Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

му воспринял писатель творческий опыт литературы рубежа двух веков (Бу­ нин, Куприн, Вересаев, Андреев'и др ). Поэтические «нити» связывают его с художниками, вслед за М. Горьким приумножившими достижения социалис­ тического реализма (Серафимович, Фурманов, А. Толстой, Федин, Леонов, Шолохов). К традициям демократической литературы восходит у Вс. Иванова и инте­ рес к очерковым, художественно-документальным жанрам. Обратившись к этим жанрам предшественников, Вс. Иванов с большой художественной силой, но­ ваторски развивает новые темы, образы, проблемы (рассказы-очерки 20—50-х гг., «Повести бригадира М. Н. Синицина, рассказанные им в дни первой пяти­ летки», «Моё Отечество»). Многие малые эпические произведения писателя представляют жанровый сплав новеллы и очерка, с ярко выраженным очерковым автором-повествова- телем. В произведениях такого рода очень сильно (нередко преобладает) авто­ биографическое начало. Например, несомненен автобиографизм такой новел­ лы-очерка, как «Отец и мать» (1921). В написанной значительно позднее «Истории моих книг» (1957) писатель подтверждает это. «Нет горя большего, как говорить о себе... И нет большей радости...», — признаётся он, предпочи­ тая многим вариантам оптимистическое решение автобиографической идейно­ художественной концепции. Автор-повествователь раскрывает на страницах своих воспоминаний изаписок увиденное иперечувствованное им самим, дове­ рительно беседует с читателем. Очеркистика XIX—XX вв. разработала разнообразные типы повествова­ телей, стремившихся максимально приблизить свои воззрения к народному (а именно — крестьянскому) взгляду на окружающий мир, природу и на отно­ шения между людьми. Усвоивший мудрость пращуров, постигший образные возможности народного языка, повествователь у Вс. Иванова также сложен и многоопытен. Тяжёлым грузом ложатся на впечатлительное сердце пережи­ вания горестных людей («Сердце-то у меня с того времени будто полынью поросло») («Про двух аргамаков», 1924). Как и повествователи эпоса и глубо­ ко влюблённые в красоту родной природы скитальцы-странники путевых очер­ ков разночинцев-демократов, повествователь Вс. Иванова необычайно вни­ мателен ко всему, что окружает его. Писатели-демократы любили доверять повествование кому-либо из крес­ тьян, из городских мещан, люмпен-пролетариев. Привольно лилась народная великорусская речь, связанная со всем, о чём с такой фактичностью и дотош­ ной доскональностью рассказывалось. С аналогичным явлением встречаемся мы и у Вс. Иванова. В рассказе «О казачке Марфе» (1923), вобравшем в себя художественно-документальные свойства, повествование ведётся от первого лица, от имени женщины-крестьянки. Своеобразна композиция новеллы, иду­ щая от фольклора; начинается она «зачином» о гнезде ворона, сопоставляемом с человеческой семьёй. Повествовательница мотивирует правомерность тако­ го сравнения: «Я к тебе с гнездом этим не к примеру, а вот даве видела — нищая одна под ветлой плакала. Обличьем мне та нищая показалась знакома, а при­ смотрелась и подумала: все нищие на одно лицо и на одну суму. А над ней писк, и в гнезде воронята дерутся, — выходит, конец лету... А вот и плачет нищая, что теплу конец, что сума снегом скоро покроется, сгниёт: нонче и сума денег стоит... А до воронят ей— что? Воронят ей и в сказку вставить нельзя, -—ноне в сказках аэроплан подавай, в ковёр-то-самолёт не верят...». 318