Кировец. 1975 г. (г. Липецк)

т ая страница БАЛЛАДА О РУКАХ -< О, руки хлебороба и бойца, Рабочих руки, р/ки кузнеца. Ученых руки, руки мудреца. О, руки старших братьев и отца. Я славлю те мозолистые руки За мир, за хлеб, за подвиги в науке.. Я видел их в морщинах и в поту, В окопах,.на работе и в быту. О, наши руки в рвеньи и бореньи. О них, о них мое стихотворенье. Те руки узловаты и нескладны. И, может быть, немного неопрятны. Немного неопрятны! Не беда! Они лишь белым ручкам непонятны, Лишь белоручкам будет неприятно Смотреть на руки жаркого труда, Нам всем знакомы ручки белоручки. Их нежность после папиной получки, Парадность и торжественность ногтей. Они сильны, пышны, красивы. Но не к работе тянется их еила — Сгорает сила в пламени страстей. Им неподвластна в жизни высота, Вершина счастья и вершина века. Одно названье—руки человека. Кому нужны их лоск и красота! Пускай строка солена и крута, Я не ищу улыбок умиленья. Из сердца рождено стихотворенье, В нем дань труду, в нем мысли высота. Япрезираю руки наглеца, ханжи, Вельможи, вора, тунеядца. О, руки тех, кого в ночи боятся, — Убийцы, хулигана, подлеца, И руки прожигающих получки, И ручки беззаботной белоручки. От этих рук—несчастье и беда. И-пусть они хоть внешне и красивы. Но разве любит руки те Россия, Все руки лиц, не жаждущих труда! Н. АКСЕНОВ. СКОВОРОДКА Р а с с к а з б ы л ь Немцы пробыли в Чернаве две­ надцать декабрьских дней. За­ тихли, затаились тогда смешливые чернавцы, как будто вымерли. 1 Только чудом уцелевший петух вскрякнет где-нибудь раз-другой, ...От орудийных залпов вздраги­ вает замороженная земля. Разно­ сят испуг по избам лающие немец­ кие голоса: — Рус, партизан, е? Млеко-мас­ ло-яйки, е? «Рус, капут», — зачем-то добав­ ляют они, а сами заглядывают под печь, на потолок, шарят по закутам и погребам. Завидев ку­ ренка, они сдергивают его с насе­ ста и — бегом. Спешили... И, действительно, в конце вто­ рой недели погнали их наши сол­ даты прямо на Елец. И бежали фрицы, огрызаясь висящими на животах автоматами. А братишка мой у одного нем­ ца перед этим лыжи спер. Ох и кричал немец на маму, ногами топал! Но тут наши краснозвезд­ ные самолеты в небе засокотали. Так он, стервец, от страха за ло­ шадь спрятался и давай поливать и из пулемета, куда придется. Без лыж сбежал. Наверное, не очень Талеко. У другого немца мальчишки фару открутили от мотоцикла и шину проткнули. Немец попрыгал- попрыгал возле своей техники, да и бросил на дороге. Пешочком удрал. А в Никольской школе, рассказывают, кто-то валенки под­ жег немецкие. Но самбе страшное, пожалуй, случилось у нашей соседки. Во- обще-то, . ее недолюбливали за острый язычок и плутоватый, пройдошливый ум. Особенно осу­ дили ее бабы за то, что она раз­ решила квартировать у себя двум немецким офицерам. Она, гово­ рят, и готовила им, и стирала. Да ведь не по своей же воле, как я теперь догадываюсь. Откажись — расстреляют. Так вот что уготовила тетя Ню- ра одному из квартирантов. Он расположился погреться возле плиты и задремал. А хозяйка сва­ рила борщ и сковородку для сала стала раскаливать. Затем на ка­ кой-то миг и комната, и повариха оглохли от дикого .визга. Раска­ ленная добела сковородка, запе­ чатлев себя на лбу у фрица, с гро­ хотом ударилась о табуретку. Вы­ пучив глаза, немец схватился за пистолет. Как могла бы кончиться эта история — понятно. Но заждав­ шийся обеда второй офицер схва­ тил своего напарника за руку и выстрел прогремел в пол. «Стало быть, есть и среди немцев люди», — прозорливо рассудили на этот счет чернавцы. Перетрухнула в тот момент отчаянная тетя Нюра. И, конечно, было с чего: смерть-то напротив нее .стояла... с выпученными гла­ зами. После ухода немцев бабы, зави­ дев свою соседку, останавлива­ лись и просили: «Расскажи-ка нам, дорогуша, как ты фрицу на морду расскаленную сковородку уронила?» А та отмахнется, но потом звонко дз "с потешными прибавленьицами так расскажет, что баб от смеха слезы пронима­ ют. Насмеются вволю, а потом подколят ее: «Ну ты, Анна, нароч­ но уронила сковородку-то иль... случайно?» — Как не роняла, а уронила,— озлится на дотошных тетя Нюра и настырно и пряцо взглянет на них своими цепкими, цыганисты­ ми глазами. Потом освободит плечо из-под коромысла, поставит ведра, и прядь седины, как белая молния, блеснет в ее волосах. И погаснет, как пороховой дым. В. КУПАВЫХ. ☆ Хлеб-соль. Фотоэтюд В. Финогина. ☆ Юмореска Ну и сынок! — Вы- видели, чтобы мертвые воскрешали? Нет? А я видел. Стою как-то на остановке и го­ рюю по поводу безвременной кон­ чины моего хорошего знакомого. Вдруг вижу идет мой Матвеич, здоров и невредим. И—прямиком ко мне. Я от него,, как черт от ла­ дана. — Тебя же, — говорю, — вчера похоронили. Тут у него лицо вытянулось. А я ему объясняю, что вчера, мол, твой сын брал выходной на твои, так сказать... Но договаривать я не стал, так как по губам ошарашенного Мат­ веича определил, что он произно­ сит непечатные слбва. — Ну, сукин сын, —- все больше расходясь, сокрушался Матвеич.