Итоги недели. 2010 г. (г. Липецк)

№20 (090), 10–16 мая 2010 г. к ультура П Е Р С О Н А 42 был наполовину готов, он был востре- бован – все соглашались: памятники формируют городскую среду. Но дол- гое время, чтобы доделать его, не было средств. Потом с местом стало сложно. Монумент привязывался к разным точ- кам города, несколько лет плавал, пока, наконец, не прописался на площади Плеханова. И это было абсолютным попаданием, с чем согласились и мои московские коллеги. – И все 11 лет вы боролись за памятник и переживали творческий кризис? – Для меня это слишком большая ро- скошь. Конечно, чувствовал себя не лучшим образом, но не до такой степе- ни, чтобы не мог работать. Были зака- зы, были скульптуры и в Становом, и в Добринке, и в Измалково. Две – в бето- не. Памятник Горькому в Добринке – в меди. Были и другие работы. Телеграф, вокзал, Сбербанк, памятник Петру, для которого я делал барельефы. И это были честные работы. Я за них отве- чаю, как и за всё, что делал. Разумеется, пробовал себя практически во всех жанрах. Делал медали, освоил станко- вые размеры. – Какие свои работы вы считаете наибо- лее удачными? – Любимым жанром для меня всегда оставалась монументальная скульпту- ра. Ну а отсюда и предпочтения. Кро- ме упомянутых уже «Трубачей» и «Первостроителей», назвал бы памят- ник воину-освободителю у входа в парк Победы. Для меня было принци- пиально важно сделать солдата без оружия. Показать человека в его изна- чальном качестве, не столько воина, сколько созидателя. И мне приятно, что замысел оценили специалисты. Скульптура была отмечена серебря- ной медалью Российской академии художеств. – Хоть в Библии и сказано: не сотвори себе кумира, люди всегда на кого-то рав- нялись. Чьё творчество было камертоном для вас? – В своё время этот же вопрос мне адре- совал профессор Юрий Дмитриевич Колпинский, удивительно тонкий це- нитель и знаток искусства. Я ответил: англичанин Мур, поляки Куна и Дуни- ковский, итальянец Манцу, из наших – Цадкин, Матвеев, Древин… На что Кол- пинский ответил, что я, конечно, прав. Все они блестящие художники. Но луч- ше больше в этом ни- кому не признавать- ся. – Почему? – Не стоило драз- нить гусей. Совет- ским людям полага- лось любить совет- ских скульпторов, верных принципам социалистического реализма. В крайнем случае предметами для подражания мог- ли стать работы Ми- келанджело и Лео- нардо Да Винчи. Но для меня это были почти мифологиче- ские персонажи, ти- таны, которые столь- ко всего понавороча- ли в жизни. Для меня был ближе круг ху- дожников, чьи выра- зительные средства, пусть и достаточно далёкие от канонов соцреализма, каза- лись мне более адек- ватными современности. – Вы пережили разные годы. В том числе и 70-80-е. Для кого-то это годы застоя. А какими они были для вас? – Это самые счастливые годы моей жизни. Я был молод, я оказался в Мо- скве в художественном институте име- ни Сурикова. У меня был удивитель- ный круг общения, что я особенно от- чётливо понимаю сейчас, когда ушли или уходят такие мастера, с которыми жизнь меня уже не сведёт никогда. Я учился у Льва Ефимовича Кербеля, он, кстати, автор памятника Ленину в Ли- пецке на Соборной, и пошёл к нему по- тому, что у него собрались потрясающе талантливые ребята. По сравнению с двумя другими мастерскими для пра- вильных студентов, которые курирова- ли ректор и заведующий кафедрой, его мастерская было островом творческой свободы, местом дискуссий и экспери- ментов. Власти достаточно косо смо- трели на студенческую вольницу, но до знаменитой «Бульдозерной выставки», когда авангардизм и нонконформизм из советского искусства попытались удалить с помощью дорожно-ком- мунальной техники, ещё было время. И мы работали, искали себя, до хрипоты спорили. – Пока наконец не прозвучали бульдо- зерные аргументы? – Но, несмотря ни на что, мне кажется, что это было как раз наиболее интерес- ное время для искусства. Художествен- ные погромы не устранили противоре- чий. Общество в массе своей сохранило неприятие косности, тупости. И, не- смотря на парадные портреты, на идео- логически выверенные залы, в которых главными экспонатами были мрамор- ные бюсты вождя, официозные пра- вильные полотна, на выставках обяза- тельно появлялись и нестандартные вещи. Я, например, до сих пор отчётли- во помню впечатление от вывешенной в столичном Манеже картины замеча- тельного липецкого художника Алек- сандра Сорочкина. Натюрморт со ста- каном водки нёс настолько мощный со- циальный подтекст о времени и обще- стве, что трудно было поверить, что ко- миссия не заметила этого, не увидела протеста против рутины, изобилия ку- мача, орденов. Это была жизнь без при- крас, такая, какая она есть. Но здесь не было подчёркнутой чернухи. Какие-то Фото Павла ОСТРЯКОВА