Красное знамя. 1973 г. (г. Елец)

«КРАСНО Е ЗНАМЯ» 17 ноября 1973 года 11111111111111 11 11 1111 11 11 11 11 11 11 11 11 11 1111 11 11 11 1111 11 11 11 11 1111 11 11 11 11 11 11 11 11 11 1111 11 11 11 1111 11 11 11 11 1111 11 11 3 стр, Сегодня мы даем новую рубрику — «Литературный огонек». Этот «огонек» зажжен над произведениями ме­ стных авторов, хорошо знакомых ельчанам по публи­ кациям в газете «Красное знамя»- Сегодня — суббота, выходной день. И, надо пола­ гать, что наши читатели найдут время познакомиться с материалом полосы и напишут отзывы, а кто-то, мо­ жет быть, пришлет свои произведения. ЛЕНИНСКИЙ ДЕКРЕТ У магазина на Невском мальчишка, Впившись глазами в листок на стекле, Крестьянину в сереньком армячишке Читает по буквам: «Де-к-р-е-т о з-е.м-л-е». И водит глазами дед удивленно «Вот это да! Да неужто верно! Но нет, не поверит бабка Олена, Коль я расскажу ей об этом первый. Вот кабы достать такую бумагу, А после в деревне ее показать» И тут же к мальчонке: «Слышь, Ленька, надо Все, все эти буквы переписать. Вот правда ли это!» А внук бумагу Уже расправил на остром колене; «Ты все не веришь, Чего еще надо! Вот видишь подпись; Ульянов-Ленин», «Ленин!!!» — и дед заморгал удивленно И замер как будто бы в землю врос. «Ты только скажи и поверит Олена»,— Смеясь, подбодрил его рослый матрос. И вдруг господинчик в пальто из драпа В листик уткнулся и дернул бровью Он рад бы его ногтями сцарапать, Холеные пальцы испачкав кровью. Бормочет что-то как будто во сне Видно, задело до самой печенки. Не видя толпы через стекла пенсне, Пошел, подтолкнув старика и мальчонку. Видно, что был сварливого нрава. О Праве что-то бормочет без паузы, Матрос за плечо его: «Вот наше право!». И тронул рукою висящий маузер. Потом, за плечо продолжая держать, Добавил еще без злобы, но хмуро: «А вы, если будете нам мешать..,» И, сплюнув, ногой раздавил окурок. Г. СКАРЕДНОЕ, У ТРОМ Ирина Васильевна обнаружила, что разбита хрустальная ваза — темно-бор­ довая, с красивым, словно ажурным, рисунком. Она не рассыпалась на кус­ ки—удар, пришедшийся по вазе, не сгубил ее окончательно, а лишь проложил снизу вверх, словно борозду, сильно замет­ ную трещину. — Кто это сделал? — спроси­ ла сыновей расстроенная Ирина Васильевна. Мальчики молчали. Меньший Алешка недоуменно пожал пле­ чами. Евгений, занятый глян- цовкой фотографий, на вопрос матери вовсе не прореагировал. — Так кто же? — уже строго спросила Ирина Василы-пна. — Разбили, так хоть имейте му­ жество признаться; вы же муж­ чины. Алешка вскинул на мать жи­ вые карие глаза: — Я не бил... честное пионер­ ское. Евгений оторвал последнюю фотографию, которую некоторое время назад вместе с другими приклеивал на большое стекло, смочив ее содовым раствором, и, не поворачивая аккуратно подстриженной, с вьющимися волосами головы, проговорил: — Боже, сколько шума из-за какой-то стекляшки. Его сказанная безразличным тоном фраза словно острым ножом полоснула Ирину Ва­ сильевну по сердцу. Она почувствовала, как серд­ це вдруг сделало глубокий ку­ вырок и забилось часто-часто: так бьется потревоженная в клетке птица. , .ем ' нщр V — Стекляшка? — как-то рас­ терянно переспросила она. — А знаешь, сколько стоит такая стекляшка?.. Ирина Васильевна не успела закончить, потому что Евгений обернулся к ней, и в глазах его — серых, под мохнатыми рес­ ницами — мелькнуло недоуме­ ние. — Сколько стоит? Так тебе же эту вазу подарили. ...Уже давно город погрузил­ ся в сон. Затихла даже их шум­ на* улица, первая в городе встречающая и провожающая рассвет, потому что именно по ней пролегают главные рабочие маршруты. Но к Ирине Василь­ евне сон не шел. Она смотрела на разбитую вазу. Та по-прежнему стояла на столе, заваленном фотография­ ми, пленками, рядом с фото­ увеличителем, и огни фонарей, заглядывающих в окно, сверка­ ли в ней яркими блестками. Ирина Васильевна думала об Евгении. Старшему ее сыну шел восем­ надцатый год. Дда месяца на­ зад он закончил десятый класс. Готовился поступать в машино­ строительный институт. Парень