— Уже всю родню похоронил. Те­ перь за нас с матерью принялся. Лишь бы не работать. Уж-я ему покажу сегодня... И даже не попрощавшись, мой хороший знакомый заторопился к дому. В. ЩЕРБАКОВ, мастер четвертого механо-сбо- рочного корпуса. В том краю, где солнце и жизнь, В душный полдень впадает река. И прохладно ее рука Гладит потные лбы валунов. В этот день и в тени окажись— Не спасает от зноя тень. В этот день и сова, и олень Просят дождика у облаков. Но недвижные облака Виснут в небе и видят сны. И не ливня, а молока С теплой пеной бока их полны. Л. КОЛТУНОВ. Я помню день, когда ушел из дома: Кончалось лето — на полях черно. Отец конюшню с братом крыл соломой. Они с ним были против заодно. В неведомые провожая дали, С глазами влажными, мне * пожелала мать. Чтоб мне с собою в жизни не скандалить И дом родной совсем не забывать. И. ХАРИН. Леонид ШИРНИН о песней в лад Пала сень на синюю кугу... За меня ль, за даль, за хутора ли! Гулки и окатисты: «ку-ку!» По лугам кукушки растеряли... Голубыми звездами пленим. Распластав малиновые крыла, Плавал вечер по полям льняным, Шелестя березовым ветрилом. Плавал вечер по полям льняным, Тронув травы тихой позолотцей... Золотая скорлупа луны Пополам успела расколоться: С поднебесья свесилась луна, И, Луна — блеснула из колодца, Даже ночь была удивлена... Ты не жди ответа мудреца. Лучше сам ты в это чудо веруй: Выпорхнул из лунного яйца Соловей — Не золотой, а серый... И пошли струиться над росой Золотые, с переливом, звуки, Чья-то юность голубой лозой К соловью протягивала руки. Расплескался лепестковый плеск. Плыл туман: то — ровен, то — неровен... Песне в лад покачивался лес, Юностью и песней очарован... Слышал песню всю — до слова — я... Ночь была. Все было очень просто: Просто в горле звонком соловья Тихо перекатывались звезды... Гудят, как гусли, тростники, Гогочут гуси у реки. Кусты, кусты... И в гости — глядь: издалека Плывут густые облака. Ты — не грусти... Былинки гнутся на лугу. Былинок ветру — их врагу — Не поломать. Не погубить, не поломать. Они звенят, они — звенят: Им солнце — мать! На землю точатся дожди. У той куги меня ты жди На берегу. Под гул грозы я прибегу. Тебя от бури, как могу, Уберегу. Вели! Я в радугу-дугу Игривый ветер запрягу — Умчимся мы! Пусть в гривах светлого коня О мае ландыши звенят Нам до зимы! Владимир БОРИСОВ МАЙ Облака — лебеди В небе-озере— От полыни-лебеды Запах розовый. От полыни-травы Ветер стелется Там, где плечи твои Прячут сердце. На траве, на заре, В сеете вечера. Вся любовь моя к земле Тобой встречена. Взгляд, как ночь, голубой Выдыхала с трепетом — Мою к небу любовь Собой встретил ты. Взгляд, как полночь, большой Любит или мучит! Было так хорошо. Что не будет лучше. Л И В Е Н Ь Был вечер вечен. Ленивым — ливень. Дышали плечи Легко, любимо. И сумрак комнат Пульсарил жилкой. В глазах огромных Зарницы жили. Жила в предгрозье Шальная сила. Ты косы-гроздья Вдруг распустила. И брызнул волос В мои ладони... Так дождь на воле По рощам тонет. Юмореска Б ЫВ А ЛЫЙ Ч Е Л О В Е К Один мой знакомый много ви­ дел. Бывало, мается в магазине очередь, а мой знакомый обяза­ тельно ее минует. Если кто ска­ жет ему что-либо против, а он ему в ответ спокойненько так, уверенно: —- Видел я тебя. На чердаке, в паутине... И все всем становится понятно: дескать, бывалый; ч е л о в е к . Или, скажем, в трамвае. Про­ бьется чья-либо бабуся в эту гро- хоталку, ввиду того, что стали ее мучить одышка Яри ходьбе и прочие недуги, которые в ее воз­ расте — не дефицит. И ведь что? Обязательно найдется какой- нибудь остряк, который намекнет об этом моему читающему газету знакомому: мол, встань, посмотри, кто перед тобой стоит. А мой зна­ комый не растеряется. Скажет: — Видеть я ее хотел. По тако: му-то адресу. И опять все становится ясно. Всем. Недавно встретил я его на ули­ це. Идет он какой-то грустный и что-то себе под нос бормочет. — Привет, —- говорю ему. — Как жизнь? — А что жизнь? — вздыхает знакомый. — Жизнь, братец мой, сплошной сюрприз. Вот прожил я столько лет. С кем только не встречался, кого только не пере­ видел и никто ни разу не под­ сказал про этих... у которых фор­ ма, как у военных, и свисток, от которого мурашки по спине раз­ бегаются. Вот ведь... М. КОНОПЛЕВ,