Кировец. 1986 г. (г. Липецк)
« К И Р О В Е Ц » стр . 3 Анатолий ДУЛИН ю н о с т и Юность, юность — пора привольная! Пронеслась! Да ее не видали мы! Где вы, милые годы школьные, За какими остались далями!! Было все, что природой отмерено, (на судьбу-то не каждый обидится). Да! Былое сквозь призму # времени По иному сегодня видится. Как все просто и как все естественно. Удивляться! Да нечему вроде бы! Лишь войдешь- — солнцем стены осветятся, Слово молвишь — созвучно мелодии! Всплыли чувства давно позабытые. Ты опять у нас в центре внимания, Смотрят парни глазами раскрытыми. Затаив на мгновенье дыхание. То природы великой — Создание, Ясно всем нам без предубеждения: Юность — миг, юность — очарование. Юность — вечный закон притяжения! Береги, чтоб случайно не отняли Те богатства — они ведь бесценные. Что приходят с весенними зорями И зовутся вершиною времени! Фото А. Козина. Сергей ЧЕБОТАРЕВ С О С Е Д И В осеннюю пору, в распутицу, в грязь. Когда на полях уже нет урожая. Какая-то кошка в наш двор приплелась. Голодная очень, худая-худая. Взъерошена шерсть и ввалились бока. Мяукала тихо, как будто стонала... Соседи мои дали ей молока И долго смотрели, как кошка лакала. Нескладно орисев на холодный порог. Дети в нас умирают с бедой, А с любовью приходит в отчаянье. Вот и зрелость грозит сединой, Вот и жизнь мы прожили нечаянно. Нам на станции Осень сойти, Оглянуться, вернуться. Они беспричинно, казалось, вздыхали, А дядя Иван только вымолвить смог: «Ты помнишь, Анюта, как мы голодали!» Он ласково обнял за плечи жену. Неистовал дождь по асфальту звеня, С поникших деревьев листва опадала А кошка лежала в руках у меня, Мурлыкала тихо и шерстку лизала. В а л е н ти н а Ш И Б И Н А * раскаяться. Очень жаль, что на этом пути Остановки не объявляются. А когда журавли протрубят, На земле станет пусто и холодно. По тебе прозвонит без тебя Одинокий тоскующий колокол. Мы не стали б тужить ни о чем, Коль к плечу прикоснувшись плечом И шепнув: я — «прощай», ты — «прости», * * Немало тайн скрывает море И забывать их не с руки — Секреты нам откроют вскоре Пропавшие материки. * Жеребенок сквозь полночь бежит, Лаеу ветер, кусая за хвост, А над спящею речкой лежит Млечный путь — ослепительный мост. Так и мне б сквозь тревожную тьму К ослепительной цели спешить, А, быть может, и цель Анатолий ФИСЕННО * * Разлучили бы наши пути. Но уйдя, кто в рассвет, кто во тьму. Мы нигде, никогда, никому Не солжем, что чужое плечо Было трепетно и горячо, * О раннем детстве Человека, О яви легендарных стран — О том, что шепчет век от века Великий Тихий океан. * * ни к чему — Просто вечно вперед, просто жить. Чтоб от бега легко не вздохнуть. Чтоб от ветра не прятать лица, Чтоб всегда — нескончаемый путь И манящий предел без конца. РА ССКА З З ВЕН И , МОЙ Р О Д Н И ЧО К ! И вот опять я на родине, на своей маленькой родине. Как уча щенно бьется сердце! Ушел я от тебя неокрепшим юношей, вернул ся зрелым, с густо посеребренны ми волосами. Но, что'бы я ни де лал, я всегда думал о тебе, моя любовь и радость, моя вечная не излечимая боль... Сижу на пустынном бугре. Прямо передо мной внизу, в гус тых зарослях камыша и осоки, невыцветшей лентой все так же ярко синеет река. Справа по кру тому склону, еле заметная в вы сокой траве, сбегает стежка, хра нившая теплоту наших ребячьих ступней. По этой стежке ходили мы на реку за водой, по ней бе гали купаться. Воду всегда и все брали из ре ки. На высоком бугре, где раски нулась наша деревенька, разве колодец выроешь? Рассказывали, правда, что давно, когда еще хо зяйствовали единолично, мужики в одном месте все-таки решили копать колодец. Подрядили для этого специалиста. Тот пришел, посмотрел... И заключил: — Пустая затея! Когда в деревне был свой кол хоз, воду возили в бочках на ло шадях, а потом вручную на коро мыслах. Я тоже с малых лет приучался носить воду с реки. Сперва по полведра, а чуть под рос — пополней. Правда, с час тым отдыхом по дороге. Зимой, ври частых северо-вос точных ветрах, ^западный склон заметало так, что в отвесную снежную стену приходилось вру баться, как в скалу. И не идти вверх, а чуть продвигаться, ставя ноги с уступа на уступ. Конечно, с полными ведрами подниматься по таким отвесным уступам было тяжело далее для взрослых. А для нас, двенадцати-тринадцатилетних, вдвойне. Лезешь, бывало, в гору весь в напряжении — как бы не сорваться — ноги стараешься крепче ставить. Но как ни стара ешься, чуть неуверенно ступил и... полетел. Такие случаи с нами, ре бятишками, происходили часто. Особенно со мной. Ростом я, был меньше своих сверстников, но с настойчивым характером. Хоть несколько раз упаду, а воду все равно домой принесу. Однажды вваливаюсь я в сени в хрустальном ледяном панцире, опускаю с коромысла обледене лые, но полнехонькие ведра. Мать выскочила из избы, заохала с испугу: — Ой, родненький мой! Неуж то в прорубь угодил?! — Не, — стараюсь