Красное знамя. 1978 г. (г. Елец)
«КРАСНОЕ ЗНАМЯ» 4 ноября 1978 года 3 стр . е Л и * ® ? СТРАНИЦА к Снайпер Усик и поэт Симонов Валентина Степановна Иванникова, писатель ница, наша землячка. Родилась в деревне Арга- мач-Пальне Орловской области, училась в сред ней школе в Ельце. С семнадцатилетнего воз раста начала трудовую жизнь: работала на кир пичном заводе, потом токарем на моторострои тельном заводе в Москве. В 1938 году Валентина Иванникова закончила Литературный" институт имени А. М. Горького. С той поры сотрудничала в военной части, В годы Великой Отечественной войны — во фронтовой газете «За честь Родины». Начала печатать рас сказы в журналах в 1937 г- Выпущены сборни ки «Однажды в пустыне», «Поездка в весну», «Происшествие на Чумке», «Друг ы друга». Сейчас Иванникова готовит к печати новый сборник рассказов «Трое суток в разлуке..,» Один из них мы предлагаем сегодня вашему вниманию. Наш службист-редактор даже себе не позволял часто выез жать в войска. А мне и вовсе полагалось по штату сидеть да править добытый спецкорами боевой материал. Но я неустан но просилась на передний край. И вот, несчетное количество раз отказав, редактор, нако нец, согласился: — Ладно, Езжайте в энский полк. Там снайпер? есть, Усик по фамилии. Напишите о его опыте. Добираясь на попутках под Воронеж в штаб полка, я об думывала полученное задание— воображала характер и даже внешность героя-снайпера. Он рисовался ловким, складным, пусть невысокого роста — ни к чему снайперу рост, — но обязательно широкоплечим, с лицом приветливым: ведь он гроза лишь для врагов. Полк занимал долговремен ную оборону на территории Воронежского сельскохозяйст венного института. В главном здании — с сорванной крышей, со стенами, искореженными снарядами дальнобойной ар тиллерии, — собственно, в подвале этого здания разме щался штаб, куда я и ввали лась. Прибытие окоченевшего корреспондента женского пола не произвело впечатления. Я строго заявила, что мне нужен лично снайпер такой-то и официальные сведения о нем. Мне вручили рапортичку за ми нувшую неделю, где по дням, стояло: «два», «один», «ноль», «три» и т. д. — Это что? — спросила я. — Проверено: уничтожил столько солдат и офицеров противника,— был ответ.— В ро ту к Усику вас связной пове дет. Наденьте каску. — И дали каску, выкрашенную белилами. Со связным мы двинулись в путь по траншее, вырытой в полный профиль, но кое-где на изгибах заваленной снегом. Связной командовал здесь: «Пригнись!». Но я шзгапа через снег, шепча: «Как же, буду я кланяться против нику!». Однако связной все ча ще кричал: «пригнись». Наконец, я пошла, не разги баясь. Потому пошла так, что, все время думала о снайпере и его деле, устыдилась: сама на рушаю главную заповедь — о маскировке. В блиндаже, куда привели меня («доставил фотокоррес пондента»), встретили госте приимно, придвинули широкую лавку к пышущей жаром печур ке : — Садитесь, обогревайтесь... Ефрейтор Усик отсутствует. Придется обождать... Он «охо тится» нынче за Симонова. Я решила, что речь идет о напарнике снайпера, но все-та ки спросила: — Какого Симонова? — Который стишки пишет.,. — Что, ваш местный поэт? — Да вроде—да. Конечно, совпадение: я зна ла поэта Константина Симоно ва по недавней совместной учебе в Литинституте и знала, что он — не на Воронежском фронте. Принесли ужин, «фотокору» выделили порцию каши. Утолив голод, обогревшись, я разомле ла и была рада, что люди ко мне не обращаются с расспро сами. Зато нахлынули воспоми нания об институтских днях, привязались к фамилии «Симо нов». Вместе мы с ним учились четыре года. Вспоминала, как на лекции ходил он в футболке. Плечи не широкие, вислые, но все равно видный парень. И вдруг плечи приподнялись — на Косте появился наимодней ший пиджак из букле, с кру тыми подплечниками. Женская часть института догадывалась: влюблен. Он потом рассказал об этой любви в поэме «Пять страниц»... Вспомнилась поэма «Ледовое побоище». «Да, в стихах тогда предви делось сегодняшнее... — дума ла я.—И как здорово к месту концовка из «Интернационала»... Вот это и «есть наш последний и решительный бой». Разобьем мы гадов-фашистов. Разобьем! Усик, небось, их уж сколько уложил...» Именно с такими мыслями в ожидании снайпера Усика в блиндаже на передовой я за снула. Разбудил меня сам Усик. — Проснись, дочка! Вста вай, — фотографы Да не об мани — пришли фоту ,..—про бубнил кто-то над ухом. Я разлепила веки и увидела по жилого бойца, не отвечающего моему воображению о снай пере. Отнюдь не собранный, как пружина, а, наоборот, — мешковатый. Даже глаза без прищура — обыкновенные. По жалуй, чуть с хитринкой. — Вот он, я — ефрейтор Усик! — представился он. — Об вас мне уже разъяснили. Очень приятно. Побеседовать можно с превеликим удоволь ствием. Что же касаемо фото карточки, то она мне по лич- ,ной надобности — во как!—он полоснул пальцами по горлу. Дополнительное разъяснение, что я не фотокорреспондент, ефрейтора огорчило, но беседа у нас всё-таки состоялась. Он рассказал и об уходе за ору жием, и о выборе места для засады, и о пути к нему, и о приемах маскировки, и о мно гом, многом еще... Биография? Родился на Орловщине. Кол хозник. Жена успела эвакуи роваться. А то бы беда — она у него гордая, горячая, не стерпела бы вблизи врага- подлюгу... А красавица-то ка кая! — показал тусклую фото графию с четкой надписью «Моя благоверная». — Соображай: мне бы счас отпечаток собственной физии, какая ни есть, — доверитель но сказал Усик, — я бы его по адресу жинке. Она получает, куверт разрывает — куверт бы расстарался достал — и глядит: на тыльной стороне моим почерком «Жди меня и я вернусь, только очень жди...» — ...Ж ди , когда снега метут, жди, когда жара... Жди, — не вольно подхватила я и вдруг закричала:—Подождите, вы зна ете, ведь это стихи Константи на Симонова — однофамильца вашего напарника, за которого вы сегодня работали, то есть «охотились»..- Мне рассказыва ли, что... — Нет, это ты обожди, кор респондент, не напутай чего- либо!— сердито прервал Усик.— Напарник у меня Петя Куп цов, добрый хлопец, за него работать не надо. А «охотил ся» я нынче точно за Симоно ва. Не за «фамильца» по-твое му, а за того самого, кто сти хотворенья пишет, поэтом про зывается... Своей рукой за- место его руки я нынче трех фашистов-душегубов стрельнул. Это ты, гляди, точно запиши. А то и в вашем деле осечки случаются. Точно: за поэта Симонова. Поэты нам тут во как нужны! — и повторил свой жест пальцами по горлу, озна чающий, что поэты на фронте прямо-таки необходимы. ...Об этом я и написала. Материал мой в газете не по явился—редактор забраковал, сказал: «из-за полной методи ческой бесполезности» ИЗ н о в ы х с т и х о в А. СИНЕЛЬНИКОВОЙ Оставьте свой адрес Все летят, все летят, как в замедленном кадре, Словно по ветру вьется тесьма, Журавли, журавли. Вы оставьте свой адрес, Киньте перышко мне для письма. Напишу о пустых промороженных гнездах В край, где небо густой синевы. Человек — он для жизни на родине создан. Ну, а вы, журавли? Ну, а вы? Ветер стылым крылом мне лицо вытирает, Но осталась дождинка одна-.. Провожаю — как будто бы что-то теряю. Буд-то в чем-то за мною вина. Может, это по старой крестьянской привычке — Все живое мне словно родня. Журавли, журавли! На своей перекличке Вспомяните однажды меня! Как в уютной России, за вьюгою белой Проживает чудачка одна, Что хотела волшебницей стать — не сумела, Но осталась мечтаньям верна. Солнца с малый наперсток— была б моя воля— Положила б в мороз в камыши, Чтобы сгинула ваша недобрая доля— На чужбину, печалясь, спешить. Поговори со мной, зима Поговори со мной, зима, Мне что-то очень одиноко, Как будто в мире — ты сама Да я, да снег залег до окон. Снежинки, мимо щек скользя, Как будто шепчут мне на ухо: Мол, где ж теперь твои друзья? О них ни слуху и ни духу. И сердце сразу обомрет. Как будто падаю я с кручи! Наверно, дел невпроворот— Двадцатый век такой кипучий! Придут, должно быть, в выходной. . . А, может быть, на той неделе... Нет, ты не спорь, зима, со мной, Что будто души очерствели! Поземки злые языки Плетут такие небылицы. Ты знаешь, ведь не зря мне снится Пожатье теплое руки! Я просыпаюсь в тот же час. Но только вьюга рвется в двери. И все равно я верю, верю: Свет прежней дружбы не погас! Быть может, он слегка примерк. (У каждого свои заботы!) Но вот опять стучится кто-то.,. То ль вьюга, то ли человек? Ясная Поляна.. Здесь родился и жил Лев Николаевич Тол стой. Здесь все — усадьба, дом-музей, каждая комната в нем, каждый предмет — хранит память о великом писателе. На снимке: чернильница и перо, причастные к славе великого писателя. Фото И. Зотина и Б. Кавашкина (Фотохроника ТАСС ). 1М111Ш111111М11111И11111М1П111ШМ111111111111М111111111М1Ш11М11М11Ш111М1111ШШ11111111111111111Ш1111111111ШШ11М111111Ш1М1И11111М11111111111!11111Ш11Ш1111111Ш11111111111Ш!1111111Н1Ш1111П<Н111111111И111111 Г. СКАРЕДНОВ Песня о родном городе Родной Елец, ты в полном сил расцвете. Веками не склонявший головы. Не раз врагами превращенный в пепел, Но вновь встававший верный страж Москвы. Припев. Над тобой века— Чередой облака, Как легенды, летят и летят, Но стоит над Сосной Наш Елец дорогой Город - труженик, город-солдат. Повенчан с Русью ты судьбой единой. Одни пути по жизни вас вели. От Куликова поля до Берлина Твои сыны с Отечеством прошли. Припев. Встают домов высокие кварталы, Играет солнце в окнах на заре. Я кланяюсь седому ветеоэну, Рожденному вторично в Октябре. Припев. Словами этой песни величальной, Как воздухом истории, живу. И я горжусь, как ты, мей друг, ельчаним, Что в этом равном городе живу. Припев. I
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz