Итоги недели. 2015 г. (г. Липецк)

42 культура Г О Д Л И Т Е РА Т У Р Ы молотьба. Особенно явственно слышал- ся гул сражения по ночам. Женщины плакали, старушки, придя с работы и управившись по хозяйству, надевали чи- стые платки и подолгу молились. Опобеде «над супротивником»молились и в далёкой Франции, в Грассе на берегу Средиземного моря, где всю войну про- живал с семейством Иван Алексеевич. Что чувствовал он, слушая по приёмнику военные сводки о боях в России? О боях, гремевших на его родной Орловщине, смертельнуюлюбовь к которой он сохра- нилна всюжизнь, пронеся еёчерез ужасы «окаянных дней» гражданской войны, через мытарства эмиграции, через устой- чивуюненависть к большевикам, лишив- ших его и большой, и малой Родины». Сплетение судеб Измалковский эпизод не зря заканчива- ется у Пенькова его любимым Буни- ным. Всю жизнь он не просто читал его, а погружался «до умопомрачения, до галлюцинаций, в такую близкую испо- ведальную литературу». «По мере того, как я читал, – пишет Ни- колай Васильевич, – мне начинало ка- заться, чтояузнавал героев егорассказов, места, где всё это происходило. Глядя на фронтисписенапортретписателя, явдруг узнавал в нём собственные черты. Или мне иногда начинало казаться, что я встречался с ним в те далёкие военные годы в Измалкове или в Васильевском, где до революции в имении мужа своей двоюродной сестры он написал самые значительные, самые прекрасные из сво- их повестей и рассказов. Я понимал, что этого не могло быть, что узнанные мною чертына портрете не более как знакомый тип русских людей, обитающих в этом ареале: широкий лоб, большие серые гла- за, узкий, прямой, чуть висячий нос. Но всё равно ощущение какого-то родства с писателем осталось у меня на всюжизнь. Я никогда никому не сознавался в этом по понятным причинам. Ну мужик, ус- лышав такое признание, ещё промол- чит, но женщина, если и не скажет, то обязательно подумает: «Допился ар- тист до чёртиков». Театральный ключ к бунинской прозе Удивительным образом переплелись судьбы Бунина и Пенькова. Он и в теа- тральныйинститут поступал с его расска- зом «Лапти». Вот как происходило это знаковое для будущего актёра событие. «Выдохнул, помолчал и начал тихо, без «замаха»: «Пятый день несло непро- глядной вьюгой. В белом от снега и хо- лодном хуторском доме стоял бледный сумрак и было большое горе: был тяже- ло болен ребёнок. И в жару, в бреду он часто плакал и всё просил дать ему какие-то красные лапти». И потекла, полилась тихая, бесхитрост- ная, как сама жизнь, история любви и смерти, история высокого подвига, со- вершённого без громких слов, по- деревенски просто, по-русски безна- градно». Высокая комиссия выслушала рассказ до конца, не останавливая. И резюме – принимать надо. Стоит сказать, что именитые экзаменаторы собрались тог- да ради одного Николая. Пошли на- встречу абитуриенту, опоздавшему на экзамен по уважительной причине – сдавал объект на воронежской стройке. К тому времени он закончил Липецкий горно-металлургический техникум, два года отработал на знаменитой Магнит- ке, отслужил трёхлетнюю армию, год проработал в Воронеже. Начиналась те- атральная жизнь, неразрывно связан- ная с Буниным. Взять в работу произведения Ивана Алексеевича Николай Пеньков хотел ещё на третьем курсе школы-студии МХАТа. Но его отговорил любимый пе- дагог Дмитрий Николаевич Журавлёв: – Ну что вы, Коля, это же нечитабель- ный автор. Ни сюжетных поворотов, ни ярких характеров. Пеньков согласился. «Найти театраль- ный ключ к бунинской прозе, чтобы она в полный голос зазвучала со сцены и с такой же силой воздействовала на душу зрителя, как и на душу читателя, – это была задача не для слабых ещё студен- ческих силёнок. Я понял, что нужно было готовить себя для встречи с Буни- ным. Нужно было каким-то особым об- разом вживаться в его мир, чтобы пер- вая же громко сказанная тобой строчка его прозы не превратилась, как в той страшной сказке, из вожделенного зо- лота в кучу битых черепков. Нужно было настраиваться на Бунина. Долго. Может быть, всю жизнь». В 1984 году Пеньков всё же поставил на сцене своего родногоМХАТа литератур- ный спектакль по произведениям Буни- на. В своей книге воспоминаний он под- робно рассказывает о работе над ним. «Текст осваивался с трудом. Трудно учит- ся любая художественнаяпроза, а бунин- ская–в особенности.Мыуже отвыклиот настоящего русского языка, от образной речи, от её своеобразной мелодики, её сжатой внутренней силы. Всё сбиваешь- ся на сегодняшнюю языковую облегчён- ность. «Поскорей и без надсада». «Для меня этот спектакль стал, как те- перь говорят, явлением «знаковым». Я как будто переступил какую-то невиди- мую черту, за которой передо мной от- крылось нечто новое и в моей профес- сии, и в моём отношении к искусству. Стал, как мне кажется, собраннее, стро- же, самокритичнее. Общение в работе с Николай ПЕНЬКОВ: Спектакль назывался «Роза Иерихона». Почему я остановился именно на этом названии? Можно было бы назвать и покороче, и попроще. Но великий смысл заложен писателем в этом рассказе: никто не в силах отобрать у человека Родину до тех пор, пока он помнит о ней и любит её. Никто! Ни одна сволочь! «И. А. Бунин. Тысяча восемьсот семидесятый – чёрточка – тысяча девятьсот такой-то. . .». А в этой чёрточке – ВСЯ МОЯ ЖИЗНЬ. . .» nekropole.info № 11 (341), 23 – 29 марта 2015 г.