Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

помогает найти правильные ориентиры, сделать необходимые акценты. Тако­ вы его мотивировки «феноменальной популярности» Есенина. Сергей Есенин, замечает Твардовский, «не мог не отметить своим поэти­ ческим зрением и чутьём эти новые черты и веяния сельской жизни». Его «Русь советская» одухотворена «добрыми чувствами, но и... настроением невольной отчуждённости»: ...Какого ж я рожна Орал в стихах, что я с народом дружен? Моя поэзия здесь больше не нужна, Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен. Деревня, полагает Твардовский, была и оставалась особой целостностью («Деревня была полна...»; «Деревня жадно тянулась...»; «оставалась деревня вче­ рашняя»), но в ней происходила дифференциация. Молодёжь потянулась к комсомолу, школе, избам-читальням. «Всякого рода культурные начинания», самодеятельные спектакли, концерты, газеты, радио, «иные затеи» взбудора­ жили селян. Обнаружилась тяга к городу. Молодёжь не только не чуралась го­ родского, скорее, наоборот, подражала горожанам в одежде, «оборотах речи», «приёмах ухаживания». Появились и «сельскохозяйственные орудия заводско­ го изделия». Чувствовалось, однако, и другое: «скепсис и опасливое недоверие людей отсталых или таивших своекорыстные мечтания, враждебных новому». Освобождение от «гнёта церкви» тоже происходило, хотя, акцентирует Твар­ довский, в «наивных порой и грубых формах». «Всё это, — итожит он, — ста­ новилось реальным днём деревенской жизни». Современное есениноведение, обратившись ко всей совокупности есенин­ ского наследия, проанализировав многочисленные документы и факты, осво­ бодившись от чуждых наслоений, раскрыло драматически сложный потенциал этого наследия. В свете извлечённых нравственных и эстетических уроков не могут безоговорочно приниматься некоторые суждения даже таких автори­ тетов, как Твардовский. И это естественно. Догматизм, аллилуйщина, бездум­ ное цитатничество, заданность были чужды и тому же Есенину, иТвардовско­ му, и Исаковскому, всем, кто в борениях, дерзаниях добывал истину, находил новое, говорил «своё» сокровенное слово о жизни и человеке. «Грешит» некоторой категоричностью утверждение Твардовского о «есенин­ ском опоэтизировании старой деревенской Рязанщины» для «читательской среды», которая утратила всякую связь с деревней и хранит о ней лишь сентиментальные воспоминания. Связи Есенинаисродной Рязанщиной, ис «большойродиной» были более сложными, отнюдь не однозначными. Другое дело, когда Твардовский, опи­ раясь на «весьма сдержанногои скупогона полемические изъяснения» Исаковского, ((обрушивается» на богемствующих, спекулирующих на есенинской популярности виршеслагателей «подъесенинского» толка. При этом Твардовский уместно ссыла­ ется на ((Рецензию» М. Горького, который, «вполне основательно сопоставляя» по­ эзию Исаковского с поэзией Есенина, говорит об Исаковском как певце новой со­ ветской деревни, не противостоящей городу, а идущей на «смычку» с ним. Долгое время мы не располагали важным теоретическим, литературно-кри­ тическим источником— стенограммой выступления А. Т. Твардовского на засе­ дании секретариата правления СП СССР 2 ноября 1960 г. (посмертная публика- 402

RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz