности Лев- Толстовского района о ме мориальном комплексе Л. Н. Толстого. Проводится и пред стоит тонкая, глубоко проду манная работа по сбережению нашей национальной святыни — места, связанного с послед ними днями жизни великого русского писателя. Отрадна инициатива партий ных и советских организаций Становлянского района по уве ковечению памяти нашего зем ляка М. М. Пришвина. Пред полагается соорудить мемори альный знак на родине писате ля. Все это будет глубоко со звучно духовным процессам, происходящим в нашем общест ве, широкому интересу к куль туре, наследниками которой мы являемся. На Дни литературы в Ли пецке приедут писатели из Москвы, Воронежа, Белгорода, Винницы. Готовятся к встречам с читателями-земляками и ли пецкие писатели. Это будут и встречи непосредственные, ког да на литературном вечере звучит живое слово писателя, и встречи с нашими книгами. В последние месяцы вышли но вые книги Ю. Шифриной, С Ваймана, Н. Смольянинова. В Центрально - Черноземном из дательстве на выходе книги С. Мекшен, А. Титова, Л. Пар- ЩИКОВОЙ. Итак, до новых встреч на традиционных днях советской литературы! И. ЗАВРАЖИН, ответственный секретарь Липецкой писательской организацию. И З Д А Н С Б О Р Н И К С Т И Х О В Сборник стихов самобытного русского поэта Константина Случевского издан в Карелии. С произведениями забытого мастера, чей талант отмечали Некрасов, Тургенев, Майков., теперь познакомятся тысячи читателей. Обращение к творче ству Случевского вполне оправдано: в конце минувшего сто летия поэт совершил поездку по окрестностям Петрозаводска, результатом которой явился цикл поэтических наблюдений о российском севере и северянах. (ТАСС). ТАРЫЙ, выложен- ( ный камнями тракт, ч"> соединявший некогда два уездных города, давно уже пришел в запустение, и ехать больше приходилось по подсоб ным накатанным колеям, иду щим вдоль тракта, то и дело его пересекающим. За Медвежьей горой, лысой и чистой, за ре чонкой, где однажды он, Пла тонов, чуть не утонул по весне вместе с лошадью, сразу начи нался подъем на Уральский хребет. Здесь дорога была сов- сев никудышной, и старый, раз битый вдрызг «газик» кряхтел, постанывал, переваливался с боку на бок, но упрямо полз по лесистым изгорьям все выше и выше в дебри глухих ураль ских увалов. Единственной наградой за эту езду был толь ко живописный ландшафт, срав нить который поистине было не с чем. Здесь помнился каждый взгорок, каждый поворот до роги, каждый ключ на пути, словно с обернутыми фольгой плоскими камешками на дне. Вдоль горных речек здесь всег да тянулись уремы из тальни ка, березы и буйной по весне черемухи. Раньше, бывало, ниче го не стоило собраться разом по какой-либо надобности и отправиться из Узрка в Бело- рецк лыжах ли в зимнюю пору, или пешком теплым ус тойчивым уральским летом. Тридцать километров — это считалось Легкой прогулкой. С какой радостью он, Платонов, опять поселился бы в своем низком крохотном домике, на косогористой улице, откуда так хорошо, из конца в конец про сматривалось зеркало большо го вытянутого озера с дальним гористым берегом, с березовой рощей, но не волен сам себе человек: новая открытая им жизнь, новые обязанности пе ред собой и людьми не позво ляют вернуться к отчему дому, и редко кому удается, махнув рукою на все, снова прижиться в прошлом. Прошлое не любит измены. А свояк, молодой, богатырски сложенный парень, способный выпить без роздыху пивную кружку водки и не опьянеть, без устали крутил баранку. — У кого останавливаться будем? — спросил свояк, когда поднялись они на самый пере вал и когда дорога пошла ров нее и легче. — У брата твоего или у Степана Васютина? — Да по,идее надо бы, Во лодя, у брата, — ответил Пла тонов. *— Но у Степана будет покойнее, да и улица мне род нее. Дом наш напротив стоит. А к брату мы так заедем, по видаться. — А с Васютиным дружба у тебя давняя? — С детства. С пятого клас са, в общем, когда отец навсег да уже осел в Узяке. Я ведь родился не здесь, а в Киргизии. Несколько дет жили в Средней Азии. Отец был человеком ма стеровым, но натура была цы ганская: не любил подолгу си деть на одном месте. Вот и ез дил. С Урала в Среднюю Азию, из Средней Азии снова на Урал. Когда мы всей семьей пе- перед окнами своих домишек. Километров через семь въеха ли на окраину большого посел ка, раскинувшегося в между горья. Справа подымливала труба приискового завода, вид нелись башенки деревянных хоппров. «Вот она начинается — обитель моей юности!» — торжественно, волнуясь, поду мал он. Но это была еще про тивоположная окраина, он жил на другой. С голодной жадно стью глядел из кабины во все Он промолчал. Что ему ска жешь? Тогда был нужен про стор для души, ума, для боль шого дела, на которое он гото вил себя. Здесь же так и ос тался бы каким-нибудь письмо водителем, снабженцем или еще черт знает кем. Маленький магазинчик на взгорушке, совсем вроде бы утонувший в ней, опять реза нул по сердцу. Когда-то в вой ну мать или отец часами про стаивали здесь в длинной Виталий Чернов СВИДАНИЕ С ПРОШЛЫМ Последние годы липецкий писатель В. Чернов работал над романом «Оратория мужества», поднимающим глубокие пла сты нашей жизни, нашей действительности. Сейчас работа завершена. Ниже мы печатаем главу из этого произведения. реехали в Кустанай, Васютин приехал туда ко мне. Вместе поступили в учительский инсти тут. Он и жил у нас. — Все время, пока учился?— спросил свояк. — Нет. С полгода, наверно. Потом твоя сестрица, и, стало быть, моя супруга протурила его. Мне было очень неудобно... Ведь мы были, как братья. — Он что же — не работал? — Д-да... не работал. А вре мя было тяжелое. Я тогда на учился шить сапоги. Отец хо дил с ними на базар, а Людми ла с матерью торговали коржи ками... — А Васютин не понимал что ли? — Да как не понимал. Но ему-то тоже некуда было деть-' ся. Ну а потом он устроился воспитателем в детский дом. Там и жил, пока институт не закончил. Так что все мы по мыкали горя. За разговорами незаметно доехали до поворота, свернули к раскинувшейся в долине баш кирской деревушке, название которой уже не помнилось. Де ревушка была старой, ветхой. Бритоголовые ребятишки в под катанных штанах, без рубашек, чумазые и темные от загара, игралй на лужайке в альчики; женщины в платках, повязан ных на индусский манер, по званивая серебром монет, при шитых к жилеткам, поили при вязанных к кольям телят, гна ли к речке табунки гусей, вя занками несли хворост из лесу. Мужчин видно не было. Толь ко дряхлые старики в тюбетей ках грелись на солнышке, сидя стороны: что изменилось за че тырнадцать лет? Глаз не нахо дил изменений. Вот только в центре, где располагались не большие административные зда ния, стоял новый каменный уни вермаг взамен деревянного, проглядывали еще какие-то кирпичные дома, которых рань ше не было. Но это почти не нарушало памятного, врезавше гося в душу с детских лет об лика центра. Перед приземи стой деревянной школой, вытя нувшейся у горы в окружении высоких теперь берез, которые когда-то сажал он с другими учениками, попросил свояка ос тановиться: вышел из машины, неуверенно заплетая ногами, захлебываясь воздухом, сде лал несколько шагов по траве и. остановился. Свояк смотрел на него, как на чудака, не по нимая, какая боль и раздираю щие его чувства тоски по юно сти, по первой любви, родив шиеся в стенах школы, тре вожно и сладко мучали его :ейчас. — Я из этих стен, не доучив- пись, мальчишкой уходил на юйну, — сказал Платонов по- ом. — Тебе этого не понять. Вскоре открылось чудесной лянцевой голубизны зеркало ихого озера. Оно лежало :права, несколько рыбачьих ло док с заснувшими, казалось, рыбаками, черточками темнели на нем; неподалеку, не путаясь их, плавали стайками дикие утки. — Да-а, — сказал свояк, — в красивом ты месте жил, Леонид Михайлович. Я бы от сюда не уехал. очереди за скудным хлебным пайком. Вон на том камешке, шероховатом и высветленном, бывало, нередко сиживал отец, щадя свои больные, истерзан ные ревматизмом ноги. ' — Теперь вот налево, сюда, сказал он ломким голосом свояку, и «газик» затарахтел по каменистому косогорью в родную улицу, где, казалось, каждая шляпка гвоздя на за боре соседа была памятна сыз мальства. * Как было здесь всё знакомо1? и высокая синь уральского не ба, с редкими пенными облач ками, и облитая солнцем ширь, вобравшая в себя лесистые и голые склоны гористых увалов, пестроту деревянных домов под тесовыми крышами, огромную ендову озера с противополож ным тенистым берегом, и воздух, такой пьянящий и терпкий, как уральская брага, настоянная на соцветьях майского чабреца; была тишина все такая же не охватная, там и здесь лишь вы званивавшая петушиными голо сами, стояла все Та же прохла да, идущая с далеких гор в та ежных массивах, лежал по- прежнему тот же покой вокруг, будто на веки вечные нашедший место в этом краю; и еще дома с резными наличниками, глу хие заплоты дворов с воротами под венец, красивые палисад ники С буйной кипенью сирене вых кустов. До щемящей жути внутри все эТо разом ощутил и сравнил он.. «Может, и прав своячок,— подумалось, — за чем я променял всю эту чисто ту, всю эту прелесть на шум ные яркие города, на людей, незнакомых, недоверчивых. А-а, о чем Я думаю? Зачем казню себя? Червячка* который од нажды выполз мз кокона, назад теперь не упрячешь. Он все равно погнал бы на край света, требуя утоления голода. Теперь как не называй его: божьей искрой, талантом или больной страстью — уже ничего не из менится». «Газик» подвернул к свежим тесовым воротам, за которыми сразу же забухал октавой дво ровый пес, послышался звеня щий перёкат тяжелой цепи. Но вый заплот из неуспевшего еще потемнеть ровного вершинника, новый дом с выбеленными сре зами бревен, срубленных в ла пу, ровные закругленные швы мастерски законопаченной пак- лй в пазах, ажурные налични ки, выкрашенные в белый цвет, — всё говорило о радости, о довольстве, о благополучии тех, кто здесь жил. «А старого до ма нет, сломал — подумал он о Васютине. — Эким куркулем Стал. — И как в отместку за все свои сожаления о покину том рае, подумалось: — Вот и я стал бы такой же педантич но хозяйственный, расчетливый к скупой. И пса з«авел бы та кого же.,.». Но прежде чем стукнуть в калитку, он будучи не в силах перебороть себя, повернулся туда, где напротив, наискосок, стоял его собственный, родной домишко. Господи, как он был жалок по сравнению со многими, выстроенными или капитально подновленными уже после'вой ны. В нем теперь жили чужие люди и даже не те, кому ког да-то он был продан, а совсем- совсем незнакомые. Еще он ус пел заметить возле палисадни ка, который когда-то вместе с отцом и братом Николаем де лал своими руками, штабель ошкуренных бревен и понял, что домишко их тоже доживал последнее время. «Как хорошо, — подумал он с благодарно стью к новым хозяевам,—что я успел приехать. Обязательно все осмотрю, все вспомню, по прощаюсь со своим детством и с юностью». Время вроде бы вовсе не тронуло ни железных листов на крыше с выгоревшей на солнце охрой, ни голубых пилястр, ни наличников, ни окон, только черемуха в пали саднике стала высоким и ста рым деревом. И почувствовал вдруг, Как запершило в ноСу и в горле й в горячем потоке слез, кинувшимся к глазам, за туманилось зрение, Он сердито сморгнул раз и другой и резко отвернулся к васютинской ка литке. — Э-эй, хозяева, открывай те! — закричал он с веселой Злостью, чувствуя, как дрожит и рвется его перехваченный слезами голос. '11и11т111111т1111П1111111111111111111111П111111111111111111111111111111111т11111П11111111111П1111П11111т11111111111П1111ГП1111Ш11111Ш111(111!11т(111т1111111111т1111т1111т1111тШ1111111111111111111111111|111111111111111ШШШ11]11Ш1111П1П11111Н1 Л . Н . ТОЛСТОМУ ПОСВЯЩАЕТСЯ В канун 153-й годовщины со дня рождения, Л. Н. Толстого & районйом Доме культуры по селка Лев-Толстой состоялся литературно-музыкальный ве чер, на котором выступили сек ретарь райкома КПСС Л. М, Кузнецова, директор филиала государственного музея Л. Н. Толстого М. А. Глаголева, пи сатели С. В. Мекшен, И. С. Завражин. У подножия памятника вели кому русскому писателю всегда лежат живые цветы. Здесь их было особенно много ранним утром 9 сентября. И. СЕРГЕЕВ . Утро начинается с газеты. Рис. Н. Сбитнева. «ЛЮБЛЮ НЕТОРОПЛИВОСТЬ СЕНТЯБРЕЙ» Люблю неторопливость сентябрей на черноземной полосе России, люблю перед зимой ступни босые землею перепаханной согреть. Люблю, когда по воле ветерка трепещущая вьется паутинка и свекловичниц белые косынки отчетливо видны издалека. Как хорошо, хотя бы раз в году неопь 0 -нои звезжей горожанке постичь живую сущность урожая, отдав себя крестьянскому труду- Над бороздой склоняться, не спеша, и ощущать, как возникает в теле здорова, первозданна и свежа, усталость, незнакомая доселе. И пить сырую воду из бочонка, к полудню привезенную с озер, и лошади погладить бок лощеный, поймав ее косящий, увлажненный, медлительный и осторожный взор. И побродить м еж елок- однолеток, спокойно и размеренно дыша, пока в грудной угомонится клетка весомая, созревшая душа... * * * Пряный запах прелых листьев, мелкий дождичек с утре. В этой роще неказистой снова жизнь ко мне щедра. Снова я себя готова не Жалеть и не беречь. Молча слушаю живого ручейка прямую речь. Наклоняюсь ненароком над уснувшим мотыльком, над печальным, одиноким запоздалым васильком. И от этого соседства, от живучести цветка, все отходчивее сердце, все терпимее тоска... % * * * Что надобно природе Людмила Парщикова от меня, когда сема не ведаю покоя. Уж е сентябрь. И на исходе дня так внятно пахнет лесом и рекою. И дремлет катер в сумраке ветвей. И каждый куст, как птица, насторожен. Уже сентябрь. И замкнут круг друзей. И даль ясна. И небосвод безбрежен. И краток срок. И песня так, светла, случайно долетевшая из детства, Уж е сентябрь, Тек хочется тепла, что и огнем костра не обогреться. С КВОЗЬ поредевший березняк были видны черные поля, об веденные по дальнему краю багровой каймой заката. Из-за оврагов донеслись прерывистый лай и тонкий свист. Максимов стоял, прислонив шись к березе, поеживаясь от холода, и давно ждал этого сигнала. Утром они подняли на пашне русака, и Витька сре зал его первым же выстрелом. С Витькой Рудневым — совхоз ным шофером, разбитным и безобидным парнем, Максимов сдружился после случайного знакомства на охоте, и с тех пор вот уже четвертый сезон они охотились вместе. К обеду подняли второго зайца, но он оказался опытнее: метнулся оврагами в лес, там до изнемо жения заводил Витькнного гон чака Соловья, сделал скидку, в опять ушел в поля. Расстроенный Витька, на хо ду вытирая пот с лица, прика зал Максимову стоять на опушке, а сам побежал вслед за Соловьем. По усталому равнодушному лаю Максимов понял, что Со ловей возвращается, не солоно хлебавши, и пошел осиновым перелеском к оврагам. Небо очищалось, светлело, и стволы осин тускло и холодно зелене ли в рассеянном свете заката. Под пригорком глухо шумел ельник, а над ним стайка пти чек упорно пыталась лететь против ветра. Птички то разле тались в стороны, то опять сбивались в стайку и настой чиво взмывали вверх, будто искали брешь в упругой стене воздуха. Вдруг стайка испуган но сыпанула вниз и пррпала в ельнике. Максимов оглянулся: низко над лесом скользил ястреб. Столько гордой, уверенной си лы было в его широко распро- З АКОН РАВНОВЕСИЯ Александр Владимиров стертых крыльях, царственном наклоне головы с беспощадным клювом, что охватившее было Максимова восхищение, стре мительно сменилось извечным мстительным чувством к хищ нику. И уже повинуясь инс тинкту, он весь подался вперед, будто притянутый и заворожен ный этим полетом, и ни на мгновение не упуская с мушки чеканный силуэт, одновременно разрядил оба ствола. Максимов не видел, упал ястреб или нет, но он испытал уверенное удовлетворение от точного выстрела, Испытал ка ким-то особым, знакомым толь ко охотнику, чувством. Это был терпкий и волнующий вкус удачи. Ястребы очень ос торожны. Обычно они нежатся на недоступной выстрелу высо те, кружатся плавно и нетороп ливо, будто сладко дремлют на синих воздушных волнах, а в нужный момент молнией па дают на добычу. На этот раз ястреб поступился осторожно стью. Максимов бегом спус тился по откосу, миновав по лоску ельника, обдавшего его сыроватой прохладой, и вышел на кочковатую низину, заселен ную маленькими березками. Рядом с одной из них он уви дел птицу: ястреб лежал, не ловко, вывернув пестрое крыло, откинув на него голову, желтый глаз был неподвижен, и в нем влажно, как застывшая слеза, отражался свет зари. Максимов некоторое время рассматривал птицу, и, как ни странно, им постепенно овладе вало отчетливое «жаление. Он старался убедить себя, что по ступил правильно: хищник есть хищник, но в глубине души все-таки что-то протестовало: зачем, зачем он это сделал? Представил себе, как из ястре ба изготовят чучело, и оно будет висеть в зале, как его город ские друзья и знакомые будут восхищаться, и поморщился: бы ло в этом что-то от мелкого тщеславия и потому неприят ное... Из кустов наметом выскочил Соловей, учуяв птицу, запрыгал вокруг Максимова. Вскоре по явился и Витька: ватник нарас пашку, шапка на затылок. Из дали, не успев толком рассмот реть добычу, он радостно за кричал: — Точно! Кокнул! • Слышу, ты дуплетом шарахнул! Но чем ближе он подходил, тем шагал медленнее, азартная радость на его лице сменилась недоумением. * — Вон кого ты.., — прогово рил он с горечью и удивлением. — Ястреба... — Ну да, хищника! — Мак симов натянуто улыбнулся, и тряхнул тяжелой птицей. — И посмотри, как удачно! Две дробинки в шею — остальное мимо! Если бы всем зарядом — только бы пух полетел... Чуче ло сделаю. Не сам, конечно. Есть у нас в городе такие спе циалисты... Витька достал сигареты, за курил, молча и жадно. — Человек ты вроде образо ванный, серьезный.., — хрипло через паузу проговорил он. — И что? — Да, так, — Витька криво и натянуто усмехнулся и оки нул щегольскую меховую курт ку Максимова, охотничьи сапо ги, новое ружье и добротный патронташ таким взглядом, словно приговор выносил; енм- Р а с с к а з ми, мол, тебе все это, как ко рове седло. — Ты что расстроился? Заяц ушел? Зря психуешь. На охоте всякое случается. —« Случается, — повторил уже с откровенной издевкой Витька и присел на полусгнив ший пень. — Случается, и по консервным банкам палят, и по бутылкам. По березам. На бе лой коре дробь хорошо видна. По любой зверюшке и птице. Развлекаются охломоны! Я бы их этой дробью в одно место... Ты мне вот ответь: почему слу- чается-то? Его обветренное лицо со вздернутым носом, с привыч ной добродушной улыбкой се рых глаз, теперь замкнутое и твердое, было чужим, незнако мым. Максимову