Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

Соломой лунной крытая изба, И ветер гонит волны по Оке, российскому распахнутая лету. на берегу крутом берёзу клонит; Сегодня привела меня судьба старушка скорбно дремлет на клюке; на исповедь к великому поэту. свободныые в лугах пасутся кони. Учителя, собравшиеся из Софии, Чирпана, Казанлыка, Сливена, Ямбола Димитровграда, слушают исповедь болгарского поэта, совершившего палом ничество к матери Есенина: Я шёл сюда с открытою душой развеять все сомненья и печали. Скажи, Татьяна Фёдоровна, твой бедовый сын вернулся не вчера ли?.. И , как кузнечик, скрипнула в тиши калитка, не мешая разговору. Тропинкой ровной я к нему спешил, а всё казалось, что взбираюсь в гору! Но — тише, тише! — шепчет вербы куст, и лунный луч дорогу заступает. Поистине, мир для любви не пуст, пока в ночи его окно мерцает. И, не смирясь с волнением в груди, я у окна до петухов пробуду... Татьяна Фёдоровна, разбуди пораньше сына — ждут его повсюду. С эпических фракийских времён, с ещё более седой древности ведёт сво< летоисчисление болгарская культура. У болгарской ирусской литератур— глу бинные связи... В нашем столетии в Болгарию пришёл Есенин — великий поэт великого дружественного народа... На одном из занятий слушательница курсов прочитала стихотворение бол­ гарского поэта Ивана Давыдкова «Монолог Сергея Есенина в Париже», только что появившееся тогда на страницах советского журнала «Москва» в переводе Анатолия Парнара. Эпиграфом «Монолога...» были взяты есенинские строки: «Не жалею, не зову, не плачу...» Если я когда-нибудь заплачу, это будет не весенним днём — осенью глубокой, не иначе. Будут ветви голые кругом. Будет небо мрачным. 463