Ленинское знамя. 1960 г. (г. Липецк)

27 марта 1960 г., М$ 73 (174511 Л Е Н И Н С К О Е З Н А М Я з с ж р м ж г ы ^ а и '☆ ☆ П О Д В И Г Ч Е ТЫР Е Х Больше месяца ширь океана Их держала в жестоком плену: То слепила холодным туманом, То швыряла с волны на волну. Больше месяца ветер хлесткий Все свалить их пытался с ног; Позабыть о России, березках Все заставить хотел — и не смогI Голод с жаждою не угасили До желанных спасенья минут Веру в крепкую дружбу, в Россию И в предчувствие: «Скоро спасут /» Помогла эта вера сквозь штормы, Сквозь циклонов пронзительный вой Этим парням советским, упорным Возвратиться в Россию, домой. Леонид СОЛОВЬЕВ, с. Добринка, Р О В Е С Н И К У 4 Нам с тобою горевать не стоит, Что не мы с оружием в руках Ш ли в строю с Матросовым и Зоей, Е ли суп в походных котелках, Что не мы в суровом сорок третьем защищали честь родной земли, Звались мы не «воины», а «дети», И не все понять тогда могли, Да. Мы были малы. Слишком малы для того, чтоб чувствовать и знать, как земля от жгучего металла Может человечески страдать. Но теперь, когда зарубцевались раны от пожаров и боев, и для нас немало дел осталось, Важных дел! — Двадцатый век таков. И на время сетовать не стоит. Жизнь идет! Смотри, какой размах В этих планах семилетних строек: в домнах новых, новых городах, шахтах, рудниках, заводах целых, в покореньи космоса и в том, что у нас зовется просто делом,— В каждом деле, сложном и простом. Светлана МЕКШЕН. г, Липецк. Т Р О П И Н К А Померкла полоска заката. Сгорела, как видно, дотла. Не эта ль тропинка когда-то Нас к дружбе большой привела? Вот здесь, у высокого вяза, На снежном крутом берегу, Сказал я тебе, сероглазой, Что жить без тебя не могу. В тот радостный памятный вечер Всходила луна, как сейчас. Резвился над берегом ветер, Волнуя раскидистый вяз, Разбуженный песнею звонкой Светился поселок вдали. Вот здесь, на любимой сторонке, Мы счастье свое обрели. О, юность!—начало рассказа, Горячих сердец непокой, Сегодня у старого вяза Мы встретились снова с тобой! Б. ЦВЕТАЕВ, Грязинский район. Б а с н я Д О С Т У К А Л И С Ь До Льва донесся слух, Что К ро т — его главбух — Проворовался, как мальчишка. Взбесился Лев. И топал, и рычал, И лапой по столу стучал, И клялся, что главбуху — крышка! Явился Крот. Стоит, как в землю врос. От страха еле-еле дышит. Но вот очухался и слышит, Лев задает ему вопрос: «Так как же так. главбух? Растраты, Слыхал я, завелись у нас!..» «Ох, есть! — промолвил виновато Наш К ро т в ответ на львиный бас. — Попутал леший, не иначе. Вчера бумаги проверял. И вижу... Тот.., для вашей дачи Забыл списать стройматериал! А там и тес,., и жести тонна».., «Эх. ты! — прикрикнул Лев, — ворона1 Чем тут на цыпочках плясать. Давно б додумался списать! Ну, что еще там?» — «Мелочишка.., Сегодня в банк ходил зайчишка. И, зазевавшись, дуралей, Посеял где-то сто рублей». «Ах, негодяй! — Лев взбеленился. Да как он смел их потерять! Он что... Быть может, где напился? Нет? Все равно—с работы снять! ...Ф-фу! Мелочь всякая заела! А впрочем, это ерунда. Кончай, главбух, ты это дело, А вечердом махнем».., «Куда?» —Под суд! — прервал их разговор Вошедший кстати прокурор. Н. ЕМЕЛЬЯНОВ. Грязинский район. ☆ ☆ ' В и к т о р А В Д Е Е В ПЕРВЫЙ КЛАССИК Виктор Федорович Авдеев ро­ дился в 1909 г. в станице Урю- пинской, воспитывался в детдомах, в трудовой колонии, Он член Со­ юза советских писателей, лауреат Сталинской премии. Рассказ «Пер­ вый классик» публикуется нами в сокращенном виде. Полностью он будет напечатан в № 2 воро< нежского журнала «Подьем», а затем в книге «Моя одиссея», которая в этом году выйдет в Москве, в издательстве «Молодая гвардия». В НОВОЧЕРКАССКОМ детдо­ ме я жил сытно, учился в профшколе, работал в сто­ лярной мастерской, но мне все время хотелось съездить в Крым и покупаться в Черном море. Пораз­ мыслив, где достать денег, я тайком позаимствовал две казенных просты­ ни, однако на билет все равно не хватило. Тогда, трясясь от страха, я зайдем пролез в пассажирский поезд и за ночь покрыл двести ВВРСТ. На станции Мальчевская кондуктор дву­ мя здоровенными затрещинами вы­ проводил меня из вагона, и я узнал, что ехал совсем в противоположную сторону. От огорчения я не знал, что делать. Оборванный, пожилой босяк, с которым я делил папиросы, утешил меня: — Ничего, оголец. Вот пойдет Мак­ сим Горький, он всех посадит, и ты сможешь добраться хоть до Велико­ го океана. — Порядок. — ответил я, чтобы скрыть от босяка, что совершенно ничего не понял. После долгих размышлений я ре­ шил, что Максим Горький — это начальник станции и он как-нибудь пристроит к поезду всех золоторот­ цев, что скопились на его участке. И когда на перроне показался низень­ кий вислоухий человек в красной фуражке, я вежливо приблизился к нему: — Скажите, как мне поближе по­ пасть к Черному морю? Реденькие брови начальника стан­ ции вдруг словно встали на дыбы, а уши задвигались: — Что-о?1 — По ошибке я вчера сел не на тот поезд. Ночь, а тут еще торопил­ ся. Безработные говорят, что мне бы надо в сторону Ростова-на-Дону, я же подался на Воронеж. Вы, как спе­ циалист, посоветуйте, как мне теперь быть? — Да ты что?.. — зашипел началь­ ник,— вон отсюда, подлец1 У, шпа­ на проклятая, распустило вас госу­ дарство, на шею транспортников... Я поспешил отойти: странно, вид „П о д я р н Ьш в о л к и «В этой книге* перед читателем встает Заполярье — суровый край нетающих льдов и сполохов, где живут мужественные люди»,— так рекомендует Липецкое книжное из­ дательство сборник рассказов И, Ру­ сого «Полярный волк». И это пра­ вильно. Из книги можно узнать о Заполярье многое. Хорошо показан суровый быт людей Севера, трудно­ сти, которые они преодолевают, жи­ выми красками нарисована неласко­ вая полярная природа. Показаны и сильные характеры. Геолог Анна ведет через льды и торосы к раненому товарищу врача Верочку, слабую девушку, еще не привыкшую к суровым условиям Севера. Экипаж погибшего самолета мужественно борется за жизнь, ме­ ханик Серов бросается со льдины в холодное море, потому что льдина не выдержит троих... Новелла «Человек» начинается так: «Некоторые говорят, что человек мельчает. Раньше, мол, двадцать верст пробежит и ничего, а тут на третий этаж поднимется, уже зады­ хается. И болезни разные появляют­ ся: то инфаркты, то еще что-то.., В общем, перестали рождаться бога­ тыри». В книге немало героев, опро­ вергающих это мнение. Это люди, в основном, сильные, физически зака­ ленные, твердые, решительные, дея­ тельные. Многие из них похо­ жи на героев Джека Лондона, так же, как и отдельные ситуации, на­ рисованные в раосказах Й. Русого. Автор не скрывает этого сходства, наоборот, даже подчеркивает его. Один из героев рассказа «Кулик» так и заявляет: «История», прямо скажу, как у Джека Лондона»... Но тут же оговаривается: «только с русским концом». Эта оговорка весь­ ма знаменательна. Она в какой-то мере раскрывает творческий замы­ сел автора. Еидимо, потому и из­ брал И. Русый для своих рассказов форму, близкую к стилю Джека Лондона, чтобы ярче подчеркнуть отличие своих героев от персонажей «Белого Клыка», «Любви к жизни» и других повестей и рассказов о За­ полярье американского писателя. Посмотрим, как это ему удалось. Вот рассказ «Отец» о патриоте- лоцмане Никифоре, который предпо­ чел смерть предательству и, повто­ рив подвиг Ивана Сусанина, поса­ дил фашистскую подводную лодку на мель. Сведи героев Джека Лон­ дона подобного не встретишь. Аван­ тюристы, золотоискатели, они тоже были способны на подвиги, но эти * Й. Русый, «Полярный волк», Липецкое книжное издательство, 1959, г. подвиги совершались или ради наживы, или во имя какого- нибудь личного чувства (любви, не­ нависти, честолюбия), или просто ради спасения жизни. Есть даже рассказ, где любовь к жизни вступа­ ет в противоречие со стремлением к обогащению («Любовь к жизни»). Один из героев этого произведения, не решившийся высыпать на землю золотой песок, погибает, другой, нашедший в себе силы расстаться с этим ценным для него грузом, опа­ сается. Как известно, Борис Полевой про­ тивопоставил этому герою Маресье­ ва и ярко раскрыл новые черты ха­ рактера советского человека, рож­ денные социализмом. И. Русый также коснулся этой темы в рассказе «Отец». Он гово­ рит даже, что Никифор когда-то не признавал Советской власти, но жизнь «исправила даже горбатого». Он стал героем, В характере Ники­ фора показаны такие черты, которые героям Джека Лондона несвойствен­ ны и вполне могут быть названы русскими чертами. Показан рус­ ский характер и в рассказе «Лю­ бовь», герой которого Серов готов пожертвовать жизнью во имя спа­ сения своих друзей. Что же касает­ ся «Кулика», о котором как раз и оказана приведенная выше фраза, в этом рассказе своеобразного, «рус­ ского», пожалуй, мало найдешь. Этот рассказ — романтическая ис­ тория о том, как трое (двое мужчин и одна девушка)) оказались в поляр­ ной пустыне без средств передвиже­ ния и почти без продуктов. Один (Михаил) пошел за помощью, дру­ гой (Степам)) остался в заброшенном зимовье с девушкой (Наташей)!. Ос­ тавшиеся голодали, Наташа украд­ кой припрятывает от Степана часть своей скудной порции мяса, чтобы погром предложить эту пищу ему (вот где «история, как у Джека Лон­ дона»), А Степан, в отличие от своего собрата—американца, свез­ шего все-таки мясо, накричал на де­ вушку и выбросил мясо за дверь. На запах мяра пришел ночью мед­ ведь, Степан убил его, и оба спас­ лись, а потом поженились. Как видим, обещание рассказ­ чика о «русском конце» не совсем выполняется. Важная тема товари­ щества, затронутая в рассказе, ока­ залась на втором плане. Не много «русского» и в рассказе «Полярный волк». Правда, Волк, в котором не­ трудно узнать Белого Клыка, спаса­ ет не только жизнь,' но даже честь своего хозяина, жена которого ока­ залась на редкость легкомысленной и увлеклась (в третий раз!)) еще од­ ним мужчиной. Но это отличие не дает права говорить о самобытности «русских» Р а с с к а з рассказа. Не увидим мы новых черт и в ряде характеров героев. Вот учитель Гусев («Аки»). Он ре­ шил остаться на Севере потому, что полюбил красавицу-нганасанку Аки, Разве мало героев Джека Лондона влюблялись в индианок? Выше мы говорили о героях, ко­ торых автору удалось показать му­ жественными, сильными, раскрыть в их характерах действительно черты русского мужества, в основе которо­ го лежат чувство долга перед Роди­ ной, товарищество, уважение к лю­ дям. Но автор рассказов показывает и поэтизирует и другое мужество, которое нам кажется весьма сомни­ тельным. Возьмем, например, Камилина, ге­ роя рассказа «Экипаж». Само­ лет упал в море вдали от тех мест, где могут появиться люди. Члены экипажа, обессиленные, замерзшие, ползут по льдинам: «Останавливаться нельзя — про­ падем». «Если кто-нибудь сворачивал в сторону, к нему подползал Камилин и, молча, стиснув зубы, заглядывал в глаза. Взгляд его был страшен. В руке командир сжимал браунинг. И человек снова полз»... И далее? «Штурман увидел, как дрогнуло ка­ менное лицо командира, и понял, что он убьет его здесь, на льдине, как собаку, если тот не сдвинется с места», В конце выясняется, что командир никого убивать не собирался, просто хотел попугать, чтобы не падали ду­ хом. Странный метод воодушевле­ ния! Однако самое странное, что автор выдает это за проявление мужества. У Джека Лондона, правда, тоже есть аналогичные мотивы. Но что общего имеет е мужеством жесто­ кость? Как видим, в рассказах И, Русого наряду ео многими достоинствами есть немало и недостатков. Напрас­ но все-таки автор стремился рисо­ вать Советское Заполярье такими же красками, какими рисовал в свое всеми американский Север Джек Лондон. Ведь это далеко не одно и то же! Вот и краски оказываются не всегда подходящими. Вместе с тем, в сборнике расска­ зов И. Русого много такого, что можно считать творческим успехом. И, как правило, успех этот дости­ гается там, где автор говорит сво­ им языком о явлениях, характерных для нашего Заполярья. Именно бла­ годаря этому книга читается с ин, тересом. И. ОСТАНКОВ. у этого Максима Горького был такой, словно я над ним ш- ^ девался, Ночью подошел товарный порож­ няк, и все золоторотцы сели. — Ну, что, заливал я тебе? — сказал мне пожилой босяк. — Мак­ симка—он, брат, наш поезд. Дай-ка папиросочку. Шло лето 1925 года, и по стране бродило много безработных и бес­ призорников. После долгих скитаний по России, Украине я в собачьем ящике приехал в Харьков. Наступи­ ла осень: думать о купании в Чер­ ном море стало холодно, Ночевал я в подъездах домов, устраивая себе матрацы из театральных объявлений. Прежде, чем содрать с тумбы афишу, я всегда интересовался, на чем нын­ че буду спать. Однажды в глаза мне бросились гигантские буквы: «На дне». Сверху по­ мельче стояло: «Максим Горь­ кий» и я неволь­ но пробормотал: — Так вот что! Оказывается, это артист. По городу на­ чались облавы на беспризорников, и я очутился в дет­ ской ночлежке по Малой Пан асов- ской, дом № 25. Дежурный воспи­ татель — м о л о ­ дой, смуглый, чер- н о в о л о с ый, с очень выразитель­ ным и подвиж­ ным лиаом — за­ писал в толстую книгу мою фами­ лию, откуда я прибыл; проница­ тельно глянул черными с искор­ ками глазами. — На улице, говоришь, недавно? — Один день, — ответил я. — А ведь я тебя, оголец, прошлый год видел в Киеве, — воспитатель прищурился и немного отодвинулся, как бы вспоминав. —- Или это было в Одеесе? У меня отлегло: я понял, что меня «встали». Воспитатель отпустил меня, и вско­ ре я поступил санкомом в ночлеж­ ный изолятор, но к «дяде Шуре» — Александру Михайловичу Фурмано­ ву*) — я стал относиться с подозре­ нием. Мне все казалось, что он по­ слал в Новочеркасск обо мне запрос и хочет засадить в коллектор. Чувст­ во это усилилось, когда недели две спустя воспитатель остановил меня в ночлежном коридоре. — Ты. говорят, занимаешься лите­ ратурой? — Я? — Значит, меня Неправильно ин­ формировали, — невозмутимо ска­ зал Фурманов. Я быстро прикинул. Конечно, ни­ кто не мог сказать дяде Шуре, что я занимаюсь литературой, Я сам не знал об этом. Но интересно: что ему от меня надо? Я как бы замялся, и сказал тоном признания: — Литературой я не занимаюсь, а вот... пишу стихи. —- Даже? Дядя Щура посмотрел на меня С большим сомнением, Я сделал вид, что мне совершенно все равно — ве­ рит он мне или не верит. Фурманов уже знал, что я рисую: он положил мне р'-ку на плечо: — Вот что, Виктор, я дам тебе бумаги, В ты мне напиши свою авто­ биографию. Пиши просто, без всяких прикрас и, конечно, прозой. Так, договорились? Этого я не мог от­ ветить, Я еще не ^ знал, как посмотрит ночлежка, когда об­ наружит у меня тетрадку? может, побьет морду, а то выльет на голову чернильницу. И потом, «автобиогра­ фия», «проза»: что скрывается под этими словами? — Я подумаю, дядя Шура. — Ладно. Но запомни: если напи­ шешь хорошо, мы напечатаем твою рукопись в журнале «Друг детей» и ты получишь авторский гонорар. По­ нимаешь? Это совсем меняло дело. Стать пи­ сателем? Что ж, пожалуй, можно согласиться. Притом, я почему-то сразу понял, что такое гонорар. И взял от дяди Шуры пятикопеечную тетрадку. Я достал табачку и засел на всю ночь. Решил описать, как ездил на *) Александр Михайлович Фурма­ нов, впоследствии старший ассистент Психоневрологической Ака д е м и и Детства в г. Харькове, на Сумской ул., дом 3- Умер в 1940 г, Д У Б Ы С холма, Где в гремучие грозы Кустарник вставал на дыбы, В листве. Как в кольчугах из бронзы. Медлительно сходят дубы... Навстречу им тучи, Как орды. Несутся, клубясь все сильней, Оскалив лиловые морды Своих долгогривых коней. Дубы же Под вихрем резким Идут, горизонт загради, О грудь их ломаются с треском Татарские стрелы дождя... Дубы Одолеют ненастье И, в ножны задвинув мечи, Вернутся В распахнутых настежь Кафтанах зеленой царчи. Сгибаясь Девическим станом. Березки их выйдут встречать — Уже не мечам неустанным, А песням старинным звучать. И месяц, Веселью в угоду, Им всем поднесет, По душе, Хмельного июльского меду В своем золоченом ковше. А. БЕЛЯЕВ. ст. Хворостинка, Рис. И. Колесникова. товарниках — «Максиме Горьком», как меня раздели под станцией Гря­ зи. Однако, к удивлению, из рукопи­ си выяснилось, что я вовсе не скромный начинающий урка, а гроз­ ный налетчик Витёна Железная Че­ люсть. В октябре этого года я, ока­ зывается, ограбил страшно богатого нэпмана вот е таким пузом: денег снял миллион, и стал ежедневно пить ситро и раскатываться на трам­ ваях. Меня выслеживали все сыщи­ ки Советской Роесии, но я был совер­ шенно неуловим. О дальнейшей своей головокружи­ тельной жизни я написать ничего не мог, так как не хватило тетрадки, ЧА жаль: я уже разохотился. Вечером Фурманов зашел к нам в изолятор. — Ну, как дела? — спросил он, улыбаясь своей чуть иронической улыбкой. — Да... сочинил, — ответил я, ста­ раясь говорить как можно небреж­ нее. з — Уже? — удивился дядя Шура. Я был польщен. - - З а один присест. И. не удержав улыбки, протянул тетрадку, уже замусоленную моими грязными руками. Я ожидал, что дядя Шура тут же начнет читать. Но Фурманов, сразу став серьезным, молча сунул рукопись в карман и скоро ущед. Я был разочарован, Утешило меня лишь то, что ответ дядя Щура принес с такой же бы­ стротой, с какой я сочинил руко­ пись: тоже на другой день. Сердце мое отчего-то вдруг испуганно заби­ лось. —- Признаться, я даже не ожидал, что ты так напишешь, Я весь вспыхнул. Воспитатель про­ ницательно поемотрел на меня сво­ ими умными глазами. — Помнишь, Виктор, нашу первую встречу в канцелярии? Я тогда гово­ рил, что видел, как ты беспризорни­ чал в Киеве. Оказывается, ты даже ходил на гоп-стоп: грабил нэпманов. И ты, конечно, сам понимаешь, что стоит лишь опубликовать такое про­ изведение, как тобой немедленно за­ интересуется уголовный розыск. — Надо будет вымарать это де­ ло, — охрипщим голосом сказал я. —« И мое такое же мнение,—«под­ твердил д я д я Шура, — Идем в дежурку, я по­ кажу тебе, что в этой рукописи во­ обще надо изме­ нить. Поправок не смущайся: та­ лант — это умение вычеркивать. Вступление мое в литературу затя­ нулось, а я уже рассчитывал к концу дня получить гонорар и купить па­ пиросы «Шедевр»: выходит, опять придется подбирать с тротуара окур­ ки, Но ведь не останавливаться же на полдороги? Да и новая тетрадка опять уже была в моем кармане. Од­ нако, если писателям всегда прихо­ дится столько возиться со своими со­ чинениями. то доля их незавидная. Исправлять рукопись мне совсем не хотелось, и я лишь кое-как перебелил ее, К удивлению, дядя Щура на этот раз остался доволен. — Вот теперь рассказ стал зна­ чительно лучше. В таком виде его можно будет показать и редактору журнала. Наконец-то! Меня сразу расиерло от самодовольства. — Это я еще баловался, — сказал я радостно. — Если бы я захотел, то разве так бы накатал? Не было на­ строения долго волыниться. — Да? — странно усмехнулся дя­ дя Шура. — Представь, и мне пока­ залось, что ты мог бы написать луч­ ше. В сущности, ведь ты лишь вы­ черкнул то, что я тебе указал. Не­ ужели. Виктор, в процессе творчества к тебе не пришли новые мысли, сооб­ ражения? Потом тебе, например, на­ до немного позаботиться насчет языка. Я насторожился. — Какого языка? Ведь я писал. — Слова и фразы, из которых со­ ставлено произведение, и называют ся языком писателя. Этот язык дол­ жен хотя бы до некоторой степени выражать то, что задумал автор. А ты пишешь: «Речка сквозь берега стекала к своему концу и по ее дну плавали еще живые селедки и гуля­ ли корабли». Это же совершенно безграмотно. Понимаешь? — А тут разве и грамматику надо знать? — осторожно осведомился я, — Желательно, Опять, значит, плохо? Сам ведь только что сказал: отлично. Два раза еще Фурманов расхвали­ вал мой рассказ и два раза опять заставлял исправлять в нем «не­ сколько слов». Обычно мы садились в дежурке и скоро в глазах у меня начинало рябить от жирных росчер­ ков его сине-красного карандаша, под которыми пропадали мои строки: в живых оставались только заглавие да моя фамилия. Я начал избегать Фурманова. Тогда он объявил, что рукопись об­ работана достаточно и находится в портфеле редакции «Друг детей». Через неделю дядя Шура объявил мне, что рассказ в журнале понра­ вился, От смущения я не знал, что делать и стал закуривать, Однако, наученный горьким опытом, молчал, ожидая, когда воспитатель заговорит о печати и гонораре. — ...Понравился, — продолжал дя­ дя Щура, Только, понимаешь ЛИ, Виктор... рассказ не подходит «Дру­ гу детей» по теме. 0« не актуален. Советской общественности уже не интересно читать о том, как беспри­ зорники воруют и нюхают кокаин. Теперь читатель требует книг о том, как бывшие воры перековываются в честных людей, Вот, например, в се­ ми километрах ОТ Харькова, в Куря- же, Макаренко организовал инте­ ресную трудовую колонию. Мы тебя можем перевести туда, и редакция совершенно уверена, что со време­ нем, — ну, так через годик, — ты сумеешь дать нам интересный очерк о ней. Как ты на это смотришь? Да никак. Опять сочинять? Ну, нет, дураков мало! — Все интеллигенты из редакций паразиты, — сказал я. — Разве они допустят хоть одного золоторотца пролезть в чистые фраера? — Допускали, — улыбнулся дядя Шура. — Кого? — Всех, кто добивался этого упор­ ным трудом. Максима Горького, Свирского, Шаляпина. Опять Максим Горький? Кто же это, наконец, такой? В конце декабря ячейка Украин­ ского Червонного Креста и Друзей Детей при правлении Южных же­ лезных дорог взяла меня из нрч.леж- (Окончание на 4-й етр.), В Р А Г НИКОТИНА (Ю м о р е с к а ) Зрителя т Финиша надрывались’ от дегщка: Давай, давай. Гддо-рин! ! Не­ много «сталось! — Бежишь самый первый, сзади яшото нет. — Тормози, а то оштрафуют за превышение скорости! «Хватит!— подумал Головин. — Сия больше нет!» И овевита с лыж­ ни. «Слаба®!, — гр-рько у т екнул он себя.—-Надо же так опозориться! А почему? Курево подвело». После соревнований Головин на­ правился в библиотеку. Изучив имевшуюся там литературу о вроде -курения, он объявил во всеуслыша­ ние: — Бросаю к у ри т ь ! Хватит от­ равлять организм. — Вот пройдет лет пятнадцать, — рассказывал Головин товари­ щам в общежитии, — некурящие будут зд о ро в ы , молоды, будут спор­ том заниматься, а мы с вами пре­ вратимся в кашляющие существа. Никотин оказывает разруша­ ющее влияние на органы пищеваре­ ния,— убеждал он в столовой аппе­ титно жующих товарищей. Отвыкать от табака Головин Ре­ шил постепенно, ежедневно умень­ шать количество выкуриваемых па­ пирос, И всем говорил: — Друзья, представьте себе здо­ рового, некурящего человека! _Пол- ной грудью вдыхает он чистый, не отравленный никотином воздух. Он купается в реке, загорает на солн­ це, ходит на лыжах, бегает на конь­ ках без одышки. Ну разве можно сравнить пышущего здоровьем че­ ловека с несчастным к у ри л ьщ и к о м . насквозь пропитанным ядом? Товарищи слушали внимательно-. Однажды после очередной речи о вреде курения. Головин сообщил: — С к о р о брошу к у р и т ь совсем. Выкуриваю теперь лишь по пят­ надцать папирос в день. Завтра пе­ рехожу на четырнадцать! Иванцов, дай, пожалуйста, папироску. Это пятая будет. Иванцов улыбнулся: — А я не к у рю , — Как не куришь?! Ну ты, дай, Леша! Я тоже не к у р ю . Тут, видишь, какое дело щ у ч и л о с ь .., Т ы так здо­ рово рассказывал о вреде табака, что мы всей комнатой решили бро­ сить к у ри т ь , Да! И вот уж неделю папиросы в рот не берем. в. поляков, токарь Липецкого тракторного завода. Пришел из армии солдат Пришел из армии солдат Досрочно в отчий дом. На гимнастерке нет наград, Погонов нет на нем. А на дворе — грачиный грай, Туман, как молоко, И кузница будила рань Стозваном молотков. По сердцу этот милый звон, Как в мире хорошо! Одел солдат комбинезон И к кузнецам пошел. Разбрызгивает веер искр Податливая сталь. Вчерашней гвардии танкист За наковальню стал. Таким ребятам все с руки,— Им дорог мирный труд. Дай срок — и пушки на плуги Они перекуют. М. ГЛАЗКОВ. г. Елец. Весенние проталины. , .фвкювда Л* Ч т т м ь