рослый, симпатичный. И неглупый вроде. А вот где- то росла в нем червоточина. «Как же я не заметила? Как просмотрела?» — спрашивала себя Ирина Васильевна, и, будто желая ее добить окончательно, память услужливо преподнесла слова старушки-матери: —Ты вот все с чужими людь­ ми возишься. Днем и ночью на работе. Смотри, не прогляди Евгения. Есть в нем что-то не­ хорошее. Что именно не пойму, а есть. Ирина Васильевна улыбну­ лась тогда в ответ на доказа­ тельство матери, которая взяла со стула небрежно брошенный Евгением новенький костюм и сказала: — Вот видишь? Ирина,Васильевна обняла мать за плечи, чмокнула в щеку и сказала: — С чужими людьми, мама, не возиться я не могу, ведь ты знаешь, твоя дочь — врач. А что Женя небрежен, не беда: с возрастом это пройдет. — Балуешь ты его, — попы­ талась возразить Анна Кирил­ ловна. — Парню шестнадцать лет, а ты ему третий костюм купила. Ирина Васильевна не видела в том ничего плохого. Ей нра­ вилось, что сыновья ее одеты лучше всех, что на них всегда заглядываются, когда они идут в школу. Она вставала рано утром, чтобы перед работой успеть вы­ чистить им костюмы, нагла­ дить рубашки, до блеска отпо­ лировать бархаткой сандалии у полуботинки, и хоть к вечеру они снова превращались невесть во что, она не роптала — при­ нимала как должное: мальчи­ ки ведь. «А мама, кажется, была пра­ ва», —лежа в постели подума­ ла Ирина Васильевна, и стран­ но расстроила ее не мысль о прошлом, а нынешний поступок старшего сына. И дело вовсе не в разбитой вазе. А впрочем, именно в ней. Она вспомнила одного из своих больных — Ивана Павловича Оркина, попавшего к ней на ле­ чение летом прошлого года. С вокзала его привезли на скорой помощи с тяжелым сер­ дечным приступом: он ехал ку­ да-то в командировку. Худой и бледный. Иван Пав­ лович лежал высоко на подуш­ ках и тяжело дышал. Худые, длинные, словно барабанные палочки руки, мяли край одеяла, зажимая его в кулаки. И только большие черные глаза остава­ лись сверкающими и живыми. Они смотрели на Ирину Ва­ сильевну почти с вызовом. —г Я буду жить, доктор. Бу­ ду... всем чертям на зло буду... Слышите?.. —Да, да, — поспешно ото­ звалась Ирина Васильевна, только что подумавшая, что жить больному осталось недол­ го, и тем не менее отдавшая все необходимые распоряжения ме­ дицинским сестрам. Она боролась за жизнь Ива­ на Павловича с каким-то не­ истовством, будто хотела и са­ ма почувствовать такую же, как и ее больной, веру и в его, и в свои собственные силы. Не раз глубокой ночью, ког­ да засыпала мать и мальчики, она тихонечко, будто чего-то стесняясь, уходила в больницу. К Ивану Павловичу не заходи­ ла: не хотела, чтоб видел ее беспокойство. Подолгу расспра­ шивала сестер и дежурного вра­ ча о его самочувствии, прислу­ шивалась, стоя у двери палаты, к его дыханию и уходила лишь на рассвете. Что-то изменилось в ней са­ мой. Ей хотелось доказать, ко­ му она и сама не знала, но до­ казать, что человек все может. Все... Иван Павлович поправился. И однажды... Ирина Васильевна вошла в ординаторскую после обхода. И почти вслед за ней взъерошенный и разрумянив­ шийся, какой-то торжественный вошел Иван Павлович. В ру­ ках держал солидный сверток. — Иван Павлович, что это се­ годня с вами? — удивилась Ирина Васильевна. - г Одну минуточку, — ответил тот и, почти сдернув со свертка бумагу, сказал:—Вот!—и протя­ нул Ирине Васильевне хрусталь­ ную вазу — темно-бордовую, с красивым, словно ажурным, ри­ сунком. — Примите в подарок... Обя­ зательно... Непременно, — вол­ новался он. — Это ваза моя... Мною расписанная. Я узнал ее... Вот по этой не очень чет­ кой линии... Я ведь художник... Примите... Так ваза появилась в доме Квасовых. Все любовались ее красотой. Мальчишки тоже. Ев­ гений тогда спросил: — Кто подарил? ___ — Один больной, — ответила тогда куда-то торопившаяся Ирина Васильевна. Сейчас, вспомнив свои слова, она почувствовала, что защеми­ ло сердце, будто только теперь поняла, в чем была ее главная ошибка. Она, оберегая, никогда не рас­ сказывала мальчикам о своей ра боте всерьез и долго. Все боль­ ше отделывалась шуткой или односложными ответами. Они сначала спрашивали ее о том, как прошел день, а потом пере­ стали, потеряв интерес. И ско­ ро, видно, уверовали, что ниче­ го в ее работе нет сложного и трудного. Вот и Иван Павло­ вич прошел стороной, хотя его история могла бы многому на­ учить Евгения. Чем больше думала о себе и сыновьях Ирина Васильевна, тем яснее понимала: в нынешнем по­ ведении Евгения не было ничего неожиданного. Она не научила его беречь веши, не внушала ем> с самого детства мысль, что во все купленное вложен и ее труд. Оттого в семнадцать он и не понял, что хрустальная ва­ за — это тоже труд. И плата за труд. Может быть, самая высо­ кая из всех, потому что была не куплена, а подарена Чело­ веком. Уже забрезжил рассвет. Вре­ мя от времени проносились ми­ мо дома Квасовых машины. Но Ирина Васильевна все еще ле­ жала без сна, прислушиваясь к ровному дыханию спящих сыно­ вей. ...Все в этой истории правда, изменены лишь имена н фами­ лии. Ь.'||||||||111!1111111И11Ш111Ш11т11111Ш1111Ш1Ш1тш11Ш1Ш1тш11Ш11Ш1Ш11^ Журналист листает блокнот | в я з я | .Т 1 Ш 1 ШН 1 ШШ 11 ШШ 1 Ш Э, АЛЕКСЕЕВА 1111111111111111^ К О Р О Т К И Е Р А С С К А З Ы ЩЕДРОСТЬ .....■- Облака, тяжело ворочаясь, укладывались на ночь, воздух отволг, загустел. Уставший, я наконец добрался до кордона, где жил теперь, и сел на ска­ мейку под старым кленом. Спе­ шить было некуда — брат Во- лодька на кордон приедет толь­ ко завтра. На время его отсут­ ствия должность лесного сторо­ жа была доверена мне. Устав за день, я сидел, при­ слонясь головой к стволу, и смотрел, как, прилегая один к другому, дрожат листья клена. Глядел и все удивлялся: ни од­ ного поблекшего листа! Вспомнилось, что и раньше никогда не видел я на остроли­ стных кленах разноцветья лист­ вы. Это потому, что листья не затеняют друг друга. Они делят свет поровну, К СВЕТУ I Августовской грозой срезало верхушку тополя. Без нее ветви тяжело опустились, и тополь по­ казался усталым и принижен­ ным. Прошло недели три, я снова шел мимо тополя и, увидев его, удивился. Там, где костяно бе­ лел обломок макушки, тянулся кверху молодой, совсем еше чрупкнй побег. Но уже было видно, что он заменит тополю вершину. Как же так? Ведь не весна теперь... Позже я узнал, что ничего удивительного в том не было. Каждое дерево имеет спящие почки. Они могут спать и год, и три, и пять. До урагана, до грозы, до беды. И если1 дерево теряет вершину, одна из почек, бывших как бы в карауле, тот­ час пробуждается и продолжает поднимать дерево к свету. В КАРАУЛЕ щ— Часовыми стоят кусты лоха у колхозного сада, что раски­ нулся за ериком. Со всяческими невзгодами — буранами, сухо­ веями — первыми встречаются они, выстроившись в шеренгу. Между, перепутавшимися серы­ ми ветвями набилась сорная трава — перекати-поле. В сад ей дорога заказана. Сомкнув верхушки кустов, держа наготове свои колючие ветви, лох круглые сутки в до­ зоре: Трудная у него служба. Своей грудью заслоняет лох яб­ лони, вишни, чтобы черные вет­ ры не ворвались в сад н не обо­ рвали розовую кипень, чтобы медвяным соком наливались плоды. Скромный, неприметный, а си­ лища какая! Ни ураганам, ни метелям не согнуть его. Может быть, никому невдомек, как тре­ вожна и сурова его жизнь. Не­ даром вся листва у лоха седая. ТОЛЬКО В БОЮ В апреле, когда полая вода раскачивала серые берега, я увидел на самом краешке об­ рыва маленькую елочку. Волны вылизывали яз-под нее раскисе- ленную почву, корни беспомощ­ но, как руки утопающего, бол­ тались в воде. Еще несколько минут — и река бы обрушила уступ, за который держалась елка. Я решил спасти ее. Осторож­ но выкопал и посадил в станице возле колхозного клуба, между двух молоденьких верб. Я знал, что ель не переносит солнечных лучей, а тут в тени ей будет вольготно. Елка быстро пошла в рост, соперничая с соседками. Года через три я срубил вербы. Елка буйно раскустилась, но как-то отяжелела, потеряла вы­ соту. Потом уж я понял, что зря лишил ее соперниц. Высота берется с бою. И. ДАНИЛОВ.