Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

10. Пушкинские мгновения У рок в Елецкой гимназии. Юные чтецы читают Пушкина. Среди особо одарённых гимназистов — Миша Пришвин. Какой-то чуткой отзывчивостью, одухотворенностью дышало каждое произнесён­ ное им слово. Пахнуло раздольем, вешним половодьем, сказочной свето- носностью: В те дни, в таинственных долинах, Весной, при кликах лебединых, Близ вод, сиявших в тишине, Являться Муза стала мне. Моя студенческая келья Вдруг озарилась: Муза в ней Открыла пир младых затей. Воспела детские веселья, И славу нашей старины, И сердца трепетные сны... Миша Пришвин проходил мимо дома, где некогда, направляясь в Арз­ рум, останавливался сам Пушкин. Пришвину казалось, что по-пушкински буйствовало ливнями и трава­ ми лето, по-пушкински наступала осень. Как-то Пришвин записал в своём дневнике: «Для меня есть только два времени: весна с нарастанием и осень с уменьшением света. Так в приро­ де, а в душе человека нарастание света сопровождается нарастанием тревоги с вопросом, найду ли силы в себе ответить зовам природы и пере­ живу ли? Убавка света возбуждает внутри себя силы и уверенность твор­ чества, даёт веру в возможность гармонии и всего такого, составляющего основы творческого поведения. Такою была осень для Пушкина». Пушкинская осень... Волшебная магия слова, озарение, исповедаль- ность («И с каждой осенью я расцветаю вновь; Здоровью моему полезен русский холод»), В перелесках под Хрущевым, в елецкой степи, в задон­ ских и лебедянских борах чувствовалось, угадывалось, волновало, бод­ рило то, что стало откровением гения: Унылая пора! очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса — Люблю я пышное природы увяданье, В багрец и золото одетые леса... 74