Итоги недели. 2014 г. (г. Липецк)

45 культура Г О С Т Ь лежит бременем на моей душе, и осво- бодиться от него я могу, лишь поставив спектакль. Очень многие мотивы сли- лись в инсценировке: с одной сторо- ны, я ставлю в Липецке, с которым свя- зана лично моя длинная человеческая история. Те, старые, спектакли имели, как мне кажется, большое значение для города. И здесь остались мои зрите- ли. Мне необходимо максимально точ- но и искренне донести им – что я сей- час из себя представляю. Чрезвычайно непростая задача. Во-вторых, за полто- ра часа я должен показать, как бы не- сбыточно ни прозвучало подобное за- явление, всего Чехова. Причём акцент собираюсь сделать на традиционно не- затрагиваемых аспектах: например, Чехов и православие. Что касается до- минирующей линии, Антон Павлович понимает театр как мученичество, как тяжкий крест – без фальшивого пафо- са. Ты избит, измучен, окровавлен, бо- лен – поэтому мне на сцене нужен че- ловек с больной окровавленной душой. Если я почувствую эту боль, тогда смо- гу перенести её на сцену. – Владимир Фердинандович, как рожда- ется текст инсценировки? Фундамент – один рассказ или же целый цикл? – Текст формируется по следующему принципу: я взял за основу те рассказы, где главные действующие лица – актё- ры. Далее – пытаюсь создать какую-то свою историю на фоне Чехова. В за- штатном провинциальном театре актё- ры во время представления убивают на сцене друг друга. Их души попадают в некое условное пространство, где на- чинается их покаяние – происходит че- ловеческая исповедь каждого из трёх главных действующих лиц. Как ты жил, что с тобой стало, не потерял ли ты в театре самого себя? Такова траги- ческая завязка действа. Не меняя ни одного слова, не извращая изначаль- ный смысл, пытаюсь, тем не менее, ве- сти речь о современном театре. Для меня важно, чтобы там появилось со- страдание, ушедшее из нашего бытия. Ведь сегодня мы только и делаем, что развлекаемся на сцене. Наш спектакль – не развлекательного толка, он созда- ётся, чтобы очистить зрителя, снять с него грехи, принести покаяние. – Тема чеховского наследия бесконечна. Интересно узнать ваше мнение: почему творчество Антона Павловича созвучно всему миру, ведь он почитается одним из наиболее востребо- ванных драматургов по всему земному шару? – С одной стороны, Чехов – поэт, а с другой – он расска- зывает абсолютно простые человеческие истории, свя- занные с вечными темами. Краеуголь- ный камень его творчества – сочув- ствие к нашей несчастной, напрасно и огульно разбазариваемой жизни. Ощу- щение быстротечности земного пути человека, его тщеты и в то же время любви к миру составляет очарование чеховской прозы. – Мне довелось столкнуться в литератур- ной критике Сергея Довлатова с таким мнением: стоило всем нашим великим классикам обратиться к темам обще- ственно-политического характера, как они немедленно терпели крах. Достоев- ский, Толстой, Гоголь, Тургенев, начав- шие с «чистой» литературы и занявшие- ся нравоучительными штудиями, часто скатывались в патетику, отказывались от прежних собственных воззрений, от- правлялись на каторгу, умирали несчаст- ными, наконец. Не «запятнал», по сло- вам Довлатова, себя только Антон Павло- вич Чехов. Согласны? – Искусство вроде бы призвано зани- маться человеческой историей, изуче- нием человека, его чувств, страстей. Тем не менее, как бы мы ни пытались лезть в область проблем, которые по- добает препарировать в СМИ, прогова- ривать политикам и общественным де- ятелям, – всё равно ничего не получает- ся. Оставить политику «вне» – хорошо бы, да не выходит. И мне лично не уда- ётся отгородить себя в творчестве зана- весом от этого спектра, безусловно, су- щественных для социума вопросов. Звучание мира, так или иначе, резони- рует с моим естеством. Я вижу в ново- стях с утра колоссальную апокалипти- ческую картину будущего – в том же Киеве с обледенелыми сожжёнными машинами… Не могу оставаться безу- частным, всё это отразится на моей ра- боте – и над новым спектаклем в том числе. Я вижу в этом неравнодушие ху- дожника к тому, что происходит вокруг, осознание личной ответственности за мироздание. Я хочу, обращаясь к рас- сказам XIX века, вести речь именно о сегодняшнем дне, а не об абстрактном вневременном пространстве. – В таком случае Чехов подходит как нельзя лучше. Ведь то, о чём он пишет, – универсально для людей любой эпохи, эти проблемы никуда не уходят. – Но важно не ошибиться в выборе языка художественного воплощения! Если мы, подразумевая, что Чехов ри- совал интересные типажи, характеры, начинаем лепить бородки, делать лы- сины, заставлять актёра кривляться и играть некого персонажа, то это явно не мой путь. Мне нужно, чтобы человек в чеховском спектакле открывал само- го себя, чтобы зритель больше узнал про актёра, который на сцене. Актёры ведь постоянно вынуждены лицедей- ствовать, надевать чью-то маску, пря- таться за образом. Хочу уйти от такого способа выразительности. Притом мне не требуется, чтобы в зале поняли, ка- кой артист любит рыбалку, а какой со- бирает марки. Хочу показать стержень, самобытное понимание сегодняшней действительности, суметь раскрыть от- ношение актёра. – Любопытно в этой связи было бы уз- нать – определились ли вы с составом ар- тистов? – Да, мы уже успели поработать над этюдами, провести небольшой кастинг и тренинг, создать команду. Сейчас это даже не исполнители ролей, а бойцы, всадники, которые должны принести добрую весть в зрительный зал. И если боец оказывается небоеспособным, то по дороге он, скорее всего, потеряется. Пока так. Оглашать состав сейчас пре- ждевременно, нам предстоит ещё се- рьёзно постараться. Хотя «прорыв» в то, что я называю фантастически недо- ступным в театре, уже произошёл. – Ну что ж, сохраним интригу и пожелаем коллективу под вашим руководством по- боевому исполниться непоколебимой волей к победе! . Роман ХОМУТСКИЙ, Николай ЧЕРКАСОВ (фото) Владимир ДЕЛЬ: С одной стороны, Чехов – поэт, а с другой – он рассказывает абсолютно простые человеческие истории, связанные с вечными темами