Итоги недели. 2014 г. (г. Липецк)

38 год культуры И М Я чуть ироничный («горячий изнутри и холодный снаружи») в выражении сво- их чувств и в жизни, и в литературе, Ев- гений Замятин здесь открыто патети- чен. Он взволнованно передаёт то оше- ломляющее впечатление, какое произ- вели на него сильные и скорбные строки поэмы, «втягивающие» в себя, как колёса мельницы, «с руками и нога- ми», так что «до последней страницы доходишь смятый, измолотый». «Родина, мать моя униженная. Припа- даю к ранам твоим, к запекшимся устам, к сердцу, надрывающемуся от обиды и горечи, к глазам твоим иссечен- ным. – Не оставлю тебя в беде твоей, вольную и полоненную, свободную и свя- занную, святую и грешную, светлую и тёмную. – Душу сохраню мою русскую, с верой в правду твою страдную» (Алексей Ремизов). Под любой из этих строк Замятин готов подписаться, настолько созвучны они его чувству Родины, «бьющейся в каж- дом слове любви к Руси, всякой и всег- да: к святой и грешной, к светлой и тём- ной». И возникающие чувства гнева и «лютой злости» к ней у обоих художни- ков «идут от этой любви, как дым от огня». Можно с известной долей уве- ренности сказать: ремизовская нестер- пимая, кричащая в каждой строке боль, связанная с отчаянной мыслью о «по- гибели» Родины, и робкая, едва тепля- щаяся надежда-молитва о её спасении очень близки Евгению Замятину. «Я затеплю лампаду моей веры страда- ний, буду долгими ночами трудными слушать голос твой, сокровенная Русь моя…» (Алексей Ремизов). Поэтому вряд ли можно согласиться с Всеволодом Александровичем Келды- шем, который утверждает, что для За- мятина послереволюционной поры «основной», решающей была совсем другая мысль. Её писатель высказал в статье «Беседы еретика»: «Россия, ста- рая наша Россия, умерла». Известный критик, делая такой вывод, скорее все- го, опирался на своё впечатление от прочтения ранних повестей писателя, где предстает убогая русская глубинка, всеми оставленная, заброшенная, за- бытая, застывшая в своём развитии. Между тем послереволюционная худо- жественная практика Замятина свиде- тельствует о прямо противоположном его отношении к вопросу о конце Рос- сии, дезавуируя публицистические за- явления писателя, которым всецело до- верился Келдыш. Опубликование в первый пореволюци- онный 1918 год повести «Север», рас- сказов «Землемер», «Знамение», «Спо- дручница грешных», фрагментов нео- конченной повести «Колумб» и чуть позже рассказов «О том, как исцелён был инок Еразм», «Русь», «Куны», ко- медии «Блоха», драмы «Атилла», рабо- та над неоконченными пьесой «Исто- рия одного города», трилогией «Бич Божий» – серьёзное свидетельство возросшего интереса писателя к сокро- венной, корневой, исконной, «старой нашей России». Она не только не умер- ла для Замятина, но и наполнилась та- ким поэтическим светом, благоухани- ем и звучанием, что можно говорить о новом её узнавании писателем. Такое бывает у человека, пережившего смер- тельную опасность и вновь возвраща- ющегося к жизни, по-новому понима- ющего и оценивающего её. Очевидно, утверждая, что «старая наша Россия умерла», Замятин имел в виду смерть не Отечества, не матери-родины, а крах старой государственной системы, из- жившей себя, что далеко не одно и то же. Понятие государственности не мо- жет полностью исчерпать такое явле- ние, как Родина, Отечество, Россия... Они шире, глубже, сложнее определён- ной системы общественных отноше- ний. Государственные образования, возникающие в пределах Отечества, изменяются, развиваются, исчезают, «как будто и не было», неотменимыми же всегда и «снова» остаются: «синие зимние дни, шорох снеговых ломтей – сверху по сучьям вниз, ядреный мороз- ный треск, дятел долбит; жёлтые лет- ние дни, восковые свечи в корявых зе- лёных руках, прозрачные медовые слё- зыпо заскорузлымкрепкимстволам…». Это то вечное, незыблемое, природно- историческое в лике России, над чем одновременно иронизировал и что са- мозабвенно любил Замятин, пытав- шийся разгадать причины феноме- нальной крепости и выживаемости России при самых неожиданных и не- вероятных колебаниях её историче- ской судьбы. Новый катаклизм, переживаемый ре- волюционной Россией, ассоциируется у Замятина со «сделанной» когда-то «Петром немецкой прививкой – те- перь, на наших глазах повторенной». Операция, в результате которой «по ко- рявому крепкому русскому стволу всё ещё течёт густой красный сок из глазка, прорезанного для прививки…», конеч- но же, по мысли художника, поспособ- ствует появлению нового плода. Он пи- сал:«…новая Россия – хороша она или плоха – но она будет новой», тем не ме- нее вряд ли она сможет отменить саму органику «корявого крепкого русского В эссе Замятина «О моих жёнах, ледоколах и о России», где Россия ассоциируется с мощным, неповоротливым ледоколом, «движущимся вперёд странным, трудным путём, не похожим на движение других стран, её путь – неровный, она взбирается вверх – и сейчас же проваливается вниз, кругом стоит грохот и треск, она движется разрушая» № 4 (282), 27 января – 2 февраля 2014 г.