Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

донского ключа и ведёт с ним такую речь: «Каким бы шумным валом, ключ, ни валила вода твоя из-под камня, всё ей не заглушить моего лютою горя. Моего, вдовьего, последнего сына мир отдал в солдаты, а дочь, по барскому приказу, увезли в новые деревни, в Самару, а то там, говорят, невест нет, а я говорю иплачу об этом, что ей там женихов нет. Давно ужя, вспоминаючи свой после­ дний конец, просватала её за милого жениха, чтобы навсегда ей быть в роди­ мых местах. Знать, придётся мне умереть одинокой, без детушек, знать, некому будет сделать вдовий гроб. Обрушится после меня большая изба наша, дедом из толстого леса срубленная, крапивой зарастёт огород, и на нашем, родимом насиженном месте ляжет унылая пустошь». Страшные времена рабства... В селе ковали цепи, засекали, На поселенье гнали. Но стихал Однообразный бабий плач — и снова Шли дни труда, покорности и страха...» — так воспринимает страницы былого лирический герой Бунина. Писатели-демократы совершенно по-другому художественно отражалидей­ ствительность эксплуататорского мира. Топор и огонь нередко подстерегали деспотов и насильников, хотя черты смирения, «покорности истраха», действи­ тельно, были присущи многим представителям крестьянства. Тот же Левитов высмеивает угодничество и лакейство Максима Петровича, готового вернуть­ ся вдобровольное рабство («Насупротив»), Анчелюста, который «по своей раб­ ской заслуге дворецким был» («Степные выселки»). Петруша Иванов из «Моей фамилии» утрачивает своё восхищение перед железными мускулами отца сразу же, как только убеждается в том, что его могучий родитель — обезличенное существо, неспособное постоять за себя перед «белобрысым маленьким бари­ ном». Симпатии Левитова, как идругих писателей-демократов, на стороне бун­ тарей, сбрасывающих с себя путы умилявших бунинского лирического героя смирения, покорности и страха. «Добрые молодцы» из «Аховского посада» предпочитают разбойничью вольницу крепостной кабале. Сын дьяка («Степ­ ная дорога ночью») обидчика-барича схватил за грудь да об земь его грянет, так даже стон пошёл». Левитов признаётся, что ему отраднее видеть бедность «московских девственных улиц», нежели покойное и сытое довольство жизнью, потому что бедность «рычит и щетинится, когда ей покажется не очень про­ сторно и не очень сытно в её тёмных и тесных берлогах». Левитовский рассказ­ чик (повесть «Накануне Христова дня») негодует: «Эх, жаль умерЛипатка! Кабы на эти перекладины повесить его заместо весов, хорошо было бы, потому, гля­ дя, как родитель качается, не стал бы, может, сынок плутовать да кровь нашу мужицкую пить!..» Левитов, как и другие писатели-демократы, здесь, естественно, ближе к Горькому, Серафимовичу, Подъячеву, чем к Бунину. При всём своеобразии художественной разработки Буниным крестьянской темы известная перекличка между бунинскими произведениями и произведе­ ниями писателей-предшественников (в том числе и беллетристов-демократов) имеет место. 382