Ленинское знамя. 1971 г. (г. Липецк)

17 января 1971 г., .V; 14 (12 87ЯТ Л Е Н И Н С К О Е З Н А М Я с т и х и о РОДИНЕ РУСЬ З анесла песня-тройка на Русь Бубенцов молодецкую удаль, Много ты изве дала печалей, Да по Родине ре крута грусть? Л ихолетий, горестей и зл а. Как ис п олнен а гордой печал и Что те б е вр аг и твои кр ич ал и Пр- над невскою башней плыла, В тот момент, когда ты А на славном священном Байкале на смерть шла? Крылья вольност и вдр уг обрела! Как хотелось и м тебя ун изить, И живет в торжестве О болгать и п одло обокрасть. и невз годье, Но вставала, гордая, над н и м и, Видно в песенной это судьбе: На колен и не желая пасть... Из веков, из н арода выход ит, Р аскаленным жГл и тебя железом, Чтоб черпал он в ней Расп ин ал и люто н а кресте. С илу се б е! Толь ко в душу все же В. ЦЫГАНОВ. не залезут, Не пройдут он и к твоей мечте. СЧАСТЬЕ Н и когда не в идеть и м с клоненной Когда итожу то, что п рожил. Поседевшей русс кой стороны. С душой спокойной говорю: Потому что мы сво и м знаменам, С тобой мы, Род ин а, похож и, — К ак родным краям, Я раздел ил судь бу тв ою. душой верны™ Ходил в походы я с Буденным, Обру чился я н авек с тобою, И басмачей в песках ис кал, За тебя на смерть не побоюсь, И на Урале стро ил до мны, Потому что мне бл и зка до бол и И Север ди к ий об жи вал... Ты одна- единственная, Русь. В. ФРОЛОВ. Горел всегда одним желаньем: Тебя прославить и воспеть. ЛЕСЯЯ Лишь за одно твое дыханье В бою готов был умереть. Песня русская™ И ты мне верила, Россия, Когда весь мир был в черной Сколько в ней ейлы! мгле™ К ней недаром любовь велика: Знать потому ты всех Не она ль рассказала России счастливей Про сибирский поход Ермака? И всех красивей на земле! Не она ли в каком-нибудь разе Мы победили все ненастья. Да припомнит былину одну: Чтоб солнцу ясному гореть. Как по Волге разгуливал Разин, Считаю я великим счастьем; Как дарил ей девицу-княжну. Такую Родину иметь! А и кто же узнает — откуда Е. ВИКУЛИН. А Н ДЖ Е Л Е ДЭВИС Твой светлый разум, мысли, мужество И кожи цвет в вину вменяются. Расправа над тобой кружится, Зловеще к сердцу приближается. А время будто и не движется, А время в ожиданьи замерло ™ «Свободу Дэвис!» — громко слышится. То гнев стучится в двери камеры. Подобен гнев обвалу горному: Растет, бурлит и ширится. Встает Анджела непокорная, Она с неправдою не мирится. Она не вступит в сделку с совестью. Не сломлен дух $е свободный. Вся жизнь ее геройской повестью Сложилася в сердцах народных. Дела легендами окрашены, Негодованьем переполнена. Встает она — огонь бесстрашия, Глаза пылают, словно молнии. Встает она, непобедимая, Встает над злобою тупою. И судьи стали подсудимыми, А подсудимая — судьею. Д. ЯКОВЛЕВ. В. ДОБРЯКОВ . ВСЕ ПРО НАШ КЛАСС Сегодня мы публикуем главки из новой повести Владимира ♦ . Добрякова «Все про наш класс». Как и в предыдущих книгах авто- ♦ ; ра, в центре этого произведения — ребятишки-школьники, их бес- ♦ X покойная жизнь, полная разнообразных, интересных дел и веселых ♦ X приключений. ♦ М О Д н и ц ы У? т и п и Ира Матвеева и Люба Гусева живут в одном доме, на одном эта­ же и на одной площадке. Только в разных квартирах. Ира и Люба, хоть иной раз и ссо­ рятся, но ходят всегда вместе. Они потому и упросили Нину Ивановну, чтобы разрешила им сидеть за од­ ной партой. Пришли сегодня Ира н Люба в школу, и обе чем-то на себя не по­ хожи. Мы в первую минуту и не по­ няли, в чем дело. Только потом до­ гадались: челок у них не стало. — Внимание! Внимание!— закри­ чал Гоша Белоусов, самый первый шутник в классе.— Полюбуйтесь на наших модниц! Скоро завивки сде­ лают! Ира и Люба стали гоняться за Гошей по классу, но того разве до­ гонишь! — А с челочками вам было луч­ ше,— сказала я. Ира обиделась и фыркнула: — Тебе не нравится; а нам зато очень нравится! Верно, Люба? Но Люба почему-то промолчала. —•. 13ы в парикмахерскую ходили? спросила я. Н О В И Ч К У Впервые робу натянув на плечи, Не торопись назвать себя рабочим. Тебе от этого не станет легче, И к мастерству не будет путь короче. Да ты и сам поймешь все вскоре, Труд от тебя ничто не скроет; И тело будет ныть от боли, И руки станут все в мозолях, И ты прольешь немало пота, Не будет получаться что-то, И вгорячах прикрикнет кто-то-. А что поделаешь? — Работа! Пройди все эти испытанья И полюби работу очень. И после с полным основаньем Сказать ты сможешь; «Я — рабочий!» А. ВЛАСОВ, рабочий газоспасательной станции НЛМЗ. М О Й Т Р А К Т О Р Люблю я утренний рассвет И рокот трактора могучий, Он мне еще в семнадцать лет Казался стройным и певучим. Когда по скошенной стерне Проляжет черный след за плугом, Тогда я радуюсь вдвойне За адоего «стального» друга. Заполнил он могучим гулом Стремительный двадцатый век, И вечно будут жить два друга— Железный конь и человек. А. РОГОЖКИН, тракторист совхоза «Ударник» Тербунского района. — Зачем 'это! — опять фыркнула Ира.— Мы и сами мастерицы! А Люба недовольно посмотрела на нее и сказала: — Никакие не мастерицы! Это все ты, Ира, виновата. Пристала ко мне: давай подравняю челку, давай подравняю. Я и согласилась. Под­ равняла, да криво. — Ничего не криво!— возмути­ лась Ира.— Хорошо было. А вот ты стала мне подрезать, так нарочно испортила! — И не нарочно,— сказала Лю­ ба.— Просто у меня так получи­ лось. Это ты вот нарочно лесенку мне сделала. Девочки, которые слушали Иру и Любу, засмеялись. А Марина — моя подруга — сказала: — Так вы и-стригли друг дружку, пока ничего не осталось — Это уже не мы,— сказала Лю­ ба.— Пришла моя мама, увидела, что мы с собой наделали, отругала нас хорошенько, а потом сама нас постригла. Теперь ровно.— Люба потрогала свои коротенькие воло­ сики у лба и печально добавила:— Да только челок уже нет... Жалко. На классный час Нина Ивановна принесла что-то большое, заверну­ тое в бумагу. Положила к себе на стол, — Ребята, хотите, чтобы в нашем классе была своя стенная газета? Все закричали: «Хотим!» — А как мы ее назовем? — «Ежик»,—предложила Марина. — «Пылесос»,— сказал Андрюша. — «Прожектор»,—• сказал Саша. — У Вовки в их классе тоже газета так называется. Для чего же повторять чужие названия?— сказала Нина Иванов­ на.— Мы и сами может что-нибудь придумать. Давайте назовем нашу газету «Чутип»... Не знаете, что это? «Чутип» — первые буквы ос­ новного правила, которого мы будем придерживаться ‘при выпуске газе­ ты. Правило такое: «Что умеешь, то и пиши». Мне этот «Чутип» сразу понравил­ ся. Веселое название, вроде, какого- то чудачка. И другие ребята заулы­ бались. — А кто будет писать газету?— спросил Валера. — Раз это ваша газета, значит, вы сами и будете ее выпускать. — А мы не умеем,—' сказал Вале­ ра. — Но ты же слышал главное пра­ вило: что умеем, то и пишем. Не знаешь, что написать — тогда на­ рисуй. Не сумеешь нарисовать, за­ гадан загадку. Газету будем выпус­ кать каждый день. Засыпали шумные вьюги Малинник в затихшем саду. Сейчас я, друзья, на досуге К озерам на лыжах иду. В лесу, где бывали с ночлегом, Теперь тишина- тишина-. И щедро осыпаны снегом Береза и дуб, и сосна. Иду я вдоль узкой лощины, Где лисьи следы замело. И вот за кустами лещины Соседнее вижу село. И слышится голос звенящий Синицы, вспорхнувшей с куста, И смех в отдаленье бодрящий, И песня про наши места. И. БАТРАКОВ. Фотоэтюд Ю. Ардашева. — Ого! — протянул Алеша.— «Пионерская правда» и то два ра­ за выходит в неделю. — Не пугайтесь, это совсем не трудно. В «Чутипе» будут всего два листочка. Сегодня газету выпуска­ ют ученики одной парты, завтра — ученики следующей парты. И так далее. Я подумала: хорошо, если бы Ни­ на Ивановна первый номер газеты поручила выпустить нам с Игорем. Даже представила, что будет в этом первом номере. Я напишу про наше звено, а Игорь пусть нарисует Вале­ ру. У него пусть будет одновременно десять рук и пять голов. Потому что он такой вертун. А под рисунком на­ писать: «Угадай, кто это?». От нетерпения высоко-высоко подняла руку. — Ты что, Наташа?— спросила учительница. — Можно первый номер «Чути*па» мы выпустим вдвоем с Игорем? Нина Ивановна отрицательно по­ качала годовой: — Это, конечно, приятно, что вы сами вызвались, но зачем же мы будем начинать с середины? Подо­ ждите, дойдет очередь и до вас. А начинать лучше с первой парты первого ряда. Вот — Света и Вале­ ра. Они тоже, наверное, хотят по­ пробовать свои силы. Правда, Ва­ лера? — Я танк нарисую!— объявил Валера. — Что ж, пожалуйста. А ты, Светлана, что-нибудь напищешь, да? Света потрогала бантик в косе, подумала и тихо сказала: — Ладно, напишу. — Вот и прекрасно!— сказала Нина Ивановна.— Итак, ребята, зав­ трашний номер выпускают Света и Валера. А свои рисунки и заметки будете вывешивать здесь. Нина Ивановна развернула бума­ гу и показала всем ровную желтень­ кую фанерку. Сверху большими раз­ ноцветными буквами на ней было написано: «ЧУТИПи — На фанерке специальные гвоз­ дики есть,— добавила Нина Ива­ новна.— Придете завтра в школу и на эти гвоздики наколете свои ли­ сточки. Это и будет первый номер нашей стенной газеты. Н Е П А Д А Й Т Е Как хорошо, что Нина Ивановна придумала выпускать «Чутип»! Мы уже так привыкли к нему, что едва приходим в класс—первым делом— к газете. Бывает, ученики пишут очень интересные заметки. Сегодня Саша про песок напи­ сал. Оказывается, три дня тому на­ зад его бабушка шла из магазина й упала на скользком месте. Чуть руку не сломала. Так Саша со свои­ ми ребятами решил всю дорогу от дома до самого магазина песком посыпать. Уже два дня посыпают, и все прохожие говорят им «спаси­ бо». Я сразу вспомнила, что и возле нашего дома очень скользко. — Давай,— сказала Рите — она же в нашем доме живет,— тоже до­ рожки песком посыпать. У нас во дворе песка целая куча навалена. Только его снегом занесло. Рита губы вытянула. — Дадут тебе мальчишки дорож­ ки портить! Они нарочно их раска­ тывают, а ты — засыпать! — Во-первых,— сказала я, — ни­ каких мальчишек не боюсь. А во- вторых, дорожки их посыпать не будем. Пусть себе «катаются. Я то­ же люблю кататься. Будем посы­ пать дорогу, где люди ходят. Рита и сама, конечно, понимала все это, но ей просто-напросто день было поработать. — Если не хрчешь,— добавила я, — не надо. Без тебя обойдусь. — А я мальчишкам скажу, они тебя прогонят. — Бессовестная ты, Рита!— Лю­ ди нз дороге падают, руки, ноги ломают, а тебе и не жалко. После уроков я пришла домой, нашла ведерко с нарисованными грибками (еще маленькая с ним играла), лопатку и побежала во двор, к большой куче снега, под ко­ торым песок лежит. В одну минуту добралась до пе­ ска. / Набрала полное ведерко и пошла к бугорку, на углу дома. Там самое опасное место, снег даже блестит, такой скользкий. Стала песком по­ сыпать, й вижу: стоит у своего подъезда Рита и что-то Валере на­ шептывает. не- по- Я еще не весь песок рассыпала — подходит Валера. — Кто тебе велел посыпать?— спросил он грубым голосом. — Кто велел, тот н велел. А тебя спрашивать не собираюсь! — А вот я как дам сейчас! ■— Попробуй! — И дам! Что делать? Не драться же с ним. ■— Эх, ты!— говорю Валере.— Не­ сознательный человек. Я же для пользы посыпаю. Вот пойдет твоя мама здесь, поскользнется, упадет н ударится головой. И убьется. — Насмерть?!— Валера от ожиданности разинул рот. — Может, и насмерть. А я сыплю здесь, ока и не упадет. Валера потоптался на месте, уви­ дел палку, схватил ее н побежал к куче песка, которую я расковыряла. Потом ой вынес из дома кастрюлю и стал помогать мне посыпать до­ рогу. Рита видит, что ничего у нее не получилось — не послушал ее Вале­ ра, подошла к нам, губы вытянула и начала критиковать: — И неправильно посыпаете^ И не так надо... — Возьми и покажи, как надо,— сказала я. ■— И покажу! Начали мы работать втроем. Идут люди и похваливают нас. — Ай, да работнички!—сказала те­ тя Маша из десятой квартиры.— От всех жильцов — спасибо вам! А ДЯДЯ Вася — он такой смеш­ ной!—палец поднял и говорит; — Слышите? — А что слушать, дядя Вась?— спросил Валера. — Стучат. — Кто стучит? — Ну, как же, разве не слыши­ те — в Ленинграде стучат, на Мо­ нетном дворе. Медали вам куют!— Дядя Вася захохотал и вытащил из кармана всем по конфетке.— Пока, вместо медали. Мы кончили работать, когда тем­ неть начало. Хорошо поработали! И завтра будем посыпать. Нам же не трудно. Ин и г и л и п е ц к и х Л Е С II II Ч И П Рассвет ‘ перепалкою птичьей Окрестную тишь всполошил. Встает спозаранку лесничий — Зеленых лесов старожил. Идет он. Шинель нараспашку. ' Снежок седины на висках. На выжженной солнцем фуражке Два медных дубовых листка. И сосны Встают на поверку, Ветвями полнеба закрыв, Папахи зеленые сверху, А снизу обмотки коры. Туманом дымятся озера, Алеет далекий восход. Зовет лесовода береза, былйнкою каждой зовет. Не здесь ли Под стужею ярой Бродил по сугробам крутым? Не здесь ли, сражаясь с пожаром, Лишь чудом остался живым? Не здесь ли весною в разведке Тонул он в трясине болот?.„ Раздвинув мохнатые ветки, шагает седой лесовод. И вот он на просеке росной, Шуршит под ногами трава. Припомнил старик: эти сосны колен доставали едва. А ныне в небесную просинь Вонзаются пики вершин. Стоит лесовод возле сосен И шепчет, гордясь: яХороши!». н. пылькин. а в ш о р о в П Р О З А Р А З Н Ы Х Л Е Т Лирическая проза нетороплива и дотошна. Она подставля­ ет лучу света каждую даже самую крохотную грань своих алмазов, неназойливо заставляя читателя любоваться ею, с каждым словом вдыхать аромат жизни. Остросюжетная про­ за стремительна и нередко менее требовательна. У шоферов есть своя поговорка: «Больше газу — меньше ухабов». Так нередко бывает и в произведениях с острым, или, как выражаются кинематографисты, самоигральным сю­ жетом. Подстегнутое необычайными приключениями читатель, ское внимание легко минует ухабы неудачных выражений, отмахивается от громоздкости композиции, длинных рассуж­ дений — некогда о них думать, главное, что будет дальше, что произойдет, чем все это кончится. В очередной книге липецкого прозаика Виталия Чернова «Море, не шуми» есть произведения, которые, конечно, весьма условно можно разделить на два названных выше типа. Но эта классификация при сопоставлении с литературной тканью немедленно обнаруживает свою, что ли, неуниверсальность. Как раз у Чернова произведения с динамичным развитием сюжета оказываются совершеннее и по языку и по образно­ му строю — в конечном счете, достовернее, и. значит дейст­ веннее, т. е. точнее выполняют социально-психологическую задачу, поставленную писателем. Повесть «Весна моей юности»-йомечена 1959—1969 годами. Это самое крупное произведение сборника. Ею же он и от­ крывается. Она автобиографична, написана от первого лица зрелым человеком о своей юности, совпавшей с первыми дву­ мя годами войны. Жизнь далекой от фронта/ уральской стороны тоже значи­ тельно меняют суровые будни. Но ничто не может остановить юности. Трудности войны, сочетание учебы с работой, уста­ лость — все ей нипочем. И очень значительны для нее типич­ но юношеские переживания: как подойти к девушке и заго­ ворить? И что делать, если пробежала между ним и ею чер­ ная кошка? И огромная радость, взрывом сменяющая безы­ сходную тоску, когда отношения налажены. Старшим легко над этим посмеиваться. Но пусть вспомнят свою молодость! Кстати, повесть поможет им в этом. И есте­ ственно, она с грустинкой. Эта интонация вызывает довери­ тельную реакцию читателя. Мы видим, как идущий из глубины души чисто мальчише­ ский патриотизм героев сочетается с чисто детским отноше­ нием к злу в его житейском обличьи: карьериста друзья ре­ шают убить или в крайнем случае... устроить ему «темную». Быстро повзрослев в это стремительное время, они начинают понимать, что такие решения излишне поспешны. Все это очень достоверно. — А любовь? — спросит читатель, еще, возм ож но, не брав­ ший в руки книгу В. Чернова. — Она тут есть? Н у как же, рассказывая о такой светлой пор е жизни, обойти это б л а ­ городное чувство?. И о нем рассказано в повести тоже доверительно и искрен­ не. Но героям мы меньше верим, чем рассказчику, потому что нередко они выражаются неискренними словами... Особен­ но грешит Вита, излишне демонстрируя свое интелли­ гентское происхождение. Интересен образ старого учителя 'Пасхалина. Но автору изменяет чувство меры и тонкость слуха, когда он изобра­ жает отношения Пасхалина со своим бывшим учеником, став­ шим главным инженером, окшм взрослой девушки. Такой человек, как Пасхалии, не станет подчеркивать те­ перь уже не существующую разницу между собой и бывшим учеником. Не станет так бесцеремонно на «ты» распекать то­ го при людях, тем более при подчиненных, ^мальчишках. Фаль­ шивым неискренним воспринимается учитель в этом эпизоде. Наоборот, старые учителя при встрече с намн нередко вы­ сказывают такое уважение, что нас-то как раз и оторопь бе­ рег. Порой и сам автор, словно заразившись у своих героев, начинает выражаться подобным образом и тогда появляют­ ся «брызжущие смехом глаза», а читатель перестает ему верить. ( Вообще в этой книге повесть—не самбе сильное произведе­ ние. Интересней, на мой взгляд, рассказ «Совесть». Ой тоже написан от первого лица и тоже имеет отношение к войне. И хотя он остросюжетен, писатель отнюдь не руководствовался тут шоферской пословицей, которая приведена выше. Скру­ пулезно и тонко отделал каждую деталь. Некоторые писатели-новеллисты в произведениях, написан­ ных ог первого лица, искусно подменяют речь повествования авторской. Это, конечно, не великий грех, но так легче. А тут перед нами живая народная речь. Действующее лицо, поми­ мо того, что оно действует, раскрывает себя в речи. Это ти­ пичный народный рассказчик, которого где-нибудь в тихом уголке, в селе, на завалинке слушают, разинув рот, а он, не прибегая ни к каким искусственным приемам подогревания интереса, скромно и тихо ведет свое повествование. Живая, колоритная манера многое добавляет к характеру человека. Он прошел огни, воды и медные трубы — был партизан­ ским разведчиком, попадал в лапы к фашистским палачам и уже прощался с жизнью. Его словесный поединок с фашист­ ским капитаном передан рассказчиком в присущей ему мане­ ре увлекательно и драматично. , После войны возглавлял труднейший колхоз. И ни разу не изменил своей совести коммуниста. Жизнь в прошлом креп­ ко погнула его, стали, сдавать нервы, почувствовал, что те­ ряет контакт с людьми, попросил освободить его от должно­ сти. Под горячую руку его исключили из партии. Это траге­ дия. Но автор намечает светлый ее финал: такой человек не может не быть в партии. Если «Совесть» — рассказ о целой человеческой жизни, чем-то он напоминает «С удьбу человека* Ш олохова, то «Го­ мельский шлях» — всего три-четыре эпизода войны. Но самых труд­ ных, с а м ы х страшных эпизода. Неудачный бой, спасение, окружение, по­ пытка прорыва из него. Сильный, смелый человек намечался под писательским пером. Автор не успел даже назвать его имени. И вдруг точка: памятник у дороги. Такое построение этого рассказа впечатляет и заставляет сурово задуматься. О чем? О том, что война — это не ряд увлекательных эпизо­ дов — в каждом эпизоде решалась чья-то судьба. Страшны не только семизначные цифры погибших, тяжела гибель каж­ дого человека. Миллионы по-своему ярких факелов пригаше ны коротким страшным дыхом войны. Не всегда такой лаконизм приносит успех. В основу рас­ сказа «Украденный сержант» положен необычный военный эпизод. Однако на войне и в литературе о войне необычность, неожиданность, даже невероятность, сама стала обычным де­ лом. Так что строить рассказ только на редкой ситуации немецкий солдат стреляет в воздух и отпускает пленника нерасчетливо. Позже, вернувшись на это место, наш сержант видит труп человека, человека, который его отпустил. Убили свои. Дейст­ вие можно додумать: видимо, проследили. Наверное, в чем-то еще раньше его подозревали, что-то знали о нем. Мы же Немного знаем о нем из очень коротенького моно­ лога, звучащего примерно так: «Я есть коммунист. Гитлер не надо». Мы не видим характера немца, мы не успели с ним сжиться, как-то привыкнуть к герою, может быть, почувство­ вать к нему симпатию. И потому сожаление по поводу его ги­ бели в нас чисто умозрительное. Действие движется легко, нам интересно, но все это не волнует. Рассказ «Море, не шуми» не укладывается в жесткие рам­ ки сюжета. Он пахнет теплом нагретого солнцем берега, он полон светлых красок и настраивает на свежую и чистую волну, хотя вокруг героев порхают курортные мотивчики... Я привел этот рассказ для того, чтобы показать, что писателю удается и лирическая проза, и чтобы передать 'Пестроту и не­ ровность сборника. На титульном листе книпи нет рубрики «Избранное», но по существу ее характер именно таков: в нее включены произ­ ведения разных лет. Это уже некоторый итог, и отбор пола­ гается более строгий. Впрочем, и удачные сами по себе вещи, попав в сборник, могут также потребовать изменений: нап­ ример, в рецензируемой книге почти все произведения начи­ наются однообразно, с описания места действия. Такой недо статок мог быть легко устранен. Хорошая черта подобных сборников — возможность более широко познакомиться с творчеством писателя. Конечно, лю­ бопытно узнать все его стороны — и сильные, и слабые. Кри тику интересно познакомиться и с менее удачными произве­ дениями. Читатель же ждет только сильных. V А. ВОЛЫНИ. М м А у меня мама совсем обыкновенная, словно солнышко, по земле идет™ Вы ее встречали много раз, наверное, маленькую женщину в суете забот. Вот бежит легкая к трамваю: «Ах, успеть бы» — фабричная девочка в коротеньком пальто. И будет так довольна, что вовремя уедет; «Работа ждет меня, а дом потом». Работа срочная на годы—не на месяцы, и чья-то неустроенность, а может быть, нужда. Приходят: «Александровна, вы—лучшая советчица™» Она, как помощь первая, спешит: в беде нужна. Пусть ни наград, ни титулов ей до сих пор не выдано, во званием «Рабочая» она награждена, несет его по жизни так гордо и обыденно, как ветераны носят ордена. С. МЕКШЕН. Н Е В Е Р Ь Т Е ! Не безразлично безразличье. Не верьте, что молчит оно! Каких великих дел величье В его ночи погребено!... IIрикинуться способна действом, Владеет тайной честных глаз... • Не верьте! Безразличье — ’ средство, Чтоб насмеяться в горький час, Чтоб сердце перестало биться. Чтобы иссяк живой родник ... Оно предательству сродни, Оно похоже на убийство! А. ШЕСТОПАЛОВ.