Итоги недели. 2009 г. (г. Липецк)

Фото Владимира КУЛИКА 22 экономика Б И З Н Е С - П Л А Н Е лец – по сей день место особое как на географической карте Липецкой области и нашей страны, так и в культурном, духовном пространстве со- временной российской жизни. Но что по сути мы о нём знаем? В лучшем слу- чае барахтаемся в рамках школьной программы: гордимся древностью его и взаимоотношениями с Мамаем, бе- лоснежными кружевами и рояльными гармошками. Но в Ельце сокрыто го- раздо больше. Неизмеримо больше! Вот, например (уверена, факт сей из- вестен не многим), во время Великой Отечественной войны в елецком го- спитале (ныне в этом здании распола- гается клуб железнодорожников) на излечении находился Михаил Тимо- феевич Калашников. Именно в Ельце ему пришла в голову идея знаменитого автомата (кстати, конструктор в эти дни отмечает девяностолетие). А ведь в своё время Елец был прирав- нен к портовым городам, в том числе и потому, что уж очень мощным здесь было местное купечество. Елец – это своеобразная историческая деловая столица региона. Безусловно, наша земля славилась и знаменитыми лебе- дянскими ярмарками, куда покупать лошадей приезжал сам Иван Сергеевич Тургенев, и в других местах тоже торго- вый люд не пропадал. Но именно в Ель- це сформировался свой купец, отлич- ный и от замоскворечного, так вкусно описанного Островским, и от рязан- ского, тамбовского. Так сложилось, что десятилетиями в наши головы вдалбливалось опреде- лённое, «политически грамотное» представление о купечестве как о сосло- вии тёмном, заскорузлом, необразован- ном. Конечно, певец Замоскворечья, «Самый город (Елец) гордился своею древностью и имел на то полное право: он и впрямь был одним из самых древних русских городов, лежал среди великих черноземных полей Подстепья на той роковой черте, за которой некогда простирались «земли дикие, незнаемые», а во времена княжеств Суздальского и Рязанского принадлежал к тем важнейшим оплотам Руси, что, по слову летописцев, первые вдыхали бурю, пыль и хлад из-под грозных азиатских туч, то и дело заходивших над нею, первые видели зарева страшных ночных и дневных пожарищ, ими запаляемых, первые давали знать Москве о грядущей беде и первые ложились костьми за неё. В своё время он, конечно, не раз пережил всё, что полагается: в таком- то веке его «дотла разорил» один хан, в таком-то другой, в таком-то третий, тогда-то «опустошил» его великий пожар, тогда-то голод, тогда-то мор и трус… Вещественных исторических памятников он при таких условиях, конечно, не мог сохранить. Но старина в нём всё же очень чувствовалась, сказывалась в крепких нравах купеческой и мещанской жизни, в озорстве и кулачных боях его слобожан, то есть жителей Чёрной Слободы, Заречья, Аргамачи, стоявшей над рекой на тех жёлтых скалах, с которых будто бы сорвался некогда вместе со своим аргамаком какой-то татарский князь. А какой пахучий был этот город!..» С каким наслаждением можно перечитывать эти строки романа «Жизнь Арсеньева» Ивана Алексеевича Бунина, написанные восемьдесят лет назад в эмиграции! То, что понятно нам, россиянам, тем более живущим в тех же местах, где писатель провёл своё детство и юность, было экзотикой для западного читателя. Но, тем не менее, именно эта русскость, преданность своим корням и детским ощущениям мира и сделали Ивана Алексеевича художником мирового уровня, привели на Нобелевскую кафедру. Но как знать: не случись в жизни Бунина Ельца и родительского дома в Елецком уезде, быть может, мир бы знал иного гения – не столь русского… Проект «тёмного царства» в Ельце