Ленинское знамя. 1964 г. (г. Липецк)

2 6 июля 1 9 6 4 г., Л * 174 (3 0 6 3 ) Л Е Н И Н С К О Е ~ З Н А М Я Ч Н и к . З а д о н с к и й О С В О Б О Ж Д Е Н И Е ( В оронежский писатель Николай Задонский завершил докумен- | тальную историческую хронику «Годы и звезды», в которой отраже- ' ны события первой половины прошлого века и в частности, восста- ( ние декабристов. Мы предлагаем вниманию читателей главу из этой | книги, в которой повествуется о пребывании в с. Скорняково, рас- 3 положенном близ Задонска, генерала Н. Н. Муравьева, одного из ( создателей первых декабристских обществ, отставленного от служ- | бы ха связи с разжалованными декабристами и открытое заступни- 3 чество перед царем за «несчастных нижних чинов». После удаления со службы, Му­ равьев пробыл с семейством некото­ рое время у отца в Осташеве, и, тяготясь непривычной бездеятельной жизнью, сказал однажды жене: — Доходами с твоей скорняков- ской отчины, ты знаешь, пользо­ ваться для себя не считаю я воз­ можным, однако я охотно бы туда переехал при некоторых условиях... — Какие же это условия, друг мой? — заинтересовалась жена. — Я что-то должна сделать? — Выдать мне полную доверен­ ность на управление имением. Я не буду в таком случае даром хлеб есть, и превращусь, по примеру ба­ тюшки, в добросовестного и образ­ цового сельского хозяина... — Так я буду очень рада, делай, пожалуйста, все, что найдешь нуж­ ным, я заранее соглашаюсь на все твои УСЛОВ ИЯ... —• Подожди, подожди, Наташа, выслушай сначала до конца, есть еще одно щепетильное дело, — про­ говорил он. — Тебе известно, что я всегда был противником деспотизма н рабства, и не мне на старости лет заделываться крепостником-помещи- ком. Батюшка предлагал мне не раз хозяйствовать в Осташеве, но я от­ вергал сие, так как высвободить мужиков из крепостного состояния, чего я желаю, он опасается... — Боже мой! — не сдержав пе­ реполнявших ее чувств, воскликнула Наталья Григорьевна. — И ты мог думать, что я буду тебе возражать в таком благородном деле? Неуже­ ли я похожа на крепоетницу-поме- щицу? Право, ты меня обижаешь, дорогой... Муравьев подошел к жене, и мол­ ча, благодарно обнял ее и крепко поцеловал. В конце мая 1839 года Николай Николаевич с женой и с -детьми пе­ реселился на жительство в Скорня­ ково близ Задонска. ... Царь Петр Первый некогда по­ жаловал за особое усердие сенат­ ского обер-прокурора Скорнякова- Писарева, одного из птенцов своих, пустопорожней землей и лесными угодьями в верховьях Дона. Обер- прокурор перевел сюда мужиков из малоземельной тверской деревеньки, завел смолокурню и доходную по тем временам парусную фабрику, поставил деревянную цернвушку на видном речном берегу. Так в сорока верстах выше Тешевой слободы, где проходила государева столбовая до­ рога из Москвы на Воронеж, воз­ никло село Скорняково. А шестьде­ сят лет спустя Тешев переименова­ ли в уездный город За донок, Скорня­ ково же перешло по наследству в ру­ ки известного екатерининского ге­ нерала Захара Чернышова. К тому времени, как скорняков ская отчина выделена была из чер- нышовекого майората Наталье Гри­ горьевне, здесь числилось свыше пя тисот душ 'крепостных, существова ла *небольшая ткацкая фабрика, рыбные промыслы, но главным ис­ точником дохода было хлебопаше­ ство. Господа сюда не ездили, всем бесконтрольно распоряжался управ­ ляющий из вольноотпущенных кре­ стьян Мокей Гапарии, жестокий и жадный плут, радевший только о своем хозяйстве и вконец разоряв­ ший крестьян. Село пооизводило са­ мый мрачный вид. Кособокие руб­ леные избенки, крытые гнилой соло­ мой, утопали в непролазной грязи Кое-как огороженные плетнями дво­ ры и огороды, замазанные глиной катухи, чахлые лозины, под которы­ ми играли одетые в тряпье босоно­ гие ребятишки. — всюду выгляды­ вала неприкрытая бедность. Барская усадьба и сад находились в невероятном запустении. Неболь шой деревянный дом, хотя и был Гапариным к приезду господ отре- монтиоован. но низкие, тесные, по­ лутемные комнатушки с плохо ош тукагуренными стенами действовали угнетающе. Наталья Григорьевна, готовая к тому, что в деревне придется ми­ риться со многими неудобствами, и мужественно переносившая дорож­ ные невзгоды, заколебалась: — А может быть, друг мой, нам зимой оставаться здесь не стоит? — Оставим пока этот разговор, Наташа, — промолвил Муравьев,— проживем лето, а там видно будет, как сложатся обстоятельства. А на деревню, между тем, надви­ галось грозное стихийное бедствие, — второй год центральные губернии поражала страшная засуха. В конце мая поля были сожжены солнцем. Предстоял опять голод. Помещики оставляли своих голодающих кре­ стьян на произвол судьбы, заставля­ ли кормиться мирским подаянием, но могли ли Муравьевы поступить так бесчеловечно, уехать из дерев­ ни, оставив людей в беде? Вот первые записи, сделанные Муравьевым в Скорнякове: «Скудная жатва, показавшаяся на полях, страшила уже поселян, как вдруг пожар в селе поразил всех ужасом. Это случилось ночью в кон­ це июля месяца, когда весь народ был в поле. Надобно было выстро­ иться к осени, переселить несколько дворов, а всего более поддержать упавший дух в народе. Я купил ле­ су, возил -его в самую рабочую по­ ру, и удалось мне к осени выстро­ ить 33 двора, что сопряжено однако было с чувствительным уроном до­ ходов моих и в состоянии крестьян, пострадавших от огня. Я выбрал не­ сколько семейств самых малона­ дежных к исправлению, перенес их ближе к полям и снабдил лошадь­ ми и орудиями для работ. Место, где я поселил их, представляло большие выгоды в том отношении, что нм не надобно было далеко ез­ дить на работу, как здешним, у ко­ их поля в восьми верстах от селе­ ния. Но там не было воды. Первые усилия мои для добывания оной бы­ ли тщетны, вода в колодцах не по­ казывалась, но мы наконец нашли ее. Я еще усилил воду построением плотины и поселение, названное мною Пружинскими Колодцами, сбылось... Едва успели несколько укрыть по­ горелых в новых домах, как скот­ ский падеж истребил в несколько дней почти всех коров в селе. А потом настала зима, зима хо­ лодная и без снега. Мы уже стра­ шились лишиться семян, брошенных в землю осенью и не имели доста­ точно продовольствия на зиму. На­ род голодал. Надобно было выда­ вать хлеб в пособие. Толпы кресть­ ян наполняли ежедневно контору; раздача производилась небольшими долями, чтобы была возможность продовольствовать их до новой жатвы. Помимо того, жена моя, ру­ ководимая одним движением серд­ ца своего, раздавала ежедневно пе­ ченый хлеб крестьянкам. В течение всей зимы нас посетило новое бедствие:. лошади, главное орудие крестьян, стали дохнуть; па­ деж продолжался с полгода и со­ вершенно лишил нас сил к работе. Многие семейства обедняли до край­ ности, так что они не могут даже обрабатывать собственных полей. А с началом весны появилась горячка, и после того распространилась цин­ готная болезнь, от которой погибло много народа. Трудно было помо­ гать людям по нерадению их в при­ еме лекарств. Я учредил два вре­ менных лазарета, в коих с пользой лечили больных и поставили на но­ ги многих изнеможенных до край­ ности болезнью. С появлением хо­ рошей погоды болезни стали исче­ зать после больших опустошений, сделанных в отчине. Изнуренные, тощие люди на полуживых лоша дях выходили в поле, где нужно было обращать более внимание на их собственные работы, чем на мои; не менее того лишь небольшая часть крестьянских полей осталась незасе­ янною... Я раздавал купленных ло­ шадей крестьянам и при сем случае объяснял 'им, что они должны со­ действовать трудами,, своими пред­ принимаемым мною мерам для улуч­ шения состояния их». При таких обстоятельствах заду­ манное освобождение крестьян при­ шлось на время отложить. Необхо­ димо было прежде всего быстрей по­ ставить людей на ноги. Мокей Гапарин к общей радости был уволен и заменен уважаемым крестьянами бурмистром. Ткацкая фабрика полностью переведена на вольнонаемный труд. Введена не­ большая денежная оплата за бар­ ские работы. г На Лебедянской яр­ марке закуплено более ста лошадей и сорок коров, розданных бедней­ шим крестьянам. Все эти меры требовали средств и на какой-либо доход с имения в первые годы не приходилось рассчи­ тывать. Мало того, тратились пос­ ледние скромные сбережения и деньги, приготовленные на построй­ ку нозого дома. Материальное поло­ жение Муравьевых неизменно ухуд­ шалось. И все же подготовка к освобож­ дению крестьян, что также требова­ ло дополнительных затрат, продол­ жалась беспрерывно. Дело было не­ легкое. Особо учрежденный коми­ тет, разрешая помещикам частичное освобождение крестьян, ставил при этом множество всяких препятствий. А крестьяне к господским планам об освобождении относились недо­ верчиво. Кто знает, не готовится ли им еще худшая участь? В дворянско-помещичьей же сре­ де всякая попытка дать волю му­ жикам вызывала яростное возму­ щение. Коизовский помещик Савельез, крупнейший землевладелец Задон­ ского уезда, узнав стороной, будто Муравьев намеревается освободить своих крестьян, приехал в Скорня­ ково. Савельев был вежлив, дипло­ матичен и, приглашенный в гости­ ную, начал разговор с жалоб на своих крестьян, избивших недавно приказчика и разграбивших амбар с господским хлебом. — Да, случай, что и говорить, не­ приятный, — согласился Муравьев, — но, возможно, приказчик сам ка­ кими-то грубостями подтолкнул кре­ стьян к бесчинству? — Никак нет, почтеннейший Ни­ колай Николаевич. Зачинщики, схва­ ченные полицией, признались, что они просто давно не ели чистого хлеба. Просто! Экие канальи, пра­ во! Наталья Григорьевна, слышавшая разговор, не сдержалась: *— А можно ли строго обвинять голодных людей! Нам трудно пред­ ставить себя в их положении, но понять настроенность людей, долгое время не видевших чистого хлеба, доступно каждому человеку, имею­ щему сердце... — Ах, дорогая Наталья Григорь­ евна, все это философия и, поверь­ те, я в молодости тоже либеральст- вовал, а в жизни все иначе... Начи­ нается дело-то господской жало­ стью да поощрением мужиков, а кончается тем, что в один прекрас­ ный день облагодетельствованные эти мужички с топорами и вилами на вас обрушатся! Вот-с, как оно в жизни бывает! — Ну, а если с другой стороны вопрос рассмотреть? — сказал Му­ равьев. — Вам, кажется, в поощре­ нии крестьян упрекать себя не при­ ходится, и что же? Разве не может статься, что крестьянский бунт прежде всего вспыхнет именно у вас? И Муравьев таким суровым взгля­ дом окинул помещика, что тот не­ вольно вздрогнул и заерзал в крес­ ле: ' — Помилуй бог! Этого и опаса­ ешься... Страшно представить... — Генерал Бенкендорф при мир однажды говорил, что крестьянские волнения более всего вызываются жестокосердием владельцев, — про­ должал отчитывать Муравьев. — И даже в самых высших сферах, — поднял он для пущей убедительно- Г л б Кроваво-красные капельки рябины прозрачны, свежи. В гроздья собрались маленькие — Бусинками нижи. Живее алых кораллов Глядят из-под листьев сонных. Здесь, под кустом корявым, Головы погребенных. Рябина, рябинушка красная, Солдатскою кровью окрашена. На площади падали грудью люди Под градом стали. Они никогда не думали, Что красной рябиной