Кировец. 1975 г. (г. Липецк)

Анатолий ДУ/1ИН М О Н У М Е Н Т Ы С Л А В Ы Какой ни шел бы ты дорогой, Бросая беглый взгляд окрест. Невольно мыслится: как много У нас своих священных мест. Затих ли танк на пьедестале. Склонился ль к знамени солдат — В их честь те монументы славы Как стражи Родины стоят. Героям воздано по праву, И тем, что в битвах полегли, В них наша гордость, наша слава И честь, и боль родной страны. Их память поколенья просит, Они хранят земли покой. И среди них — Т-38 — Наш символ славы трудовой! Будь рад и горд подобной встрече. Порывы сердца не гаси, Перед тобой увековечен Один из подвигов Руси! Иван ХАРИН У жизни есть начало, есть конец. Земное счастье и земное горе. Про то мне часто говорил отец. Вручную рожь разбрасывая Вокруг огромных сонных тополей Короткий день крадется осторожно. А над скирдами желтыми полей Вороний крик проносится тревожно. Осенний день суров и мрачен. А после летнего тепла Нелепой кажется задачей Его ненастная пора. Но это внешне. Если вникнуть Поглубже в жизненную суть С тех пор прошло уже немало лет, Теперь я сыну своему толкую: — Коль довелось тебе увидеть свет, То надо жить, запомни, не вслепую. И горблюсь я, уткнувшись В ВОрОIник, Во мне пока что холод не прижился. Притихло все. И только лишь родник По-прежнему в себе не затаился. И к позе пахаря привыкнуть. Пониже голову нагнуть — Увидишь кучу свежих листьев И прошлогодний пласт гнилой. Тогда поймешь, откуда пышность Лугов, ликующих весной. Литовская ССР. На Литовской киностудии снимается трехсерий- ный художественный цветной фильм «Смок Белью» по одноименно­ му произведению Джека Лондона. Лелта посвящается столетию со дня рождения известного американского писателя. Постановщик фильма — Раймондас Выбалас. На снимке: кадр из фильма «Смок Белью». В главной роли ар­ тист Московского театра драмы и комедии на Таганке В. Смехов. Фотохроника ТАСС. Я удивляюсь мастеру, который По атому собрал вот эти руки, И чуткий клапан алого мотора, И в крововодах нежности излуки. Я удивляюсь, как могло случиться Средь пустоты космической и пыли. Что из материи, как из простого ситца. Мечты мои цветастые скроили. Но этого случайней и чудесней — Как получилось, что из той же пыли РАССКАЗ П а м я т ь о б о т ц е В год тридцатилетия Великой Победы над немецко-фашистски­ ми захватчиками мне все чаще и чаще вспоминается то время, ког­ да я пятилетиям мальчонком ждал своего отца с войны. «Офицер Советской Армии Стрельников Василий Федорович героически погиб на фронте Ве­ ликой Отечественной войны» — так кратко гласило последнее со­ общение. А тогда? Тогда нам при­ слали извещение, что мой отец пропал без вести. Я отца своего не знал — он ушел на войну, когда меня еще не было на свете, лранилась и хранится до сих пор у меня от­ цовская довоенная фотография. На фотографии отец в офицер­ ской форме: на гимнастерке — в петлицах — кубики, пятиконеч­ ная звездочка на фуражке, ре­ мень — через плечо. Мама часто доставала из сун­ дука твердую, пожелтевшую бу­ мажку и читала. А прочитав, за­ думчиво говорила: — Может, живой, может, вер­ нется... Я почему-то был уверен, что мой отец живой. Только находит­ ся где-то далеко. Каждое утро я просыпался с одной надеждой: вот только от­ крою глаза, как войдет он, мой папа. На гимнастерке — ао всю грудь ордена и медали. Ведь с наградами пришли дядька Сте­ пан, дядька Павел. И папка, ко­ нечно, придет с награда-ми. Распахнет настежь дверь, улыб­ нется: — А вот и я! — Вернулся! Ро-ди-мый! Вер­ нулся! — мама с радостью бро­ сятся к нему на шею. В это время я незаметно, слов­ но уж, выскользну из-под одеяла и подкрадусь к ним сзади: — Папка! Папанька мой! Ты вернулся?! Отец стиснет меня в объятиях, а потом, как зайчонка, подбросит вверх с восторженным восклица­ нием: «Ого, какой стал большу­ щий!». И громкий, веселый смех наполнят избу. Потом у них, у взрослых, будут свои дела, а у меня — свои. Я надену отцовскую фуражку, вы­ бегу к мальчишкам на улицу и утру нос не одному хвасту­ нишке, щеголявшему в отцовской пилотке. Да что там пилотка? У меня — командирская фуражка! День ото дня мои мечты разви­ вались все больше и больше. Це­ лыми часами я просиживал около дома, глядя на дорогу. Мне даже начинало казаться, что вот-вот из-за бугра покажется папа. Громыхала, подымая бурую пыль, бригадирская двуколка. Проходил учитель Василий Сер­ геевич с желтым толстым порт­ фелем в правой руке. За учите­ лем спешила моя сестра, она воз­ вращалась из школы. Ее всегда первый волнующий вопрос: «Не пришел?». Она, как и я, с нетер­ пением ждала отца. . Сестра подходит ко мне' и бы­ стро опрашивает: .— Не пришел? — Нет, — уныло отвечаю я и встаю. — А в Семилетке к одним при­ шел отец. Говорят, в лагере воен­ нопленных был в Германии. И снова представлялся мне мой отец. Только совсем другой. Изможденный. С рыжей щетиной на впалых щеках. — Вы уже перестали ждать ме­ ня, — скажет он охрипшим про­ стуженным голосов и забьется в тягучем приступе кашля. Откаш­ ляется, смахнет с бледного лба росинки пота: — Простите! Это от долгого пребывания в сырых бараках концентрационного лаге­ ря. Это ничего... это пройдет. Вечером перед сном я при­ жмусь к папе и попрошу, чтобы он рассказал мне о концентраци­ онном лагере. И папа поведает мне страшную повесть об узниках лагеря, об их борьбе с фашиз­ мом. — Какие злодеи! Ах, какие зло­ деи! — покачает мама головом, вслушиваясь в рассказ. У меня сожмутся кулаки, со­ жмется маленькое сердце, и я поклянусь, что всю свою жизнь буду мстить фашистам за гибель лучших людей, за своего папу. Папа мой — герой! Он вынес все ужасы неволи и выжил, выжил ради меня. И я всегда буду гор­ диться своим отцом"! Но это, конечно, были мои при­ зрачные мальчишеские грезы. А на самом деле... Среди зимы в этот памятный год маму вызвали в военкомат. Она ушла. А мы с сестрой стали думать, зачем ее вызвали. — Конечно, насчет папы, — сказал я. — Это верно, — подтвердила сестра. — Только что с ним? — кусая палец, не унимался я. — Может, он лежит в госпитале. — Ну, если бы лежал в госпи­ тале — письмо прислал. — А может, папка остался в армии. И находится далеко-дале­ ко. В этой самой... Германии. Ярким огоньком вспыхнула ра­ дость в груди, затеплилась, оза­ рила сознание. Незаметно скатилось к гори­ зонту солнце. Прямые красные лучи, как ленты, повисли в небе. В этих красных лучах колыхну­ лось лицо мамы. Я прыгнул к ней навстречу. — Мама пришла! Мама! — ра­ достно закричал я. Мама приласкала нас, и когда мы угомонились, раздала нам гостинцы. — Ешьте. Это отец вам при­ слал. — Голос ее дрогнул... Прошло тридцать лет. Я уже сам давно взрослый. Знаю, пони­ маю, какою огромною цаною до­ сталась советскому народу Побе­ да, Знаю, что мой отец погиб. Но стоит мне посмотреть на фо­ тографию отца, которую, как па­ мять, я бережно храню, м.не сно­ ва начинает казаться, что сейчас послышатся шаги и войдет он, мой отец. И я жду его. И буду ждать всю свою жизнь. И. СТРЕЛЬНИКОВ, тракторист-дефектчик отдела сбыта, Владимир БОРИСОВ Взошли глаза, похожие на песню, Меня которые нисколько не любили. Природа, ты талантливая яро — Сжигаешь смерть и свет вдыхаешь в лица. И если вдруг не хватит материала, Рассыпь меня на пламя и частицы. Но вылепи другого из огня. Но пусть любовь моя в нем повторится. Но будет пусть — красивее меня. ЧАЙКА. Фотоэтюд В. Финогина. Николай АНСЕНОВ С ек унды Секунды, до чего же вы малы В сравнении с минутами, С часами. Еще не с бородой вы, Не с усами. Еще пока колибри, не орлы. Спешите вы, Секундные шажки, Тропинку в циферблате протоптали. Потея, Вы мне время засчитали, Ушедшие на эти вот стихи. Стремитесь вы в минуты И в часы Затем, Чтоб воплотиться в сутки сходу, Чтоб превратиться в месяцы и годы И стать потом у Века на весы. А время строго судит за слова, Разбросанные попусту на ветер. За то, что болтовня живет на свете. Болела и секунды голова. Она хоть и мала, да удала. Она не зря живет в размерах Века, Враг жизни той, Что серою была. Учетчица дел добрых человека. О ц е н к а л е н и и т р у д а Один сидел. Как муха на волу. И заслужил, Представьте, Похвалу. Другой, Как дюжий вол, Арбу тянул. Никто На похвалу Не намекнул. л ч \\ч \\\х х ч \\х \\\х х \\х х х х \\\\х \х \\\х \\\\ч \ч х \\\\\\\\\\\\\ч з Вячеслав ПАПИН РОЖ ДЕСТВЕНСКАЯ ПУРГА Ну мороз! Холод — просто собачий! И пурга нам долдонит напев. Это, видимо, все не иначе. Как январь проявляет свой гнев. Во метет! Устои-ка попробуй. Где там! Город укрыться охочь. Как бы под одеяло, в сугробы Прячет плечи продрогшая ночь. Заметает пурга, ветер кружит. Снег, озноб, ветхий дом, рождество. Нет, зима о покое не тужит, Подтверждая свое мастерство В сотворении прочности быта, В поучении здравом ума... Сколько сильного, нужного скрыто В растяжимом понятьи — зима! Эк-к, мороз! Откровенная пытка. Навалился, с размаху рубя... Все, наверное, в нем от избытка Силы, правды и веры в себя. ЮМ О Р Е С К А Т Р У Б Ы И Ф И Л Ь Т Р Ы — Я Вас вызвал, молодой че­ ловек, по поводу Вашей э... так называемой праздничной лириче­ ской зарисовки. Ничего, ничего. Пустим «а третью полосу. Но... надо исправить кое-какие огрехи. Вот здась: «...На фо'не голубого неба вид­ на чадящая сигара заводской трубы». Что это, молодой человек?.. Это же Ваша экономическая не­ грамотность. Чадят только сем­ надцатилетние девицы. И то не все. Многие курить научились. А для заводских труб у нас есть фильтры. В. ЩЕРБАКОВ, мастер четвертого механо­ сборочного корпуса. Страница подготовлена с участием членов литературной студии Дрорца культуры.