Ленинское знамя. 1964 г. (г. Липецк)

5 5 октября 1 9 6 4 г., :№ 2 5 2 (3 1 4 6 ) Л Е Н И Н С К О Е З Н А М Я V - о т р м ^ б с г ^ а ^ Александр Александрович Вермишев прожил короткую, но яркую жизнь. Член партии с 1903 года, он все свои силы отдал революции. Сидел в тюрьмах, участвовал в штурме Зимнего дворца, занимал в Красной Армии крупные командные должности. Но не только с вин­ товкой в руках отстаивал он власть Советов. Несгибаемый ленинец, известен как человек многих талантов. Он журналист, драматург, поэт, изобретатель. Еще в 1905 году, отбывая заключение, в тюрем­ ной камере Вермишев написал пьесу «За правдой», которая была за­ прещена царской цензурой. 45 лет назад комиссар Вермишев погиб смертью героя в боях с бандами Мамонтова при обороне Ельца. 16 драматических произведений написал Александр Вермишев. Но наибольший успех выпал на долю его пьесы «Красная правда», которая обошла все фронты гражданской войны. Высокую оценку этой пьесе дали Владимир Ильич Ленин и Алексей Максимович Горький. Журналист Анатолий Баюканский, живущий в Ельце, написал документальную повесть об Александре Вермишеве. Ниже публи­ куется отрывок из нее , К в А л е к с а н д р проснулся рано. Он смотрел на светлеющие оконца, будто затянутые тол­ стой слюдой. От мглистой земли мед­ ленно поднимался предутренний ту­ ман, освобождая из мягкого плена речушку, крутолобые дальние хол­ мы. На оконце старенькая елец­ кая кружевная за­ навеска. Рассвет, словно начинаю­ щий художник, пробует на ней свои краски: тон, подсветку. Вот кружевная мете­ лица заголубела. Морозные узоры стали расплывча- тее. И вдруг пер­ вый луч солнца ударил в занавеску, и узоры заиграли все вместе и каж­ дый в отдельности. Александр затаил дыхание. Как уберечь в памяти всю эту сложную гамму красок? Розовые ходики на стене, старую ветлу, склонившуюся к оконцу. Скрипнула дверь. Неслышно, по- кошачьи вошла хозяйка — Анфиса. Острые ключицы топорщатся под платьем. На лбу прилипла прядь зо­ лотистых волос. Анфиса поставила ведро с водой на пол. Оглянулась на постояльца. Александр предуга­ дал ее взгляд. Успел прикрыть гла­ за. Анфиса поставила на пол дере­ вянное корыто, щербатое по краям. Опрокинула воду в него. Вместе с водой в корыто плюхнулась крупная рыба. Александр сразу определил — щука. Рыба ткнулась носом в край корыта и замерла. Женщина еще раз обернулась. Потом легко опустилась на колени. Долго-долго смотрела, не отрываясь, в желтые, злые щучьи глаза. Александру показалось, что она даже что-то еле слышно бормо­ чет про себя. Все это походило на сказку. Де­ ревенский рассвет, темно-серая спи­ на щуки в голубоватой сини корыта, желтые глаза, ситцевые горошины на платье. -Почувствовал на себе взгляд по­ стояльца, Анфиса резко обернулась. Вскрикнула, опрокинула ведро. В глазах застыли льдинки испуга. Но Александр доверчиво улыбался. Ан­ фиса заправила под косынку непо­ слушную прядку, исподлобья взгля­ нула на черноволосого, вымученно улыбнулась: • г Часом не цыган ли ты? — А что, погадать желаешь? Мо­ гу. Растолкую, что на сердце тво­ рится. Анфиса на всякий случай отодви­ нулась подальше. А в глазах любо­ пытство. — Для присухи щуку принесла? — Бесплодная я, горемыка. Му- жик-то бросать собирается. Присо­ ветовали бабенки,—сбивчиво заго­ ворила Анфиса, с надеждой глядя в зеленоватые глаза постояльца. Александр слышал, что Быстрая Сосна протекает в мощных пластах девонского известняка. Этот извест­ няк сохраняет в себе тепло далеких эпох. У местных жителей множество поверий с рекой связано. — Брось щуку. Напишу тебе за­ писку. К врачу сходи. А ее в котел. — К врачу? Соромно. Но пойду. / Я бедовая баба. А щуку за порог. Страсть не люблю зубатую. — Окуней уважаешь? Тогда слу­ шай: То были бронзовые дети Зелено-грифельных глубин. Они купались в ярком свете, У-»у, ты, колода, дубье деревенское... Будет уже — не мешай!.. Александр в изнеможении опу­ стился на деревянную скамью. А ви­ денья не уходили. Кто-то осторож­ но тронул его за рукав: — Товарищ комиссар, в штаб ла­ зутчика доставили!.. Тиха привокзальная улица. Роса на тропке. Шагнешь, и пригнется трава. Оглянешься — опять стоит. «Так-его, так-его!»