показалось, что ястреб, которого он продолжал держать вниз головой, своим загнутым клювом провел меж ду ним и Витькой по холодной осенней земле невидимую и не преодолимую черту. Сейчас Руднев был не тот, прежний, с которым подолгу лежали и разговаривали где- нибудь на берегу укромной за води у тлеющего костерка... Синеватый дымок тонко ви сит над зарослями камыша, на неподвижной воде остывают и меркнут последние отсветы за ката. Далеко слышен волную щий посвист крыльев. Чирки проносятся совсем низко над камышом и плюхаются на воду где-то рядом. Недовольно по крякивают матерые, будто вы говаривают молодняку за бес печность. Покряхтывает к Витька от щекочущего азарта; тяга еще не кончилась, но по ложенное количество уток от стреляно, и ружья упрятаны в чехлы. Вечер споро настаивает не подвижный воздух пахучей знобкой свежестью. И переме шиваются в этой свежести едва уловимые ароматы дозреваю щих яблок, привядающих ли стьев и трав, пресный запах близкой воды. И еще — быстро остывающей земли. Уже по- осеннему чисто и холодно блестит над лесом луна. Пора возвращаться в село, а не хочется. Кажется, что греш но потревожить эту тишину, залившую поля подобно лунно му свету, даже хрустом сучка под ногами. Они сидят еще не которое время около угасшего костра молчаливые, умиротво ренные и удачной охотой, и по гожим вечером. И чувствуют себя приобщенными к этому задумчивому великолепию, слитыми с ним... — Почему я должен отве чать на всякое пьяное хулига нье? — спросил Максимов. —• А это ты брось. Правильно се рого разбойника хлопнул. В лесу спокойнее будет. Максимов решительно засу нул добычу в рюкзак, рывком затянул тесемками. — Ну, да! Ты лучше знаешь, что тут, — Витька кивнул на чащу — лишнее, а что нет... Нашлись ученые... Волков под чистую вывели, а потом раз водить стали. Я вот прошлой осенью услыхал вой — мороз диранул по коже от радости... Да, чего там, — Руднев безна дежно махнул рукой. — Нету у тебя... души к природе, осто рожности-. <м Ну* ну, — покровительст венно1сказал Максимов, хотя Витькины слова его покороби ли, и достал фляжку; — По воспитывал и будет. Давай приложимся. — Иди ты! — Витька вско чил, закинул ружье за спину, и пошел в сторону села. Соло вей потрусил следом. Около своего дома Руднев не остановился. Соловей было кинулся к веранде, откуда вкус но пахло жареной картошкой, но с недоумением взглянул на хозяина, побежал за ним. Максимов почувствовал, как внутри у него что-то поджа лось, противно и холодно за сосало. Он взглянул на освещен ные окна, за занавесками мелькнула тень. Наверное, Нина —Витькина жена, уже ждет их к ужину и уставила стол в ма ленькой уютной кухне солеными грибами и помидорами, моче ными яблоками. И готовится, как всегда, встретить их ласко вой укоризной за долгое отсут ствие. Максимов догнал Руднева, и они пошли рядом, молча. От конторы совхоза свернули в переулок. На просторном пус тыре стоял большей дом из си ликатного кирпича под шифе ром. Рядом приткнулось не сколько грузовых автомашин, заляпанных грязью. В сто роне белела куча досок, в беспорядке были рас киданы сосновые бревна. Г.ахло дымом, бензиновой га рью, необжитым жильем. Вить ка поднялся по крутым доща тым ступенькам, постучал. — Сейчас, сейчас, — послы шалось за дверью, и на пороге показалась пожилая женщина в ватнике и резиновых сапогах — Ты чего, Витек? — Свободные койки есть, те тя Нюра? — Аль с женой поругался? — спросила женщина растерянно и удивленно. •— Человека из города надо устроить, — Витька не обора чиваясь, кивнул в сторону Мак симова, стоявшего внизу. — Завтра с первым автобусом уедет. — Отчего же не устроить, — тетя Нюра взглянула на Мак симова с сочувствием.