Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

Каравай, каравай, он валяется, Каравай, каравай, он катается, Каравай, каравай, он на блюдца глядит, Каравай, каравай, он на блюдца сел, Каравай, каравай, он на брусья глядит, Каравай, каравай, он на брусик сел, Каравай, каравай, на лопатку глядит, Каравай, каравай, на лопатку сел. Каравай, каравай, он и в печку глядит, Каравай, каравай, как и в печку полез, Каравай, каравай, в печке ножки обжёг: Ты пекись-дерись, каравай, Толще печки кирпичной, Выше столбика дубового. К караваю же и «виноходный конь», и ларец, и золотой венец, и утешение тому, кому не с кем ночку ночевать, осеннюю коротать. Благословение молодых тоже выдерживалось в духе запоминающегося тра­ диционного действа. — Батюшка с матушкой, благословите! — Бог вас благословит, в добрый час! Взаимные одаривания: платки, рубашки, кушаки, портки, коты, шубы, сладости. И конечно же— песни: «сговорные», «пропойные», подвенечные, песни же­ ниху и невесте, песни на девичнике, величальные гостям, просьбы-припевки о награде девушкам за пение, песни «корильные», «заклинальные», импровиза­ ции по разным поводам. Когда клали спать жениха с невестой, вопрошали-охальничали: Клён да береза чем не дрова? Авдотья Данилу чем не жена? Постелюшку стелит, в головы кладёт, Шёлковая нитка к стенке льнет, Данил-ат Авдотьюшку к сердцу жмёт: — Скажи, скажи, Авдотьюшка, кто мил во роду? — Мне мил-милёшенек батюшка родной. Мне мила-милёшенька матушка родима. — Не правда твоя, не истинная. —- Мне мил-милёшенек да и ты, Данил. — Вот правда твоя, да истинная. Дружко со свахой ведут молодых спать на постель, на которой лежат поса­ женные — постель согревают... Смех, остроумие, необидные намёки... 483