Красное знамя. 1980 г. (г. Елец)

«КРАСНОЕ ЗНАМЯ» 25 октября 1980 года 6$ 3 стр. М О Б Р А . Т И М Б 1 «Благодаритьсудьбусвоюспешу» Нашему земляку поэту и прозаику Михаилу Глаэкову исполня­ ется пятьдесят лет. В значительной степени на его творчество повлияла Великая Отечественная война. Она была для М. Глазкова не только порой драматического детства. Отсюда берут свои истоки высокий со­ ветский патриотизм, гражданственность, которыми проникнуты его стихи, повести и рассказы. «М. Глазков, живущий и работающий в Ярославле, принадлежит к послевоенному поколению советских писателей, и его произве­ дения — лирика и сатира — по своему содержанию отмечены чертами, характерными для произведений литераторов этого по­ коления». Так писал в предисловии к одной из книг нашего земля­ ка известный советский поэт А. Сурков. М. Глазков служил в армии, был десантником, затем после окончания школы ФЗО работал на заводе гидроаппаратуры (ны­ не завод «Гидропривод») слесарем-монтажником. Любовь к поэзии, литературе привела его в редакцию газеты «Красное знамя». Здесь он вырос как журналист, отсюда начался его путь в большую литературу. В настоящее время М. Глазков известен советскому читателю как поэт, работающий в жанрах лирики и сатиры. В Верхне-Волж­ ском книжном издательстве увидели свет его книга «Горюч-ка- мень», сборник «С открытым забралом», многие другие произ­ ведения. М . Г Л А З К О В ЕСТЬ ТАКОЙ УГОЛОК НА ПЛАНЕТЕ Багряный куст рябины за окном, Призывный журавлиный клич над крышей Да в огороде, на юру сквозном — Дымок над угасающим костром... Все это сердцем вижу я и слышу. И этот легкий в мареве дымок, И лес в последнем праздничном уборе Печаль развеют и пригЯргшат горе, Которое осилить сам не мог. Благодарить судьбу свою спешу За то, что здесь, в России, я родился, Что к тайнам ее светлым приобщился И с ней одним дыханием дышу. ХЛЕБ Мне помнится: В лицо жестоко Поземкой с запада мело. Худое слово «голодовка» Тогда пришло в мое село. У пепелищ поставив танки, Враг шнапс и сало жрал. А в промороженной землянке Мбй брат, как свечка, догорал. Ему бы хлеба хоть немножко, Глядишь — и хвори не видать. Но отдала вчера до крошки Ему сухарь последний мать. Он умер молча на рассвете, Не дожил малость до весны... Живут во мне виденья эти, ■ И по ночам тревожат сны. Пусть в магазинах Белый, Черный В достатке хлеб, Я не могу, Спокойно видеть не могу В пыли рассыпанные зерна. И если вижу: кто-то в чайной Смахнул куски под каблуки, Из-за стола встаю в молчанье, До боли стиснув кулаки, «БУДЕТ ТРУДНО...» Будет трудно тебе — позови, Как угодно, звонком ли тревожным Или стуком в окно осторожным, Только, если невмочь, позови. Позови меня — тотчас приду, В снег ли зов одинокий услышу, Или в дождь, барабанящий в крышу, Ни минуты не медля, приду. Трудно будет тебе — позови, Лишь бы сердцем на помощь просила, Ведь беда одному не по силам... Слышишь, очень прошу — позови! ПОДЛОСТЬ Не боюсь подлецов очевидных. С ними проще—лицо в лицо. Но встречается разновидность Маскирующихся подлецов. Смотришь, на слово—друг твой лучший, Как тут душу не распахнешь. А представится только случай— Подло в спину он ложь, как нож. Стопчет начисто все святое И уйдет — зови не зови. А встречалось ли вам такое: Подлость в маске добра и любви? Ни коварства на ангельском лике. Ни малейшего проблеска зла. Но в объятиях повилики Трудно гибнет доверчивый злак. Вот и атом дробим на частицы, Пядь за пядью берем высоту. Только жаль, не смогли научиться Узнавать подлецов за версту. Я мальчишкой и то не дрался, Хоть и был тогда озорной. Нынче в душу мою ворвался Женский плач за квартирной стеной. То — сосед, как обычно, пьяный, Выгнал из Дому старую мать, Бросил вслед полушалок рваный — Седину от людей укрывать. Вспомнил я, как в войну через силу, Недоев, недоспав, она Из старья одежонку шила, Чтоб продать и купить пшена, А теперь от родного порога Этот зверь ее гонит во мрак... Никого я пальцем не трогал, А сегодня поднял кулак, Ранним-рано, на святое рож­ дество 1674 года, возвратился из похода за Перекоп Нежин­ ский курень. Много сиромы вызволили из басурманской не­ воли казаки, того более добычи у поганых взяли — и запорож­ ская вольница весь день напро­ лет пировала. Несть числа го­ рилки попито, снеди съедено. Только к ночи угомонился ка­ зацкий табор. Из душных куре­ ней доносился молодецкий храп чубатого воинства. На майдане и в закоулках — ни души. Сечь будто вымерла, бодрствовал лишь в небе яс­ ный, как клейноды на войско­ вой хоругви, месяц. Но чу! У собора, в морозной тиши, вдруг раскатилось роко­ танье бандуры, загудел басо­ витый голос: — Ой як из Крыму сиза хмара наступав, Черно море витер-буря колыхав, Казацькии човны-чайки разбивав — Сорок тысяч казаченькнв потопав... Знал кобзарь, что спят-почи- вают его побратимы, а все одно пел свою невеселую песню, для себя пел. Пророкотали над майданом в последний раз струны и смолк­ ли. Позвал сон и сивоусого коб­ заря на покой. А в одном из куреней не спал один казак по имени Иван, по прозвищу — Швец, Нарекли его так на Сечи за рукомесло — на­ ловчился он шить казакам от­ менные шаровары да яркие кун­ туши. Так вот, в рождественскую ночь не спалось Ивану Швец/. И не потому, что выпил мало или не отхватывал днем вместе со всеми гопака — просто не шел сой к нему в эту светлую ночь. Лежал Швец и Думу думал. Деревню родную вспомнил, от­ куда пришлось ему в молодости бежать: прикончил он барина, душегуба лютого. Отнял тот у Ивана невесту Ксюшу. Нет ему, сироме, пути-дороги к дому, к родным орловским полям, да и незачем ему больше туда: утопилась его невеста невенчан­ ная, не вынеся позора и разлу­ ки с любимым. Вместе с Иваном утекли на Днепр и двое моло­ дых погодков из барской челя­ ди. Пригрела, обласкала их щи- рая Сечь Запорожская, на всю жизнь стала им и матерью, и не­ вестой. Думает это Швец свою думу невеселую и вдруг слышит: звенькает что-то наружи, за ок­ нами. Вот опять! Что бы это та­ кое? Кошкой вскочил с пола ку- зак и — к окну. Батюшки! Сон это ужасный или явь? На майда­ не — турчины и татаровье! Тьма-тьмущая! Молча крадутся, как рыси, в косматых малахаях, курени обступить хотят, спящих казаков перерезать — ятаганы из ножен повытаскивали. Волосы зашевелились на голо­ ве у Ивана, пот холодный про­ шиб. Но светлым умом сообра­ зил, что сполох давать — толь­ ко делу навредить: растеряют­ ся спросонок други, в панику вдарятся. Бросился он к ближнему ка­ заку, растормошил его, сунул очумелому в руки мушкет, к окну строго стать велел. Кинул­ ся к другому, к третьему,., Жахнул, как гром с ясного неба, дружный мушкетный залп. Вдогон ему — еще залп. Рухнули наземь передные яныча­ ры. С воплями «алла!» броси­ лись на штурм. Но из соседних куреней тоже дружно грянули мушкетные залпы. Будто коса прошлась по тол­ пам дрогнувших ворогов, сотня­ ми падали они на майдан и по­ гибали под ногами напиравших в тесноте сородичей, загоражи­ вая тем путь к такой близкой, но недосягаемой победе. — Алла! Алла! — Вай! Вай! — неслось над взбудораженным казацким ла­ герем. А из куреней грохотали и грохотали выстрелы. Одни ка­ заки, защищенные глинобитны­ ми стенами, стояли у окон и па­ лили, другие, лежа на полу, за­ ряжали мушкеты. Нападавшие оказались в ловушке, со всех сторон их разила смерть. Кошевой атаман Иван Сирко при первом залпе вскочил с по­ стели. Вечером он допоздна гу­ лял в любимом Уманском куре­ не и сейчас вокруг него в недо­ умении поднимали хмельные головы уманцы. РАССКАЗ — К оружию! — гаркнул Сир­ ко и, схватив пистоль, прыгнул к окну. В одно мгновение оки­ нул орлиным взглядом все, что происходило на майдане. Голо­ ва вмиг стала ясной, словно и не пил ничего атаман. Молодцы-уманцы, подтянув на ходу шаровары, с мушкетами в руках заняли боевые места. По­ лыхнуло огнем, застлало глаза пороховым дымом. Отбросив пистоль, Сирко вы­ хватил саблю и бросился к вы­ ходу. — До ручного бою, соколята! Бейте поганых! Кучно выбежали казаки за своим атаманом и, грудясь пле­ чом к плечу, словно пчелы вок­ руг матки, ловко заработали саблями да пиками. — Бей поганых! — Вай! Вай! Завидя дерзость уманцев, во главе с кошевым, высыпали на майдан и другие курени — Пол­ тавский, Миргородский, Черни­ говский... Обложили со всех сто­ рон коварных пришельцев. Вра­ жеские тела грудами лежали на земле. Но под ударами сабель отчаявшихся ханских воинов па­ дали на подтаявший снег и ка­ заки. — Або добути, або дома не бути! — разносился над майда­ ном громовой клич кошевого Ивана Сирко. Страшен и величав был в битве атаман, могучий и грозный, обрушивал он саблю на головы янычар, зычным голо­ сом ободряя и увлекая за со­ бой казаков. Бок о бок с атаманом бились его верные побратимы — Гнат Оглобля, Харько Лютый, Петро Суховиенко, Бесстрашно разил врагов саблей Иван Швец со своими земляками-орловцами. Щека у Ивана располосована ятаганом, кровь намочила белую свитку, — Або добути, або дома не бути! — Раз родила мати, раз и умирати! — вторили любимому атаману запорожцы, Не раз ходили они с ним в дальние походы — в золотую Каффу, к гирлу Дуная да под Кодак — и везде добывали под его рукой славную победу. И в этой ночной сече верили каза­ ки: раз атаман с ними — не бывать худу. И храбро бились уманцы да полтавцы, нежинцы да чернигов­ цы, обрушивая на ненавистные малахаи кто саблю, кто приклад рушницы. — За мной, соколята! Уж целый час кипит кровавая битва. Не выдержали такого яростно­ го напора янычары, прорвали они казацкое кольцо и, в стра­ хе, давя друг друга в узких пе­ реулках, кинулись из лагеря в степь. Увидел хан, нетерпеливо ожи­ дающий на холме за Днепром вестника победы, что бежит его войско, разбитое и беспорядоч­ ное, позеленел от злости и ужа­ са. Прыгнул на коня и поскакал в степь, к югу. За ним — при­ ближенные, загромыхали по мерзлой земле повозки ханского обоза, остатки орды. Десять ты­ сяч. турчинов остались лежать на неприютной славянской зем­ ле, которую хотели подмять ,-юд копыта своих скакунов ...Утром, едва лишь над плав­ нями взошло багровое солнце, на сечевом майдане войсковой священник отслужил благодарст­ венный молебен. Казаки возда­ вали хвалу богу, не оставивше­ му их в трудную минуту. Но не слышал молитвы истинно спас­ ший их от беды Иван Швец — лежал он, порубанный турскими ятаганами. На соборной паперти, под войсковой хоругвью, стоял с не­ покрытой головой кошевой ата­ ман Иван Сирко. Гордым взгля­ дом окидывал он милую его свободолюбивому сердцу за­ порожскую вольницу, изранен­ ную в ночном бою, но, как всегда, сильную и непокорную. — Спасибо, дети мри! — шептал он, сдерживая благодар­ ные слезы и крепко сжимая бу­ лаву. Думал кошевой, что ника­ кая сила не способна поставить на колени гордый славянский на­ род, от плоти и крови которого он сам. И еще дума/) атаман, что в союзе с русскими братья­ ми Украина еще более укрепит свои южные границы от ино­ земных поработителей. После молебна выкатили боч­ ки с горилкой, уставили прямо на майдане столы с яствами, Кошевой первый поднял ковш, говоря: — Спасибо вам, казакозе, за добрую жатву! Спасибо, дети мои! И земно поклонился казацкой громаде. — Слава батькове-атаману! — Слава Ивану Сирку! А на соборной паперти ста­ рый кобзарь пел сложенную им про славного атамана думу: — Загудило Запорожжа, Як то Черно море, Понеслис» казаченьки Облавою в поле. То ж не витер в поле грае, Не орел витае, Ото-ж Сирко с товарыством По степу литае... Пел кобзарь славу любимому кошевому, вольному войску ка­ зацкому, крепкому побратимст­ ву и его грозному оружию — верной обороне Земли Русской. М. ГЛАЗКОВ.