— в такт ша­ гам чеканит мысль. В штабной комнате припахивало сыростью. Колченогий топчан накрыт серым солдатским одеялом. Полевой телефон на деревянном столике. Карта, задернутая шторкой. Лихо щелкнул каблуками дежур­ ный по штабу: — Товарищ комиссар, в окрестно- стях Аргамачи патрулями задержан вражеский лазутчик. Отвечать на вопросы отказывается. — Приведите! Александр взглянул в окно. На I о г Е д р А 1 ^ Н 1 Лиэунович продолжал стоять. Ск,у. лы его посинели. Шрам на шее стал выпуклым и блекло-белым. Комиссар задумался. Припомнил. Университет. Жандармы. Лизунович комментировал арест вслух: «Чело­ век пробовал плыть против течения. Теперь ему не поможет даже искус­ ственное дыхание». Лизунович еще раз взглянул на комиссара и обмяк. Веко опустилось и погасило левый зрачок. Только ку­ лаки, налитые пудовой тяжестью, все еще были крепко стиснуты. — А вы преуспеваете, Вермишев. Здоровый цвет лица. Кожанка. Тю­ ремная баланда не испортила вам зубы. — Да. Пользуясь вашей термино­ логией, мы — пловцы. От чьей при­ стани плаваете вы? Свобода, свобода!.. Где ж рай твой веселый? Следы твои страшны, Отмечены кровью. — Кольцов. Его ориентир не Для вас, Лизунович. Товарищ дежурный, по в е р н у л с я Е Ц В Е С К А 1 . . . Подставив солнцу холод спин. Как безупречен, грациозен Был этот танец окуней! Видны им были кроны сосен, Потоки солнечных лучей... И, на мгновенье замирая, Они дышали полнотой Великолепнейшего мая, Что им открылся под водой.*} — Слова больно непонятные, а слу­ шать приятно. Будто речка-студенка катит с камня на камень. — Фис-ка!— надтреснутый муж­ ской голос прозвучал с сеновала.— Где ты, дуреха! — Да иду я, иду!.. Дверь захлопнулась. Щука по- прежнему лениво шевелила плавни­ ками. Блики рассыпались по полу. Все жило. Ходики выговаривали: «Так-его, так-его!». У Александра вспотели ладони. Он схватил каран­ даш, бумагу и записал: так-его, так- его. Сердце учащенно забилось. Бумага требовала, просила слов. Го­ лову теснили странные виденья. Мелькали обрывки фраз. Так-его, так-его, так-его, В кузнице молот кует. Зачеркнул в сердцах. Написал сно­ ва. Что-то говорила вошедшая Ан­ фиса, но Александр уже ничего не слышал. Перед глазами была закоп­ ченная кузница. Запах гари. Защи­ пало горло. Старый кузнец. Печаль­ ные серые глаза. Кожаный передник. Рядом ученик — деревенский малец. Лапами черными полночь глубокая Горло сдавила... Молчит. Плохо. Рука машинально зачерки­ вает написанное. И тут же выводит новую строку: Крыльями черными полночь глубокая Город сдавила... Молчит. Только из кузни, как песня далекая Сталь наковальне кричит: Так-его, так-его, помню сынишку, Жги,— говорил,— проживем. Целую песню придумал мальчишка... Ловок ковать был вдвоем. Ловкий парнишка... Ему б теперь было... Умница был... Грамотей... Надвое голову саблей срубило... Ну, что уставился? Бей!.. Кладбище знаешь, Преображенское? Нет? Все разжуй да подай... *) Здесь и дальше стихи А. Верми- шева. • путях дымили под парами два па­ ровоза. Рельсы убегали вдаль и схо­ дились на клин... Мысли комиссара все еще были далеки от действи­ тельности. Чертовски занимательное это чувство — вдохновение. Будто на какое-то мгновение удается чело­ веку выпрыгнуть из собственной шкуры и окунуться в мир чужих! мыслей, действий, почувствовать ра­ дость и горечь утраты. В дверях стоял крепко сбитый мужчина в рубахе мастерового. Ле­ вый глаз у него был слегка расши­ рен и красноватое веко выглядыва­ ло наружу. За спиной незнакомца — часовой. — Кто вы?