—Коман дированные шоферы почти все на выходной по домам отпр вились. Можно. Нива-то на р боту вышла?.. И они заговорили о своих делах. Максимов стоял внизу посторонним и совсем не инте ресным для них. Он был просто человеком, который завтрз у ренним автобусом уедет свою, неизвестную им, жизнь И никто, кроме него самого не виноват в том, что грубо бездумно оборвалась хорош... дружба. Конечно, теперь, когда не надо было оправдываться Максимов понял со всей оче видностью: он выстрелил ястреба не потому, что тот хищник. Он знал нс хуже Руд нева мудрый и справедливый закон равновесия в природе и теперь, уличенный, он почув ствовал, как мгновенный укол, то мелочное тщеславие, кото рое толкнуло его нажать кур ки, чтобы получить желанный и бесполезный трофей, и впервые с такой остротой понял, что и в человеческих отношениях существует тоже неприкосно венный закон равновесия, и расплата за его нарушение не менее сурова». Светлана Мекшен ЦВЕТЫ ДЕТСТВА Замечаю: стали ускользать лица тех, с кем связывалось детство, с кем нерасторжимое соседство не всегда сулило благодать. Но, как возмещенье пустоты, стали приходить на память чаще в красках сладковатых и горчащих детства небывалые цветы. Те левкои, флоксы, табаки... Сколько мы над ними колдовали, из консервных банок поливали, ненарочно слезы проливали, если им грозили сорняки. Наши грядки были нам сродни — там цветы нисколько не скучали и почти воинственно торчали с тощим георгином впереди. Не было дороже ничего в мире среди радостей нечастых тех цветов кудлатых, голенастых, что стояли все за одного. АВГУСТ Августовский полдень долог, солнце прет из кожуры... От варений и засолок задыхаются дворы. Аромат совсем особый той домашней колдовни: —- Ах, да ты вот здесь отпробуй.,. — Ах, да ты вон там вдохни... За рукой хозяйской цепко все гляди, да понимай. Но — похожих нет рецептов, хоть сто раз запоминай. И хозяйкиной диктовки не наматывай на ус — ведь известно ей, плутовке: тут важнее личный вкус. Не расчет, а пониманье, что к чему и почему, и старанье... Но старанье по наитью одному. Не смутить унылой прозой золотой земли дары, коль в работе столь серьезной будет стоек дух игры. Чтобы не унылой Снедью под казенным колпаком угощать друзей, соседей, и, стыдясь, вздыхать тайком, Нет, такого посрамленья нам и ближний не простит! Маринады и соленья разыграют аппетит... Сласть кореньев, ярость перца, жар грибного пирога приведут в смятенье сердце даже злейшего врага. Владислав З о р и н з н о й Что ж ты, природа, наделала? Сколько живого сожгла. Солнце не красное — белое Пеклом в зенит вознесла. Самые стойкие травы Вдруг порыжели не в срок, В скрученных листьях дубравы Жаром повыкачан сок. И, как ни в чем не бывало, Словно в насмешку земле, Ливни обрушила лавой И затеряла в золе. Гром прогремел запоздало, И, обхватив полсела, Радуга встала устало, Нехотя зацвела. Но расправляются люди, Повеселев под дождем: Будет хлебушек, будет, Значит, не пропадем! Александра Тамбовская * * * Оставь меня, время, Слепящему желтому полю, Тенистому лесу, Ветле над прозрачной водой, Песчаной дороге, И этой вот маленькой школе, Л маме... и маме... И маме моей молодой. Хочу удержаться Ь'а тоненькой жердочке птичьей, На памяти звуков, На хрупком кленовом листке. Неправда, неправда, Меняются только обличья, А суть остается, Как жизни узор на руке. Я родом оттуда, Где речка у рыжего склона, Где зреют подсолнухи, Песенку тянет сверчок, Оставь меня, время. Запнись, как игла патефона, И в грудь не вбивай мне Свой тонкий стальной каблучок. Костры моей памяти Ветер скитаний полощет. Он прячет ритмично, как поезд, И двор, и скамью, И память о лесе — Зеленую, юную рощу, И маму.» и маму.» Невечную маму мою.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz