Красное знамя. 1977 г. (г. Елец)

« К Р А С Н О Е З Н А М Я » ® 3 сентября 1977 г. # 3 стр. V 1 СТРАНИЦА РЕЦЕНЗИЯ Любовь и гнев п о э т а Михаил Глазков, ранее известный читателям как интересно работающий мастер сатирической поэ­ зии, создатель многих литературных пародий и эпиграмм, уже в книге «Полынь-трава», вышед­ шей в Москве, предстал перед читателем как талантливый лирик. Родившийся и выросший в одном из бунинских уголков российского Чер­ ноземья, в «полуденном краю» России, пережив­ ший трагические дни вражеского нашествия, он словно впервые прикоснулся к незримо жившему в нем душевному богатству. И как естественно ожило многое увиденное и пережитое, казалось бы. ушедшее безвозвратно! Вот опять Без единого слова Пробужденная память ' во мне Беспокойно стучится И снова Мое детство ведет по войне Босиком по колючей стерне. Я кричу: — Ну довольно! Устал я Этот груз непосильный нести.» Еще более точно последующее признание — память непокорна и самому лирическому герою, ее, как правду, нельзя «приручить», сосредоточить всецело на том. что только успокаивает, раду­ ет. Она ведет героя своей тернистой тропой. Мимо изб С обгорелыми кровлями. Мимо плача несчастных сирот, Мимо страшных мучений И крови, Исказивших страдальчески рот... Учит память: Забвенье опасно, В наше время — опасно вдвойне. Потому Беспощадно и властно Мое детство ведет по войне. Сколько лет по кровавой стерне! Обычное поле, стебелек полыни, поблекший подорожник в пыли... И вдруг в душе поэта, как причудливый зигзаг молнии на грозовом небе, рождается странная ассоциативная связь ощу­ щений, переносящая лирического героя в июнэ 1941 года, в поздние военные времена, в деревни без мужчин, в атмосферу жизни матерей... Бомбовозы гудели вверху, А они, не кляня свою долю, Коровенок впрягали в соху И пахали полынное поле. Сто потов проливали в жарынь. И откуда бралась у них сила! Не с того ли седая полынь На губах наших после горчила? («Полынь-трава»), Эти прямые и косвенные обращения к совре­ меннику, обладающие эмоциональной силой ис­ поведи, в книге «Любовь и ненависть» и опреде­ лили ее высокое гражданское звучание. Народ­ ная жизнь в ее сложном развитии, обновлении оживает в ней во множестве характеров, неожи­ данных ситуаций. Монолог избы... Кто не видел эти часто потем­ невшие от времени одноэтажные строения, окру­ женные задичавшей сиренью и черемухой? И па­ мять невольно подсказывает поэту: а ведь и здесь шла яркая, богатая жизнь! Я пахарей и воинов рожала, И лишь на Русь лихая шла беда. Суровыми глазами провожала Своих сынов, порою—навсегда... Вот речка Гаточка, одна из тех, что образовала на Руси мельчайшую «кровеносную систему» те­ кучей воды, тот капиллярчик, что в детстве до­ носил дыхание моря: Хозяйски пообставилось село Колонками, / а речка вроде лишняя. Вот и течет, сиротка, еле слышная. Безмолвием уста ее свело... Поэт с редкой чувствительностью видит изуми­ тельно богатый российский пейзаж, обильный ве­ ликими историческими свершениями. Он воссоз­ дал его и в стихах «Поэт в Карабихе», «Черная слобода». События революции («Ленин в Сиби­ ри», «Комиссары») и Великой Отечественной вой­ ны («Здравствуй, отец!», «Траншея», «Давайте го­ ворить о павших») еще и еще раз проходят пе­ ред взором поэта. Он способен вслушиваться и в раздумья одинокой колхозницы, так и не уехавшей в город к сыну («Собиралась баб­ ка Акулина» ), и в тревогу матери демобилизо­ вавшегося сына за дальнейшую его судьбу («Клавдино счастье»), «Сельская мозаика», «Из северодвинской те ­ тради»... Глубокая вера в творческие силы народа в великую возвышающую силу современности и лучших народных традиций создает особую «оплоту и объемность слова и образа Михаила Глазкова. Читатель бесспорно отметит эти доб­ рые качества лирики поэта, побывав вместе с ним на маленькой речке, где Рядом волны лижут лодку, И, сдается, С вышины К нам вот-вот на сковородку Упадет желток луны... Только любя родной край бесконечно глубо­ ко, можно писать так задушевно. Вместе с поэтом читатель переживает еще раз отрадное чувство полного единения с род­ ным. краем, с его .исцеляющим безмолвием: И этот легкий в мареве дымок, И лес в последнем праздничном уборе Печаль развеют и приглушат горе. Которое осилить сам не мог... И другой вывод поэта, оцейка радости труд» среди всех невзгод — «и спасает тогда работа как негаспущий солнца луч» — не может остать­ ся без ответа. Талантливая книга Михаила Глазкова — бес­ спорно новое свидетельство творческого роста поэта. Она воспитывает, укрепляет обостренное чувство любви к Родине, причастности к ее исто­ рическим судьбам и делам сегодняшним. г. Москва. В. Ч А ЛМ А ЕВ . М. ГЛАЗКОВ Осенняя элегия Есть какая-то грустная тайна В неприюте осенних полей. Все живое здесь как бы случайно, Не случайно лишь кликов звучанье Улетающих вдаль журавлей. Ты замри при прощании этом, Не мешай одиноким полям Насладиться последним приветом, Наглядеться вослед журавлям. Да и сам под несущимся плачем Не стыдись, коль стуманится взгляд. Пожелай им в полете удачи, Чтоб весной возвратились назад, Чтобы вновь твои меньшие братья Песни счастья вернули полям. Чтобы те распахнули объяты Им, родимым своим сыновьям... А пока над пустынным простором, Как надежды, все тая вдали, Над прогоном, над стылым угором, Над моею печалью и горем Льют прощальный мотив журавли. В. Пескову Жива еще ты, реченька, жива, Лозинками, как прежде, окаймленная, В гнездовия грачиные влюбленная, Плетешь на перекатах кружева Но что ж ты стала обликом не та? Каким больна недугом, горемышная? Что речь твоя такая, еле слышная, И где ж твои былые омута? Позаросли в елани родники Кугою — еле наверх пробиваются. [Помочь бы и им — никто не догадается На помощь протянуть своей руки. Безмолвием уста ее свело, Обидой, что забыли, как в войну Гольцами, пескарями да плотвицами Кормила ребятишек — поклониться бы Должны ей, унаследовав страну. Да, вы теперь машинами сильны, Что за беда, мол, пусть вся речка выльется. Но вы слабы, не чувствуя вины Перед своей безропотной кормилицей. Не дайте ж ей, родимой, умереть, — Вам внуки будут, правнуки признательны. Поверьте, речка станет обязательно В глаза вам с благодарностью смотреть. И веселей работать кружева, Чернея омутами голавлиными, Овеянная гордыми былинами.., Жива пока ты, реченька, жива. А. СИНЕЛЬНИКОВА Прощание с летом Заря в реке багряный плащ полощет, Легла в полях на отдых тишина. И слышно, как, звеня, плывет над рощей Серебряная круглая луна, Я не спеша иду за нею следом, Любуясь мира вечной новизной. Сегодня я прощаюсь с красным летом, Да и оно прощается со мной. Не дни — часы до горестной разлуки, И за ушедшим навсегда замкнется даль. Ах, сколько раз заламывала руки Моя седая спутница — печаль! А может быть, горюю я напрасно У всей земли любимой на виду? Меня, о Жизнь, на этот тихий праздник Ты позови и в будущем году! Не гостьей, не случайною прохожей, Без суеты, без вихря громких слов, Пусть с небольшой, но очень честной ношей Вернусь на звон твоих колоколов. Я принесу луч солнца и росинку, И вздох любви, и песню соловья, И пот земли, и звезды над Россией — Все, чем всегда полна душа моя. Сегодня я прощаюсь с красным летом. Росой на травы пала седина. Слегка звеня, плывет над белым светом Серебряная, грустная луна. С. ГЛАДКИХ Бродит осень В этом парке — не с картины, В этом парке наяву. Где пруды зеленой тины Нянчат мертвую листву. Где по самой кромке неба Пролегла зари десна, Где ,-как смех больных, нелепа Дорогая желтизна. Где осенние березы, Как искусство, Как талант, Как дымок от папиросы Тени тайные таят. Где одна из них качала Тонкой талией ствола, С чем-то прожитым кончала, Что-то новое ждала. Все смотрела (в небо, в пруд ли). Все шептала про свое, И тревожил ветер кудри Ярко-рыжие ее. Где на каждом встречном парне Отблеск огненных волос... Все, что было в этом парке, Это осенью звалось. А. ТЕЛЕГИН. Мне помнится весна Легко, свободно дышится Весенним ароматом. Волной тепло колышется На бугорке косматом. Скворцы перекликаются Запевками своими. Мне солнце улыбается Глазами озорными. Как бусами—сережками Звенит, не умолкая, Береза под окошками, Нарядная какая! В красивом сарафанчике, На подоле узоры. И клены, словно мальчики, Стоят, потупив взоры. А. ВАСИЛЬЕВ Разговор с городской березой — Что ты, белая береза, Стала ржавою такой? —Не от ветра и мороза, А от жизни городской. В этом сутолочном гвалте Пыль глотаю я и чад. Вспоминаю на асфальте Луг росистый и девчат. На заслуженный о т д ы х То ль ирония, То ль затаенная грусть В этих горьких словах «На заслуженный отдых». Их придумал какой-то Мудрец-златоуст В канцелярских трудах, На курортных ли водах... Отдыхается ль вам, Кто уже заслужил Нерушимое право На грибные походы, Кто трудился с азартом, Восторженно жил, Но уже проводил Свои лучшие годы? Подарили транзистор ,ам Иль самовар, Благодарности пели В месткомовских одах, Угощали халвой Запоздалых похвал. Но легко ль уходить На заслуженный отдых? Это , может, последний Уже перевал, За которым Закатное солнце лучится,.. Я встаю, говорю Вместо сладких похвал: Пусть в сердца ваши жизнь Веткой мая стучится. Неизменна природы Извечная власть. Улетят мои будни И праздники роем. Но когда он придет, Мой черед, то упасть Я хочу средь друзей, Перед сомкнутым строем. Упала звезда Уходит человек— по древнему преданью, Летучая звезда на небе чертит след. А если он злодей, Лишь причинял страданья, Ужель и на него Природа тратит свет?