— спросил Александр. — Питерский, с Ижоры. К сестре выбрался. Лет двадцать не видывал Анютки. — Документы! — Полный порядок,— ухмыльнул­ ся незнакомец и достал отпускное свидетельство. Александр все еще никак не мог сбросить оцепенение. Голос незна­ комца напоминал ему о чем-то дав­ но забытом. Но сосредоточиться -бы­ ло невозможно. Сегодня в рассвет­ ный час мысль, словно получив доб­ рый толчок, рисовала широкую кар­ тину переживаний старого кузнеца, потерявшего в кровавое воскресенье единственного сына. В груди подни­ малась ненависть против «дубья», ко­ торое выжидает, чем кончится са­ мая великая в истории революция. — К сестрице выбрались. По­ хвально. Родственная кровь и на край света заведет. — Фактически правильно. Разре­ шите идти, гражданин комиссар? — Фактически правильно,— мед­ ленно повторил комиссар.—Так гова­ ривал один мой старый знакомый.— Александр отошел от окна, повер­ нулся и в упор посмотрел на задер­ жанного. Ему показалось, что крас­ новатое веко незнакомца дернулось вверх. Правый глаз прищурился и Александр явственно различил в нем бешеную огненную вспышку. Но уже через мгновение незнакомец взял себя в руки. — А ведь я вас по голосу узнал, Лизунович, — спокойно проговорил Александр. — Извините, вы меня с кем-то пу­ таете. — Прошу,— Александр указал за­ держанному на табурет.— Помните: жизнь — бурный разлив реки. Спа­ сается тот, кто предугадывает тече­ ние? Александр к часо­ вому. — Уведите! — Одну мину­ точку, Вермишев, — голос Лизуно- вича дрогнул. Неужели вы все­ рьез надеетесь со­ хранить комиссар­ ские порядки в стране? Вы—плов- 5 цы, вынесенные на ‘ гребень волн кап­ ризом истории. По законам природы волны опускаются, и все становится на свое место. Скоро захлебнется вся эта мужицкая республика,— Ли­ зунович, яростно брызгая слюной, спешил высказать все, что думал.— Ровно через неделю... — Что же будет через неделю? Два стихотворения В. ФРОЛОВ, конструктор Липецкого отделения института «Стальпроект». Н в о к з а л е Я никуда не уезжаю. С вокзалом я наедине. Сибирский поезд провожаю, И благодарен поезд мне. Его приветствуют рукою, Когда подходит он пыхтя, А я сижу вдали спокоен, Вагоны это мне простят, В тот миг, когда свисток раздастся, Прервав свиданий кратких гул, Я паровозу помогу Свиданьям этим вот не сдаться, Тем помогу, что молчаливо, Без слезных вздохов и тоски Губами выдохну: «Счастливо», —• И он поймет, как мы близки... А такое бывает редко — Выпускной торжественный вечер! Но смеялись вы едко-едко, Смехом праздничность ту калеча. Разве трудно забыть — на день хоть! - И свои и чужие деньги?! Пусть танцуют девчонки вальсы, Этот вечер — в судьбу дорога. Не позволю, чтоб чьи-то пальцы Их посмели, как деньги, трогать! Институтские знаю будни, Бескорыстную сил отдачу. Презираю я лица-студни. Что улыбки постные прячут. Утешают они — елейно, Если друг споткнулся случайно. Моментально, как змеи, злеют, Если в чем-то их уличают, Все расценят они на деньги — Я с трудом-узнаю людей в них... В очистительном вальсе-вихре Отметается все, что ложно. Даже эти... сидят, притихли На балу в кафе «Молодежном-. — Зацветет вереск. Дни пойдут на убыль. Для вас, комиссар Вер­ мишев. Александр почувствовал в словах Лизуповича скрытую угрозу. — Вам, Лизунович, вряд ли удасг- ся дождаться цветения вереска Уведите арестованного! Александр вышел на крыльцо вслед за Лизуновичем. Вздохнул полной грудью ветреного воздуха На лоб упала паутинка. Бабье лето. Страда паучья. На возвышенности блестел маковками церквей патрд архальный Елец. Но Александр знал: в гуще города, словно хмель в браге, уже бродили живительные соки. Проснулась новая Россия. И никаким Лизуновичам, никакому чертополоху не заглушить свежих ростков, зеленых побегов революции. А. БАЮКАНСКИЙ. Чувство полета А. КАКОВКИН. Нам бы летчиками выси осваивать, Грохочущим пламенем космос прочерчивать. Но жизнь к другому посту поставила — Кроить и резать листы железные. На заготовки мы метрами точными Размечаем железные площади. И газорезок пылающие лезвия Вонзаем в металл, как в масло — острые. А после из этих листов нарезанных Сооружаем мы для строек конструкции просто. Когда промеренным и проверенным Взгромоздится заказ на платформу вагонную, В сердце вторгается радость безмерная. Поднимает на крыльях в высь бездонную. Тогда с неба звезду взять рукою хочется, Приколоть к своей робе, как пятиконечную^ Не обязательно быть летчиком, Чтоб жить ощущеньем полета вечнбго. ВСЕЛЕННАЯ, ГОРЫ И Я Кто я и что я? Где мои межи? Светит звезда моя, где { и как? Я— человек, не больше, не меньше,— Однофамилец ваш и земляк. Я человек — это имя мое. Вечность, как книгу, читают в нем Горы мои, Гордые мои, Долы мои, Добрые мои, Вечность? Простите за громкое слово. С горами врастаю в сияние дня, Вижу — ракеты, нацелясь сурово, С громом готовы сорваться в меня, Чтоб расковеркать Вселенную всю, Жизнь оборвать и мою, и твою, Человек мой, Лютый мой, Человек мой, Любимый мой! Стало гнездом в глазах моих небо, В котором высиживают Землю-яйцо Века, опьяненные кровью и гневом, В груды плакатов зарывшись лицом, Война или мир в земной скорлупе? Смерть или жизнь готовят тебе, Край мой, Прекрасный мой, Свет мой, Ясный мой? Горы мои, вы кремнисто-багряны. Может, на вашу надеются твердь ЖИЗНЬ ПРОТИВ СМЕРТИ Р а с с к а з — Ы Л Сейчас справедливость тились на свою родину В годы войны были необоснованно об­ винены и подвергнуты репрессиям пред­ ставители калмыцкого народа. Это одно из тягчайших проявлений культа личности, восстановлена. Репрессированные возвра- и снова стали равноправными гражданами. В основу рассказа солдата Липецкого гарнизона Б. Пюрбеева, по национальности калмыка, положено пережитое им и его близ­ кими в тяжелые годы испытаний. Н А МНЕ — солдатская форма. Поезд мчится к моему тепло­ му солнцу, к моей родной Калмыкии. Приятно сознавать, что тебе за добрую службу дали счастье повидать родину. Гудки... стук колес... Что напоми­ нает мне этот летящий поезд, этот перестук колес?.. Да это уже было когда-то в моей жизни. Только было совсем иначе. * * * Прошло много лет. А я до сих пор лишь закрою глаза и вижу... Зима... Бескрайние сибирские просторы... Ветер валит с ног, бросая в лицо колкие, больно жалящие, снежинки. Мне восемь лет. В этих холодных просторах я чув­ ствую себя одиноким. Я помню, очень хорошо помню солнце моей родины—Калмыкии. Где теперь его ласковая теплота? Как далеко она отсюда... Налетает новый порыв вет­ ра, он отбрасывает полы моего рва­ ного пальтишка, и мне становится еще более одиноко. Кажется, что эта дорога в школу никогда не кончится. Утешает только то, что через несколько минут я увижу добрые глаза моей соседки по парте Вали. Валя сегодня в краси­ вом платье. Оно ей очень к лицу. И я почему-то начинаю стесняться сво­ ей несуразной и бедной одежды. — Замерз? — спрашивает Валя, заглядывая мне в глаза и, взяв мою руку, согревает ее. Я не совсем хо­ рошо знаю русский язык, но мне очень хочется его знать. Каждое сло­ во в нем, каждую интонацию, пото­ му что это язык, которым говорит Валя, делающая для меня так много хорошего. — Вчера отец поймал вот такого окуня, — говорит она и разводит руки в стороны. — Окунь? А что такое окунь? — спрашиваю я. — Рыба, — отвечает Валя. — А по калмыцки Окунь — это имя,— смеюсь я, и нам обоим очень весело. Валя смеется безудержно, запро­ кинув голову, ее косКчки вздрагива­ ют от смеха. И я смотрю в ее хоро­ шее лицо и забываю ветер, пургу, холод. Мне хорошо. Но я знаю, что пройдет четыре часа, отзвенят четыре звонка и все это кончится. — Раздевайся, погрейся у печур­ ки, — говорит мама, снимая с меня замерзшее пальто. В палатке, как всегда, холодно. Посредине стоит печка, распростра­ няющая тепло только на полметра. Хочется сесть около нее и, глядя на красноватое пламя огня, не двигать­ ся и думать, думать, думать — дол­ го, ДОЛГО.;. Рядом с печкой лежит сестра Зоя. Глаза ее закрыты, одеяло надвинуто до самой переносицы. Она совсем неподвижна. — Мне нечего дать тебе поесть, •— как бы оправдываясь, говорит мать. И только сейчас я замечаю, какие у нее заплаканные глаза, и как тре­ вожно смотрит она на Зою. Мне хо­ чется кричать. За что такие страдания? За что? Зеленоватое пламя бьется в печур­ ке, как будто не находит выхода из нее, и мне опять вспоминаются зе­ леные сады Калмыкии. Я вижу дома, теплое солнце, даже ногами я чув­ ствую родную землю. Как тепло и хорошо... Шаг, еще ша*... И вдруг над са­ мым своим ухом слышу пронзитель­ ный голос мамы: — Зоя! Зоя! Я вздрагиваю Зоя лежит с широ­ ко раскрытыми глазами. Лежит не­ подвижно. Глаза замерли на синем опухшем лице. Мать бросается ей на грудь, но рука Зои беспомощно па­ дает вниз. — Умерла! — думаю я и подбе­ гаю к матери. Я долго и беззвучно плачу. Ночью никак Яе заснуть. Я лежу тихо, прислонившись к соседу Беве. Мне тепло, но сон не приходит. Я вспоминаю похороны Зои. Как сей­ час вижу все. Манджи копал землю. Да разве это земля? Казалось, лопа­ та бьется о твердый камень. Этот холодный и металлический звук до сих пор стоит у меня в ушах. — Манджи, отдохните немного, — сочувственно проговорил Бевя, ко­ павший с ним рядом. — Ничего, браток, у Манджика си­ лы хватит, — ответил тот. Пурга ста­ ла еще сильнее и уже почти не бы­ ло видно рядом стоящего человека. Бевя даже не заметил, как Манджи, напрягая последние силы, выбрасы­ вал замерзшую землю. — Вот, кажется, и все,— сказал Манджи, и, покачнувшись, упал сно­ ва в яму. Все это я вспоминал, лежа рядом с Бевой. С ужасом думал я о том, что где-то в холодном поле, в за­ мерзшей земле осталась лежать Зоя. Хотелось плакать и кричать. Теплая рука Беви потянулась ко мне и погладила мою голову. Мне стало немного легче. Я закрыл глаза, и мне снова пока­ залось, что надо мною опять род­ ное, жгучее солнце, цветущие сады, а под ногами теплая, теплая родная земля. Шаг, еще шаг... Как хорошо и теп­ ло.., * , * Так проходили день за днем, один похожий на другой. Так прошло шесть лет. Шесть долгих лет. Сколь­ ко обид и слез испытали безвинно пострадавшие люди. Сколько боли и слез видел я в свои четырнадцать лет. И опять — зима, пурга, холод... Через несколько минут я опять уви­ жу хорошее лицо Вали. За это вре­ мя наша дружба стала еще крепче. — Борис, я сегодня такая счастли­ вая, — радостно встречает она ме­ ня. И гордо добавляет: — Поздравь! Меня в комсомол приняли. Мне хо­ чется поцеловать ее счастливое ли­ цо. Но что-то удерживает меня. — А у меня никогда не будет та­ кого счастья, — думаю я, и это боль­ но отзывается в моем сердце. Поче­ му? Почему так несправедливо? Ведь мы с Валей одинаково мыслим, оди­ наково чувствуем, думаем.., — Как хорошо что на этой земле есть ты!— гово рю я Вале. Как будто уга­ дав мои мысли, мою грусть, она утешает меня: — Я верю в то, что и у тебя будет такое счастье. Верю. Понимаешь? Верю. Все будет хорошо. Все долж­ но быть хорошо. * * * Это время настало. Я помню тот беспокойный день, когда были по следние сборы. Моя семья уезжала на родину. Счастливый голос ма^ тери, ее движения сразу же стали молодыми. Без всякой боли про­ щаюсь я с этой землей, потому, что на ней так много пережито. Жаль только расставаться с Валей. Она улыбается, но я вижу затаенную грусть в ее глазах. — Пиши. — Обязательно. На вокзале шумно и празднично. Сколько счастливых улыбок и глаз... А я чувствую, как во мне в эти минуты боль перемешивается со сча­ стьем. Последний гудок. Последний взмах Валиной руки, последнее сло­ во: — Пиши-и-и.„ Кажется, поезд уносит с собой это последнее, такое нужное мне слово. Некоторое время я еще вижу ма­ шущую руку с синей косынкой, гиб­ кую фигуру Вали.., За окнами — степи, степи... Хо­ чется лечь на полку и долго мечтать о встрече с родным солнцем, с род­ ной землей и почему-то кажется, что должно совершиться чудо и что, приехав туда, я вдруг встречу там близкую моему сердцу русскую де­ вушку с добрыми хорошими глазами и она скажет мне: — Вот видишь? Я же тебе говори­ ла, что все будет хорошо... А поезд бежит и бежит навстречу моему счастью. Б. ПЮРБЕЕВ, рядовой. Петро Скунц Люди и сёла, народы и страны? Вас ведь разрушить не может и смерть, Грянет война — не пустите её! Нагрянет беда — отразите ее, Синие мои, Сильные мои, Мудрые мои, Могучие мои! Но нет, мои горы, от силы от вражьей Не вам защитить жизнь и долю мою, Я— человек! И сам Я на страже, Как миллионы таких же, стою, Я за свою отвечаю судьбу, Сам пронесу сквозь века и борьбу Горы мои, Горе мое, Долы мои, Долю мою. Время над миром бурею свищет, Хрупкое — бейся и слабое А я поднимаюсь с сгинь, горами все выше—* То в черноту, то в безмерную синь. Солнца сиянье! Тебя я спасу! Тучи свинцовые — впрах разнесу! Горы мои, Острые мои, Верные мои, Вечные мои _г Вы— надо мною, вы— подо мною, Сильный, как вы, рядом с вами встаю,' Неба коснулся я головою И на Земле я ногами стою. Там, надо Мною,— сияние дня, Здесь, предо Мною,— Отчизна моя±а Горы мои, Гордость моя! Долы мои. Доблесть моя! С украинского перереЯ С. СЕРИКОВ, Короткий р а с с к а з Л у н а и т р а м в а й В редкие осенние вечера, когда станови­ лось совсем темно, улица преображалась. Начинаясь у площади перед институтом и пройдя через весь го­ род, она заканчива­ лась огромным крас­ новатым зданием Лу­ ны с темными пояска­ ми балконов из обла­ ков. И если никуда не сворачивать, а идти только прямо, то мож­ но дойти до этого чу­ десного лунного зда­ ния, подняться на один из его балконов и увидеть всю Землю. Вот и сегодня Юноша и Девушка, взявшись за руки, шли туда. Они были уже совсем близ­ ко и поэтому не торо­ пились. А сзади их догонял трамвай. Вожатая, по- ☆ На Липецкой Маг­ нитке заканчивается строительство Азотно­ тукового завода. Вме­ сто двух лет, предпри­ ятие сооружается все­ го за одиннадцать ме­ сяцев. Скоро завод вступит в строй. лодости, что вожатая притормозила и мед­ ленно поехала следом за ними. Пассажиры, обеспокоенные задерж­ кой, подходили к ней, но, посмотрев вперед, молча возвращались на свои места. И только один гражданин с со­ лидным брюшком и двойным подбородком ничего не понял и стал громко возмущаться. Вожатая дала длин­ ный звонок, И сразу все исчезло. Была просто улица с обыкновенными дома» ми. Был трамвай, ко» торому мешали про­ ехать просто мальчиш­ ка и девчонка. А высо­ ко в небе светила ма­ ленькая холодная Лу­ на.., Ю. КЛИНОВ, формовщик Липец­ кого радиаторного завода. В Д О Х Н О В Е Н И Е Сурова в январе природа. И в феврале мороз не слаб. Но стройка нового завода И в стужу лютую росла. Бетон потоком подавали. И если леденел он вдруг, Строители отогревали Его теплом сердец и рук. И был нюнь. Шла так рабои Что отставали все часы. Беюн блестел от капель пота А нам казалось — от росы. И вот он, облаков касаясь, ■а не через год — липецкий красавец — Сегодня - Поднялся Азотнотуковый завод. Поднялся просто, величаво, Блестя огнями по ночам. Он из бетона и металла И вдохновения липчан. В. АЗАРИН. На рисунке: один из уголкоя Азотнотукового завода. Рисунок И. Степанова