Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

в Сибирь, случилась беда. Проломился волжский лёд, и женщина из ссыль­ ных оказалась в ледяной воде. Валерий нёс её, застывшую, до берега на ру­ ках; и хотя впереди предстояли ещё тысячи полторы «полномерных сибирс­ ких вёрст», но «никогда дорога жизни» не казалась ему «такой лёгкой и прекрасной». «Гармония самопожертвования» особенно органично иестественно прояви­ лась в годы Отечественной войны. Беспримерен подвиг Вали, Володи Анкудино­ ва, Сапожкова, Морщихина, Коли Ловцова, Титова, Родиона, Серёжи и Поли Вихровых, Павла Арефьича, тысяч советских людей. «Потомкам с их орлиной высоты», считает писатель, откроются новые грани всенародного подвига. Вышедшие из народных глубин солдаты защищают Родину, святыни всего человечества; им принадлежит право решать судьбы Вселенной. У колодца с тру­ пами расстрелянных и заживо погребённых Сергей видит солдата, в голосе ко­ торого «звучало бесстрастие мыслителя, созерцающего несовершенство челове­ ческого общежития»; Сергейдумает, что «вотименно эти, не искушённыекнижной мудростью разнорабочие нового гуманизма имеют право судить земную циви­ лизацию». Здесь герой делает ещё один важный для него шаг к пониманию Аф­ родиты, эстетических ценностей, национальных и общечеловеческих святынь. В «неимоверные глубины России» ведут истоки геройства, мужества, доб­ лести советских воинов, людей разных судеб и поколений. Старые камни Крас­ ной площади, «впитывая века», внимают проходящим войскам. Звучат слова о боевом пути Родины: «Перечень великих русских, прославивших свой народ или выводивших его из огня былых лихолетий, завершился именемЛенина; для Поли это и была наивысшая точка народа». Так проблема героизма входила у Леонова в проблему идейно-высокого, нравственного и возвышенного начал. Небезынтересно обратить внимание ещё на один аспект проблемы. Сознание русского крестьянства, его поэтические утопии не прошли мимо прогрессивных писателей. Наиболее чуткими и заинересованными исследова­ телями эстетического отношения русского крестьянина к действительности в XIX веке явились деятели второго этапа освободительного движения (блестя­ щие образцы в этом плане дали, в частности, Л. Толстой, Н. Некрасов, Гл. Ус­ пенский, возглавившие новаторский поиск, связанный с изображением кресть­ янства). «Крестьянский уклон» Гл. Успенского проявился даже при истолковании Афродиты Милосской. В частности, Тяпушкин обращает внимание на «почти мужицкие завитки волос по углам лба» богини. Морщихин развивает родствен­ ную мысль: «Перед вами не аристократка... эта женщина, хоть и безрукая, про­ работала двадцать два века подряд». Гл. Успенский соотносит Афродиту Милосскую с «деревенской мадонной», женщиной-крестьянкой. Повествователь вспоминает, как однажды, проезжая мимо сенокоса в жаркий летний день, он засмотрелся на деревенскую женщи­ ну, ворошившую сено: «вся она, вся её фигура с подобранной юбкой, голыми ногами, красным повойником на маковке, с этими граблями в руках, которы­ ми она перебрасывала сухое сено справа налево, была так легка, изящна, так «жила», а не работала, жила в полной гармонии с природой, с солнцем, ветер­ ком, с этим сеном, со всем ландшафтом, с которым были слиты и её тело и её душа, что он долго смотрел на неё, думал и чувствовал «Как хорошо!». 334