Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

Страницы «Русского леса», повествующие о жизни крестьянства минувше­ го века, по широте и масштабности охвата различных явлений, знанию кресть­ янской психологии, народных характеров, занимают место рядом с произведе­ ниями Тургенева, Л. Толстого, Гл. Успенского, Чехова и Бунина. Л. Леонов постигает «главную тайну» и древнего бора, и его обитателей, таких, как му­ жики с Енги. Образ Матвея Вихрова как бы высвечен через «живописность народного предания», он воссоздаётся по рассказам стариков, искавших правду. Предше­ ственники ходока, отличавшиеся «речистостью», вернулись с «телесным ущер­ бом». Нужно было менять тактику «хождений», и выбор пал на Матвея «за исключительную кротость его характера при крайне внушительной внешнос­ ти». «Величие русского крестьянства сквозило в его спокойной, напевной речи, в степенной, чуть тронутой проседью бороде, в медлительности тяжких руте, годных хоть на былинные подвиги». Картины былого развёртываются в нескольких измерениях. Прежде всего они проходят через сознание Ивана Вихрова, память которого растревожена неожиданным визитом дочери; за Иваном Вихровым «стоит» повествователь, корректирующий изображаемое. Пластика изображения достигается синтезом трех источников: авторского изображения, воспоминаний Ивана Вихрова, «на­ родных преданий». Порой Леонов приоткрывает завесу над их «тайной» (ри­ суя сборы ходока), пишет: «Событие это лежало вне ивановой памяти (выделе­ но нами. — В. Ш.) илишь в зрелые годы он от сестры узнал про бывалый обычай проводов ходока...». Таких путников-ходоков, как Матвей, уходящих «на по­ иск сказочной крестьянской правды», много в русской литературе XIX века; леоновский образ «сродни» им. «Мужицкая горесть» леоновского героя близка «горю сёл, дорог и горо­ дов», увиденному писателями-предшественниками. Но в то же время писатель, умудрённый опытом революционных преобразований, рисует былое с учётом происшедших перемен. Леонов подчёркивает «крайне накалённое состояние» красновершцев. «Крестный путь» Матвея с «мужиковой слезницей» через не­ которое время «на всю Россию прошумел в несколько неожиданном направле­ нии»: не стерпел он пренебрежения к «народному писанию» и. «согласно мате­ риалам судебного следствия, нанёс полувлиятельному лицу оглушительное оскорбление действием, по шее, сквозь бобровый воротник, и с таким ожесто­ чением, что означенное лицо скончалось на месте». Матвей постепенно из «второстепенного, эпизодического» персонажа вы­ растает в трагическую фигуру, типический характер русского крестьянина конца минувшего столетия со всеми противоречивыми свойствами его натуры. Был Матвей незлоблив, не прикасался к вину, неизменно выстаивал церковные служ­ бы, «застенчиво обожал птичек и вообще всякое дыхание послабже себя». Ухо­ дя глухой осенью 1892 года из родного села, он исповедовал «мирную покор­ ность» и затем полгода, «лишая себя пищи и покоя», в стужу и слякоть простаивал у подъезда, как герои известного некрасовского произведения. Не­ красовские мужики не выразили протеста. Прошли десятилетия, внёсшие серь­ ёзные изменения в народное сознание. Они и отражены в драматической исто­ рии леоновского ходока. Среди крупнейших эпических произведений М. Горького, М. Шолохова, А. Толстого, «Русский лес» Л. Леонова даёт широкую картину жизни России 335