станут. Прозрачные, красные крапинки Разбрызганы на кустарнике... Мне кажется: это пятна Ползут по солдатским ватникам. Убитые оолусоженными, я я а Землю гладят ладонями... Но от огня коробившихся стен Отошла война. Она притаилась, сгорбившись, У мельничного окна. Она притаилась, каменной Руиной застынув мертвой. А рядом кровинки замерли В рябинушке распростертой... И люди проходят мимо, Где раньше свистели мины, Они не забыли, Знаю, Залитое кровью Знамя. Площадь, когда-то минная, Стала давно уж мирною, Рябина лишь — Кровь солдатская — Цветет на могилах братских... В. Л И ТВИНОВ. сти палец, — раздаются благоразум­ ные голоса, что лучше сами>м посте­ пенно освобождать крепостных, чем дожидаться новой пугачевщины. — Помилуйте, ваше превосходи­ тельство, как же это так получает­ ся? Отказаться от древних дворян­ ских прав? Самим подрубать сух, на котором сидим! Ведь ежели, на­ пример, мой сосед даст волю своим мужикам... это же великий соблазн всем другим? — Повторяю, попробуйте взгля­ нуть на дело с другой стороны, — наставительно и строго произнес Муравьев. — Пора бы нашему дво­ рянству отказаться от дедовских понятий и научиться мыслить в ду­ хе времени... — Значит... простите, ваше пре­ восходительство, за откровенный во­ прос... слух, будто вы имеете наме­ рение дать волю своим крестьянам, имеет основание? — Это уж мое дело, я никому отчетом не обязан, — холодно ото­ звался Муравьев. — Но вам, как земляку и соседу, советовал бы, собственного благополучия ради, впредь быть более осмотрительным в отношениях со своими крестьяна­ ми... — Да, видно, придется теперь с мужичонками ухо держать востро, — заключил, вставая Савельев. Наталья Григорьевна, проводив гостя, вздохнула с облегчением: — Боже мой, какой дурак, да еще и подлы#. ...Весной 1841 года Муравьев со­ ставил первый список на освобож­ даемых скорняковских крестьян, пе реселенных перед тем на удобные земли, где возникло таким образом два новых поселка — Ивовское и Пружинское. Список, как было условлено, Ни колай Николаевич отправил брату Александру*, у которого в комитете имелись связи, но утверждение не­ сколько задержалось. 20 мая 1841 года Александр Му равьев сообщил из .Москвы: «Я забыл в последнем письме мо­ ем просить тебя, любезный брат и друг Николай, прислать приметы тех людей, которых ты хочешь от­ пустить на волю. Я было сунулся со списком, но от меня потребовали приметы». Приметы, конечно, сейчас же бы­ ли составлены, отосланы в комитет, и вскоре все уладилось. Вручение отпускных бумаг проис­ ходило в Ивовеком поселке, куда собрались и крестьяне из Пружи­ нок. Был конец августа, теплый и мягкий. Урожай в том году выдал­ ся хороший и уборка закончилась, воздух был пропитан запахом све­ жеиспеченного хлеба и поспевавших антоновских яблок. > Муравьев приехал сюда вместе с * Александр Муравье» — создатель декаб­ ристского об-ва «Союз спасении», , недавно возвращенный из ссылки, жил под Москвой в отцовской деревне, женой. Крестьяне, без] шапок, в новых рубахах,- в полосатых холстино- вых портах и свежих лаптях толпились у из­ бы старосты, с молчали­ вым любопытством на­ блюдая за тем, что на­ всегда должно было из­ менить их жизнь. Тут же находился старый скорняковский священ­ ник отец Елисей, ме­ жевые и земские чи­ новники и становой при­ став. На крыльце поме­ щался накрытый ска­ тертью стол, лежали стопкой на подносе ох- пускные свидетельства. Муравьев обратился к собравшимся крестья­ нам с краткой речью, по­ благодарил их от имени владельцев за долгие го­ ды безропотного труда, пожелал, чтобы в новом своем состоянии они обрели более до­ стойную их и счастливую жизнь. Потом отец Елисей отслужил бла­ годарственный молебен. Староста в легкой синей похтввке и скрипучих сапогах, разгладив бороду, вышел вперед, стал вызывать освобождае­ мых по списку. И сши, медленно под­ ходя к крыльцу, бережно негнущн- мися загрубелыми руками брали от­ пускные, которые выдавала им взволнованная и разрумянившаяся Наталья Григорьевна, и в глазах у многих искрились слезы. Муравьев, стоявший несколько в стороне от других, казался чем-то недовольным, лицо его застыло в неподвижности, густые брови были насуплены.. На еам%м же деле, сн лишь скрывал свои взбудоражен­ ные чувства под привычной напуск­ ной суровостью. Глядя, как вчерашние рабы ста­ новились свободными гражданами, он невольно переносился мыслями во времена своей бурной молодости. Виделись ему вечера в доме гене­ ральши Христовской, собрания чле­ нов Священной артели, и словно в тумане вырисовывались лица Ники­ ты Муравьева, Бурцова, Якушкина, Трубецкого, Сергея и Матвея Му- равьевых-Апостолов... Сколько жар­ ких речей, сколько гневных слов вы­ сказано было против самодержав­ ного произвола и позорного кре­ постного рабства, и как верилось тогда в возможность быстрого из­ менения существующего порядка вещ^й! Нет, не сбылись надежды, самодержавие жестоко расправи­ лось с теми, кто дерзнул посягнуть на его вековые устои, но не исчезли бесследно их труды и страдания, жизнь все более подтверждала необ­ ходимость выдвинутых тайными об­ ществами преобразований, прежде всего безотлагательность уничтоже­ ния крепостного права. Они будто сторожат ев. Еще издали увидят и кричат хором: — Тетя Нина! Тетя Нина! Здрав­ ствуйте! Про Петушка скажите... — И про солнышко, которое ножки моет... Как тут откажешь! Глазенки у ребятишек сияют, на загорелых рожицах улыбки такие радостные, что и самой невозможно удер­ жаться. И Нина Головина сворачивает в калитку детсада № 2. Через не­ сколько секунд ее окружают На­ таши и Тани, Сережи и Андрей­ ки— дети рабочих Данковского химического завода. И вот уже они расселись вокруг всегда лас­ ковой и веселой тети Нины, кото­ рая знает столько презабавных стихов. Все эти стихи тетя Нина сама придумала. Взяла и приду­ мала— и про ветерок, и про ма­ мины глаза, и про мороз... Ребятишки слушают. И не надо спрашивать — нравятся ли им сти­ хи. Слушают не мигая, открыв рты. А она низким приятным голо­ сом читает: Солнце по полю ходило, Солнце ножки запылило. А под вечер— вот какое! В речке нашей ножки моет. Я труду такому рада. Похожу и попляшу! Рядом с солнышком присяду И свои пополощу. Наши ножки отдыхать Л ягут чистыми в кровать! Как это здорово: девочка и солнце лягут в кровать с чистыми ножками. Ребятишки в восторге. Они хлопают так, что ладошкам больно. Прочитано пять стихотворений, десять, а они все просят: «Еще!» Но тете Нине надо уходить. У нее много забот,и дел. Ведь она и стихи пишет, и работает в дет­ ских яслях, и воспитывает собст­ венных троих детей. Да, очень много забот у этой скромной мо­ лодой женщины — хорошей мате­ ри, прекрасной труженицы, вдум­ чивой и талантливой поэтессы. В. ДОБРЯКОВ. На снимке: Нина Головина чи­ тает детям свои стихи. Фото И. Бландовцева. Х Г а р т я з а я с к а я юность Здесь, где воздух настоен на хвое, И за рощу ведет колея, Довелось повстречаться с тобою, Партизанская юность моя. Я взволнован. Я рад, тебя встретив! В мыслях властно и зримо встает Ощутимо, как боль, Сорок третий, Словно только что прожитый год. Буйный лес новгородской округи, Глухариная песнь на току. Как не помнить весеннюю Лугу И сраженье за эту реку! Знаю, слово твое было веско. Спасовала ты где-нибудь? Нет! За Бетецкой взрывала «железку», \ Отправляя врагов на тот свет, И тебя тоже брали на; мушку, Роковой предвещая конец. Продырявил тебя на опушке В жаркой схватке фашистский свинец. Отлежавшись в землянке, Ты снова Под Павшицами встретила бой Вот такой: неподкупной, бедовой И предстала сейчас предо мной. I Б. ЦВЕТ АЕ В . с. Казинка. ! ; $ Зимою этого года на заводе «Свободный сокол» была создана ли- * I тературная группа при газете « За чугун». По средам в редакции со- ♦ ♦бираются любители творчёства и обсуждают произведения своих * ♦товарищей.' Сегодня мы хотим вас познакомить с творчеством чле- ♦ ♦нов заводской литературной группы. * ^ м м м м н м н н н м н н н м м и н н н м н м м м н н м м м м м м м и * Р е к о м е н д а ц и я стихотворения П о э т у — к а м е н щ ику Здесь, вгрызаясь, рычали бульдозеры, Скрежетали ковши- экскаваторы, Котлованы бездонным озером И кирпич и бетон заглатывали.., А сейчас из земли встревоженной, Словно юноши, сильные, стройные Из железа и камня ожили Крупноблочные, те, что мы строили. В документах записано: «Каменщик», Но для нас ты рожден покорителем. Ты мечтаешь, как все, но пока еще Людям нужен ты просто строителем. Слышишь — вот из окна распахнутого Маршем, тем, под который ходим мы, Нам «Тревожная молодость» Пахмутовой Говорит о дорогах пройденных. Может чья-то мечта далекая К нам проникла лишь этой песнею. Пусть дома твои синеокие Будут в жизни твоей поэзией. И пускай не напишешь ты очерков, Пусть стихи будут в сердце, как пленники, Ты потомкам строительным почерком о себе и о времени. Говоришь м л и о Р И я к а Бренчат, что лирика — В делах интимненьких. Звенят, что лирика О нежном, тоненьком, О тихих шепотах, О вздохах томненьких. Поют, что лирика В глазах с раскосинкой, Поют, что лирика В прическах с проседью... А я — про лирику, Как черт, чумазую, В пыли и грохоте, В жарище адовой. ' Где льют чугун и сталь, Где наше — личное, Где б человеком стал Любой бы лиричек. Где знают соли вкус И лиха фунт по чем, Где убегает — трус, Где другу— взгляд, плечо... Где можно с каждым днем В рываться снова в жизнь И, подружив с огнем, Огонь в стихи вложить. В. Р А СТВОРОВ. сотрудник заводской газеты « За чугун». Над токарным станком алеет вымпел с надписью: «Здесь рабо­ тает ударник коммунистического труда». Мишу радует это и немного смущает... По цеху ходит пожилой мастер. В его черных волосах запуталась седина, словно свежие мелкие стружки. Из-под мохнатых бро­ вей смотрят пытливые, зоркие глаза. Прихрамывая на левую ногу, мастер остановился возле Мишиного станка, полюбовался горкой блестящий деталей, заша­ гал дальше. К концу смены мастер снова подошел к станку Михаила. То­ карный станок пел свою песню, . выбрасывая из-под резца тонень­ кую серебристую стружку. Ма­ стер посмотрел на замасленные руки токаря, на ворох готовых деталей, прикинул: нормы полто­ ры — не меньше... Миша остановил станок, снял защитные очки, хотел что-то ска­ зать, но мастер опередил его: — Работаешь ты по-коммуни­ стически. Живешь, надеюсь, то­ же правильно. А вот в партию... в партию думаешь вступать? — Думаю, Андрей Иванович, это моя самая большая мечта. Я и с новой Программой ознакомил­ ся и Устав изучил. Только вот с рекомендациями как? Мало я ра­ ботаю на заводе. — Почему мало? Ты когда к нам пришел? — Да скоро два года. — Ну разве мало? Вполне до­ статочно. Тебя все знают. Мастер взял Мишу за плечи и легонько потряс, как бы испыты- Х о ч у быт ь н е у г о м о н н ы м Хочу быть неугомонным, Быть, а не казаться. Хочу быть таким огромным, Чтобы Луны касаться. Хочу о Солнце обжечься, Земной разрывая плен. Хочу марсианским женщинам Дарить голубую сирень. Но больше всего мне хочется, Быть юным, всю жизнь без отчества И, сбросив перчатки модные, Строить площадки взлетные... Земля раскружилась в вальсе, Купаясь в ветрах тугих. Мне хочется здесь, не на Марсе, Собой зажигать других. Здесь, где весеннюю музыку Токарь вложил в заготовку, Здесь, где играют мускулы Под голубой спецовкой. Здесь, где работой славится Каждый прошедший день, Здесь, где земным красавицам, Дарят земную сирень. Хочу быть неугомонным, Хочу успевать повсюду. И пусть я не буду огромным. Нужным, поверьте, — буду! Е. П ОДВЯ З К ИН, бригадир фасоннолитейного цеха. г а с с к а з * вая его крепость, потом сказал: — Я дам тебе рекомендацию. Иди помойся и приходи в контор­ ку мастеров. Посидим, потолкуем. Оставшись в конторке один, ма­ стер достал из стола бумагу, за­ правил авторучку. Когда Миша пришел, была уже написана пер­ вая обычная фраза: «Знаю Андреева Михаила Ми­ хайловича с 1961 года по совме­ стной работе»... Посадив Мишу рядом с собой, мастер попросил его рассказать о себе, где родил­ ся, в какой семье. •— Родился я в тысяча девять­ сот сороковом году. Но это не точно. Может быть, в тридцать девятом... Мохнатые брови Андрея Ивано­ вича поползли вверх. —- Постой, постой, что ты го­ воришь? Что значит не точно? — По паспорту я с сороково­ го. А точно... кто ж может ска­ зать? — Михаил опустил глаза и, машинально водя^ пальцем по столу, продолжал. — В моей био­ графии много неясного. Я даже не знаю, кто я по национальности. По документам — русский, а мо­ жет, я литовец или белорус. — Ничего не понимаю! — с до­ садой произнес Андрей Иванович и зашагал по комнате, припадая на левую ногу. Когда он волно­ вался, хромота его особенно бы­ ла заметна. — Да ты не бредишь, парень? —- Нет, я ничего... Путаная моя биография. Вы уж извините ме­ ня, Андрей Иванович, правду вам говорю. Не знаю я ни матери, ни отца, ни местожительства, На­ шли меня в сорок первом году на фронтовой дороге. Ползал, гово­ рят, возле убитой матери — это мне говорили в детском доме, когда я подрос. Спрашивали, как зовут, отвечал будто «Миша». А папку как? Тоже Миша. Вот и окрестили Михаилом Михайлови­ чем. А фамилия по имени солда­ та, который подобрал меня. Ан­ дреем звали его. Артиллеристом, говорят, был. Миша не сразу заметил, как из­ менился мастер в лице, как дрог­ нул мускул на его щеке и как напряженно и пристально он гля­ дел на него. Вспомнился старому мастеру фронтовой эпизод. Июль. Жара. По пыльной дороге бегут старики, женщины, дети... Над колонной появились самолеты с черными крестами на крыльях. Сбросили бомбы. На бреющем полете об­ стреляли безоружных людей. Уцелевшие продолжали путь на Восток. А убитых и раненых по­ добрали наши солдаты, занимав* шие оборону на опушке леса. Там, в кювете, увидел он тогда малы­ ша, плачущего возле мертвой ок­ ровавленной женщины... Помолчав, Андрей Иванович спросил тихим, не свойственным ему голосом: — А ты не скажешь, Миша, где это было? — Скажу. Под Старой Руссой. 'Это я точно знаю. Позапрошлым летом отпуск там провел у своего друга детдомовца. Красивые ме­ ста! Такие поселки отстроены, са­ ды цветут! А ведь, говорят, все было сожжено. ■— Да нет, не может быть... — Как не может быть? — уди* ‘ вился Миша. — Ведь война же. Столько бомбили! — Подожди... — Андрей Ива­ нович поднялся, подошел совсем близко. Заглянул в Мишины свет­ лые, почти мальчишечьи глаза. *— Что с вами, Андрей Ивано­ вич? — Подожди, подожди, Миша,—• и будто вспомнив что-то, взял Мишину руку, провел по ней мо­ золистыми пальцами, отыскивая маленький шрамик, похожий на тот, что был на пухлой детской ручонке, судорожно цеплявшейся за мамину кофту. Но может быть детские шрамы сгладили годы, а может быть слишком сильно дро­ жат пальцы, старого мастера?.. — Давай закончим рекоменда­ цию и — домой... На чистый лист бумаги ложи­ лись ровные синие строчки. Рекомендация начиналась сло­ вами: «Знаю Андреева Михаила Ми­ хайловича с 1941 года...» В . КУЧИ Н.