Кировец. 1989 г. (г. Липецк)

« К И Р О В Е Ц » с*р. 8 Н 60 - лет и ю со д н я р о ж д ен и я ,В . М . Ш у к ш и н а , п и са т ел я , к и н о р еж и ссер а , сц ен а р и ст а , а к т ер а Л и т е р а т у р н а я с т р а н ы ц а Иван СТРЕЛЬНИКОВ В ЛИХОЛЕТЬЕ (Отрывок из повести „Хлыновский 6угор“) —Мальчики. Ребяты. Где вы? Мы с Санькой тут как тут. Лицо у Санькиной бабушки Григорихи бледное, ни одной кровинки, выцветшие- глаза глубоко запали. —Бежите на речку. И налови­ те рекушек. — Голос у ба­ бушки Григорихи хриплова­ тый, спотыкающийся. Она по­ дает нам белый мешочек, сши­ тый из портяночной материи. Мы. с Санькой летим к речке на песчаный перекат, на мел­ ководье всегда много ракушек.1 Воткнувшись острым краем в дно, они застыли на одном месте. И кажется, что там, за толстой скорлупой, нет нико­ го. Но посмотри внимательно, и ты заметишь, что за каж­ дой' ракушкой тянется глубо­ кий след. И таких полос на песчаной отмели полно. И по­ лосы не прямые,, а всякой фи­ гурации: прямо-таки интерес­ ный, загадочный чертеж. Бежим мы с Санькой, за на­ ми движется огромный огнен­ ный шар солнца и своими раскаленными лучами, как стрелами, впивается в заты­ лок, в плечи, в спину. Небо выцвело от жары, как глаза бабушки Григорихи. Мы пры­ гаем по колючей шуршащей траве. Трава под нашими но­ гами потрескивает, и сухая бурая пыльца с фырканьем разлетается вл разные стороны. Песок на берегу так раскалил ся, то и гляди зашипят наши пятки. И мы стараемся насту­ пать па него только одними пальцами. В воде лучше. — Давай искупаемся. Прямо в штанах я падаю в неглубокую выемку. Минуту лежу без движения. Хорошо! Приятно! По спине будто кто- то гладит. Ласково так. Слов­ но мама рукой. Санька лежит в выемке ря­ дом со мной. Притих. Блажен­ ствует. Через воду вижу ' его острые лопатки, на боках про­ ступают ребра. — Сань! А Сань! — я бли­ же подвигаюсь к Саньке и спрашиваю: — А зачем вам нужны ра- куйики? — Исть, — серьезно говорит Санька и поворачивает ко мне опухшее, с синеватым отеком под глазами, веснушчатое ли­ цо. — Знаешь, какие они вкусные... как яичный желток. Санька тянет губы в улыбке, но улыбка получается почему- то грустная. И я начинаю понимать, что Санька не от хорошей жизни «исть» ракушки. Я видел, как чистили и варили в чугунке на костре эти ракушки деревенс­ кие пастухи. Но ведь то пас­ тухи! А в пастухи идут, ду-> мал я, самые бедные люди. Им ни есть, ни обуть нечего. Неужто у Саньки дома тоже нет ничего? Оно и мы живем небогато. Весной собирали мерзлую кар­ тошку в огороде, потом мама эту картошку мыла, чистила... Потом на солнце сушила. Су­ шеной картошки у нас было целых полтора ведра. И мы из этой картошки каждый день кисель варили. Молочный ки­ сель! Правда, он темноватый и гнилью пахнет. Ракушек, из- бави бог, мы никогда не ели. И... нет, нет! .— не буду есть! Что мы, самые последние лю­ ди? Пастухи? На днях мама променяла венский стул на две кружки пшена. — Главное — питание. — Мама поставила на место вен­ ского стула старую табуретку, которая всегда стояла в углу у двери, как подставка для ведра с водой. — А вещи — дело нажив­ ное, — сказала мама. И мне стало жаль Саньку. — Сань? — Я тронул Сань­ ку за плечо и попросил: — Сань, не ешь ракушки. Не надо! Я тебе лучше пол- кружки пшена принесу. Дам! Только ты, Сань, не ешь, а? На Санькином лице появи­ лась мечтательная улыбка. ... До нас со стороны Сань- киного дома донесся какой-то невнятный шум, частые всхли­ пывания. — Бабушка! — вдруг вос­ кликнул Санька и рванулся к своему дому. В доме у Саньки было уже полно женщин. Глаза у всех испуганные, заплаканные... В сенях тетя Клава, бригадир­ ша, говорит вполголоса: —Иду я с обеда на работу. Подхожу к ихнему дому. А Григориха в сенцах... навзничь лежит... Дверь избяная на­ стежь. Видно, как заходила в избу, не удержалась от сла­ бости... И с порога упала. Мы с Санькой протиснулись сквозь людскую толпу. Под святыми на лавке лежит, ба­ бушка Григориха. В головах уже свечка теплится. Около мертвой Григорихи убивается Санькина мать, пла. чет тетя Настя и приговарива­ ет: — Да как же это случи­ лось? Как же?.. Ведь я им це­ лую пригорошню мучицы оста­ вила... „ Б Л У Д Н Ы Й С Ы Н " РУССКОЙ ЛИ ТЕРАТУРЫ Казалось бы, еще совсем не­ давно, в 1985 году, одного мо. сквнча посадили на два года в тюрьму за распространение «Лолиты» как порнографиче­ ского произведения. А сегодня на страницы наших журналов буквально хлынул поток пуб­ ликаций Набокова, его произ­ ведения стоят в планах мно­ гих издательств. Что из лите­ ратурного наследия писателя издано в СССР? Как встрети­ ли эти публикации читатели? Как рассматривает феномен !1аоокова критика? Об этом рассказывает сот­ рудник Института мировой ли­ тературы, исследователь твор. чества Набокова, критик и прозаик Виктор Ерофеев. — Можно сказать, что На­ боков пришел в Советский Союз через шахматную газету — началось все с маленького отрывка из романа «Защита Лужина», который был напе­ чатан в шахматном издании «64». И вот за два с полови­ ной'года изданы пойти все его русско-язычные романы—«Ма­ шенька», «Защита Лужина», «Приглашение на казнь», «Дар», «Другие берега», много рассказов, стихов, литературо­ ведческие работы. В ближай­ шее время будут опубликова­ ны романы «Пнин» и «Под­ виг», Гоговнтся к печати че­ тырехтомник русскоязычной прозы писателя. Настоящей сенсацией, хотя бы потому, что у нас такую прозу никогда не печатали, станет выход «Лолиты» в при. ложении к журналу «Иност­ ранная литература». Предвижу, что вокруг этого романа будет немало споров — уже сейчас в редакцию журнала идут не­ годующие письма. Вся это до недавних пор «закрытая» лите­ ратура, начиная с пастернаков- ского «Доктора Живаго» и кончая Оруэллом и Солжени­ цыным, который остается на родине последним под запре­ том в о с и о в н о м из-за своего общественно-политиче­ ского характера. При чтении «Лолиты» читатель столкнется с другим — е преодолением морально - нравственно - этиче­ ского комплекса в самом себе. Проблема воспитания встает остро. Ведь «Лолита» — кни­ га, которая не дает , каких-то однозначных решений. Если говорить о творчестве писателя вообще, то прежде всего Набоков, на мой взгляд, поражает не какими-то своими стилистическими тонкостями и виртуозностью, а тем, что он разрывает с определенной тра­ дицией русского романа: с идеей нравоучительности, с идеей воспитания читателей — сеять разумное, доброе, веч­ ное... У нас выработана по­ требность в таком писатель­ ском идеале, и читатель при­ вык со школьной скамьи твер­ до знать, что писателю нравит­ ся н к чему он призывает. Сре­ ди критиков есть немало про­ тивников Набокова, которые считают его одним из разру­ шителей русской литературы. Такая позиция, мне думается, ошибочная, так как литерату­ ра, чтобы ей двигаться вперед, не может развиваться в абсо­ лютно линейном направлении. Набоков же говорит, что ли­ тература—это ход конем, то есть имеет зигзагообразное разви­ тие, связанное с тем контек­ стом, в котором оказывается писатель в жизни. Набоков будет долго болез­ ненной точкой для советской публики. Если при чтении «Ло­ литы» читатель впадает в со­ стояние- шока сексуального, то в «Даре» его шокирует изо­ бражение Чернышевского. От­ ношение Набокова к Черны, шевскому, как и отношение к. революции, в целом неприми­ римое. У Набокова, как и у Пруста, есть некоторые жиз­ ненные устои, которые не на­ зываются как нравственный закон, а возникают из приро­ ды детства, из каких-то дет­ ских ощущений. И нарушение этого уклада, .происходящее почти всегда, когда начинают сдвигаться социальные пласты, подрывает основы взаимоотно­ шений человека с миром, солн­ цем, деревьями, травой. Конечно, нельзя даже пред­ ставить, что Набоков, полно­ стью отрицая революцию, мог остаться тогда на родине. Последним человеком, который упомянул Набокова в советской печати перед тем, какой на дол­ гие годы пропал из русской ли. тературы и советского образа мышления, был поэт Демьян Бедный. В 1927 году он напе­ чатал в «Правде» ответ на но­ стальгическое стихотворение Набокова «-Билет», в котором эмигрировавший писатель пред­ ставлял себе такую картину: где-то на какой-то германской фабрике уже печатается тот самый билет, с которым он вернется в Россию. Демьян Бедный увидел в этом бело­ гвардейскую провокацию и разразился репликой, которая кончалась так: «Ну, а тебе, поэтик бедный, Сирия, России вовсе не видать», и оказался пророком. Набоков (Сирин — — это псевдоним молодого пи­ сателя) — так никогда и не видел больше родины. Долгое время книги писате­ ля невозможно было просто упоминать в советской печати. Но если основная масса чита­ телей даже и не слышала о Набокове, то литераторы хо­ рошо знали его по «самизда­ ту». И можно даже говорить о влиянии, которое оказал на них Набоков в середине 60-х го­ дов. Но большее влияние На­ бокова чувствуется в произве­ дениях американских авторов, В связи с феноменом Набо­ кова часто возникает вопрос: к какой литературе его отнести — к русской или американ­ ской? У меня на этот счет та ­ кой ответ. Набоков — русский пасатель, .так как по всему своему писательскому восприя. тшо он сформировался в Рос­ сии, на ее культурном насле­ дии, На английский язык он перешел потому, что понял: жить в Америке и писать по- русски невозможно. А с дру­ гой стороны, он был космопо­ литом в лучшем смысле этого слова. Он обладал такой куль­ турой, что мог писать и по- английски, и по-французски с той же легкостью, как и по- русски. Ведь отечественная культура начала столетия — а Набоков ровесник века — бы­ ла настолько открыта европей­ ским влияниям, что можно бы­ ло говорить о единой культу­ ре. Эго продолжалось каких-то десять лет, которые Горький назвал «позорным десятиле­ тием». На самом же деле они были русским «серебряным ве­ ком», который советский чита­ тель только сейчас открывает. Записала С ЧЕЧИЛОВА. • ПРОБА ПЕРА Ночь кончается, И сквозь завесу мглы Проступают Из неясных очертаний Серебристые Невзрачные углы Серых зданий. А в верху, Где розовый туман Неподвижным облаком Клубится, Прорываются 8 безбреж ный океан — К свету, птицы. И в квартирах Начало светать, И отбросив Рьяно одеяло Бледный скептик Собирается опять. Жить сначала. С. ЧЕБОТАРЕВ. Темнеет коридорное стекло. Как рано что-то начало смеркаться! Я знаю, наше время истекло, Мы молоды, а нам пора прощаться. Нам и легко, и тяж ко понимать. Смотреть во двор неубранный, убогий. Но у тебя сердита слишком мать, А у меня отец довольно строгий. Гляжу и вижу, как никто другой, В глазах твоих решительность, готовность... Как эту луж-у, что перед ногой, Перешагнуть бы странную условность. Валерий ПОБЕЖИМОВ. ВМЕСТО РЕЦЕНЗИИ И СЕГОДНЯ АК ТУА Л ЬН А Сейчас так много интересно, го печатается о временах куль­ та личности Сталина, что толь, ко и слышишь вокруг: «А это читали?», «А такого-то...» Так получилось и у меня с повестью «Софья Петровна» Лидии Чуковской. Герои ее — обыкновенные, заурядные лю­ ди, которым «отец народов» предназначил быть «винтика­ ми». Кто же они, эти люди? Вдо­ ва успешно практиковавшего врача Софья Петровна посту­ пает на службу не от нужды. Она принимает справедливость порядка, при котором все дол. жны трудиться. Всей душой принимает новые порядки и ее сы« Коля. Софья Петровна с рвением работает заведующей машбюро. Отлично трудится ее сын, с третьего курса послан­ ный на завод, где не хватает инженеров. Вера в' мудрость Сталина для них нерушима. Ничего другого Софья Петровна не замечает: того, что лучшую машинистку Наташу Фроленко упорно не принимают в комсо­ мол, а потом увольняют; что арестовывают сослуживца му­ жа, хорошего врача; выслали соученицу по гимназии... Арестован сьгн. Софья Пет­ ровна убеждена, что это ошиб­ ка. Но ошибка только с ее сы­ ном. Каких сил стоило ей уз­ нать все о сыне, которому по ложному доносу предстоит от­ сидеть в далеких лагерях 15 лет... В конце концов мать от- называется бороться за сына, чтобы ему и ей хуже не было. Вот какое страшное было время:, человек становился без­ вольным и безропотно послуш­ ным в обстановке всеобщей «бдительности», слежки, доно­ сов. Хорошо, что журнал «Нева» познакомил нас с этой по­ вестью, написанной почти пол­ века назад — она и сегодня весьма актуальна. С. ИСАЕВА, зам. начальника планово­ экономического отдела завода гусеничных тягачей.