Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

ницы новая жизнь. В тускнеющем сознании сельского активиста, злодейски убитого кулаками, вспыхивают слова его друзей-станичников: «Помни Ефим, убьют тебя — двадцать новых Ефимов будет!., как в сказке про богатырей...». После гибели брата, пастушонка Григория, Дунятка, за спиной у которой сум- чонка с краюхой ячменного хлеба да затрёпанная книжка, идёт в город, «где советская власть, где учатся пролетарии для того, чтобы в будущем уметь управлять республикой» («Пастух», 1925). Предупредив красных конников, теряя сознание, маленький Мишка «глохнущим голоском» произносит имя «товарища Ленина» («Нахалёнок»,1925). Писатели-демократы мечтали о временах, когда человеку «впервые сужде­ но будет почувствовать себя лицом свободным и независимым», когда «чело­ веческое существо будет распрямлено». Ревлоюционные потрясения вызвали «подъём личности». Реализм отразил происходящие процессы. В числе веду­ щих мастеров нового художественного метода был иШолохов, запечатлевший «новые рождения» в жизни донского казачества. Эпически широкая, объёмная панорама преобразований в станицах Дона, характерная для всей России, развёртывается в «Тихом Доне» и «Под­ нятой целине». Революция, о которой мечтали демократы, вызвала и обус­ ловила коренные «сдвиги» в быте и психологии крестьян. «Власть земли», «горе сёл, дорог и городов», то, что ещё сохранилось в пережитках соб­ ственничества, уступали место новым нравственным нормам и обществен­ ным отношениям. В свете шолоховских идейно-художественных открытий многое проясняется в «споре о мужике», споре, не угасавшем в конце XIX — начале XX вв. и вызвав­ шем полемику в 20-е и 30-е годы. Следует сказать и о том, что «власть земли», открытая демократами-«мужи- коведами» XIX столетия, несла в себенс только негативные потенции. Гл. Успен­ ский, в частности, пришёл к выводу о «нравственной многосодержательности земледельческого труда», «земледельческого творчества, искусства». Эта про­ блема не могла не волновать Шолохова, одного из лучших знатоков деревни, крестьянина. Выражая свои впечатления от первых шолоховских произведений, А. Се­ рафимович говорил: «Как степной цветок, живым пятном встают рассказы т. Шолохова...». Сравнение это закономерно. Дон и его степи, степняки-каза­ ки, личность в широком смысле слова, действительно, составляют основу ху­ дожественного мира Шолохова. Но при всей неповторимости его метода есте­ ственно возникают ассоциации, связанные с отражением «деревни» и «мужика» в русской литературе (речь идет не о текстуальных совпадениях, а о проявле­ нии сложных историко-литературных опосредствовании). Здесь и чеховская «Степь», и «Записки степняка» А. Эртеля, и «Степные очерки» Левитова. Шо­ лохов же показал принципиально иные отношения крестьян-степняков друг с другом и с природой, со степью и «Доном-Ивановичем». По-прежнему «ши­ рока степь... Много по ней дорог и просёлков». Но эти дороги ведут в другие «дали», к новым горизонтам. Шолохов необыкновенно чуток к ходу истории, к тому, что, кажется, «бы­ льём поросло». «Крестьяский уклон» Шолохова сказывается в характеристике истории и человека, захваченного бурным потоком социальных изменений. 322

RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz