Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

А и мимо меня дикий зверь не прорыскивал, Ни один богатырь не проезживал, Быстра птица не пролётывала... И как в давние детские годы обманывался я в бабке, рассказчице дива, и переставал видеть в ней свою бабушку, потому что в этом месте рассказа она непременно меняла свой тихий старческий голос на возмож­ но толстый бас и доброе лицо её в эту минуту старалось изобразить нео­ быкновенно грозный богатырский лик, — так и теперь мне нельзя было, хоть даже и бессознательно, не обмануться и не испугаться великана, ко­ торый так гордо остановился на моей дороге...» Рассказывала Мария Алексеевна Пушкина внуку эту былинную исто­ рию? Арина Родионовна, «русская душою», подружила мальчугана-непо- седу с волшебным миром чарующей фантазии? «Что за прелесть — эти сказки, каждая есть поэма», — скажет потом возмужавший мастер художе­ ственного вымысла. Любил юный Пушкин «разбойничью» тему. Будущего автора «Дуб­ ровского» захватывали острые истории о благородных мятежниках. Кто знает, может быть, Мария Алексеевна или кто-то из ее кореневщинских крестьян познакомили с добровско-кореневщинскими былями? Левитов чутко фиксировал, анализировал фольклорные местные ис­ точники («В самых причудливых и разнообразных формах выражались эти легендарные сказания...»). «Разбойничья вольница» породила свой художественный мир. Не стер­ пев неволи, уходили из-под Доброго, Лебедяни вольные молодцы. Трудно, драматично складывались их судьбы: «С пугающей очевидностью пред­ ставляет сказка впалые, светящиеся смертью очи, тоскливо обращённые к родине: видится им теперь, почти уже померкшим, как на оставленной родине, исполненные роскошною летнею жизненностью, шумят зелёные леса, и, осветлённые разноцветными солнечными огнями, стремительно бегут куда-то задумчивые Воронеж и Дон; летучие туманы витают над цветущими берегами этих рек, и сквозь них... человек, заброшенный на чужбину, явственно видел знакомые стада, звонкий колокольчик которых весёлым голосом щебечет ему про беззаботное детство, проведенное на донских и воронежских берегах вместе с этими стадами...» Кто знает: может быть, «разбойничьи» истории с Дона и Воронежа, слышанные и переданные родными и близкими людьми из Кореневщино и Липецка как-то отразились в повествовании о «дерзновенных разбоях Дубровского». Не шуми, мати зелёная дубравушка, Не мешай мне, молодцу, думу думати... — поёт пушкинский Стёпка «меланхоличную старую песню». Песню, ко­ торую пели и под Лебедянью, и под Ельцом, и в Кореневщино... 57