улыбнуться. А зубы сами, по себе дробь вы стукивают. Когда я внимательно смотрел вниз, под ноги, чтобы не по скользнуться, не упасть, не рас считал и ейяьно наклонился. В это время переднее ведро, уда рившись о верхний выступ, опро кинулось; и ледяная вода окати ла меня всего. И теперь, сидя на взгорке и погрузившись в эти свои воспо минания, я почувствовал,всем су ществом почувствовал, что не один я сижу. Рядом со мной луч ший друг! Нам по шестнадцать лет. Мы полны захватывающих мечтаний, грез и первых, опаляю щих душу, признаков любви. А почему мы сидим здесь? Мы ждем Валю. Свою ровесницу. Она нам обоим очень нравится! Послышались знакомые легкие шаги. По стежке, спускаясь кре ке, с тазиком стиранного белья, прошла §аля. Полногрудая, улыб чивая, прищурившись от солнца, и сама вся как солнце, с тугой пшеничной косой. Мы замерли так, что, казалось, остановились наши сердца. А Ва ля, спустившись вниз, на .курган- чнк, и поставив тазик на камень, спокойно вошла в воду. Затаив дыхание, мы следили за девушкой. — Иди, — толкнул меня пле чом Витька и показал в сторону Вал». — Нет, ты иди, — отвернулся я от товарища. Чувство неловко сти и стеснения охватило нас. — Давай лучше почистим род ник, — пришла ко- мне спаситель ная мысль. — А вообще-то это идея! — обрадовался Витька. Родник на ходился неподалеку от курганчи- ка. Из него брали воду для пи тья. Каждую весну, в полую воду, родник заливало. И его ежегодно обновляли. Выбирали ил, стены оплетали родниковыми прутьями. Но лозняковая оплетка слабо держала рыхлый грунт. ...Наступил июнь. А за родник еще никто не брался. Видать, у взрослых до него не доходили руки. Мне понравилась собственная задумка. Валя будет полоскать, а мы с Витькой родник чистить. — Когда Валя пойдет к родни ку за водой, она непременно по думает о нас, — говорил я дру гу, подходя к крайнему дому, где жил мой родной дядя. У двора нас встретила бабушка Дуня. Мы попросили у нее лопату. — Зачем? — поинтересовалась бабушка. — Родник чистить! — чуть ли не в один голос воскликнули мы. Бабушка Дуня вынесла со дво ра штыковую лопату и какой-то ящик. — Берите, — сказала она. — А этот ящик Алексей сделал специ ально для роднир. Из дубовых реек. Мы чистили родник, а сами нет- нет да посматривали на Валю. Она полоскала белье старательно, по-женски умело, как, видно, учи ла ее мать. Краем глаза мы за мечали: когда девушка поворачи валась к берегу, чтобы взять' оче редную вещь, то бросала взор’ и на нас. Ее вероятно, тоже инте ресовало — что они там делают? Мы чистим родник. Чистим, мо жет, ради нее' одной. Выбросили наносной ил, сгнившую лозняко вую оплетку. Вставили туда ду бовый ящик. Потом принялись ре зать лопатой дерн и закладывать им топкое место возле родника. Валя была довольна нашей ра ботой. И не раз хвалйла нас при всех ребятах. Но мы еще больше робели и сторонились ее. Наверное, смешно было видеть со стороны, как седовласый муж чина одиноко сидит на ничем не приметном взгорке и мается на жаре. А я, позабыв обо всем на свете, вспоминаю о юности, о первой любви, и щемящая грусть наполняет мою душу. Где ты теперь, Валя, золотоко сая моя ровесница? Как сложи лась твоя жизнь? Может, надели ла тебя судьба счастьем. А мо жет... Так же вот вспоминаешь шестнадцатилетних чудаковатых парнишек, к которым, как и они, таила свои робкие заветные чув ства. А где же родник? Где наш доб рый друг и помощник, поивший своей живительной водой всю де ревню? Спускаюсь к реке и, чавкая в трясине, выискиваю родник. Где когда-то находился курганчик, тоже чавкающая под ногами тря сина. Чуть подумав, я отхожу от этого места на несколько шагов влево и неожиданно натыкаюсь на кочковатую землю. Нагнулся и стал шарить вокруг кочки. Вско ре моя рука нащупала твердую как кость, деревяшку. Да, это рейка от ящика, догадался я, ко торым мы с товарищем укрепили стенки родника. Рейки-то были дубовые, потому вероятно, и сох ранились. Я сбегал на место дома своего дяди. Отыскал поднятую плугом на поверхность острую ржавую железяку. Отбросив грязь от рей ки, за нею обнаружил другую, третью... И с радостью понял, что действительно попал на родник. На другой день утром я при шел сюда с лопатой. Копал дол го, пока не дорылся до чистого песка. Теперь нужно было очис тить стенки ящика. С этим делом справился легко. Целый день провел я у своего родника. То счищал наносную землю — чистейший гумус черно з е м а— то сидел на берегу, от дыхал и ждал, когда сойдет муть. И вот я увидел через полу метровую толщу воды, как бьет ся, пульсирует жилка родника, перебирая на дне высвеченные солнцем, как золотники, ^песчаные зерна. Наклоняюсь над родником и с наслаждением пью студеную во дицу. Затем прислушиваюсь. И мне начинает казаться, что я слышу откуда-то Из глубины на растающий звон. Звени, мой родничок! Родни чок юности, любви, памяти. Иван СТРЕЛЬНИКОВ.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz