Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

Н. В. Гоголь, по мысли Чернышевского, «создал свою плодотворную действу­ ющую школу», и это была «школа, которою может гордиться русская литера­ тура». Гоголевские традиции новаторски развивают демократы второй поло­ вины минувшего столетия. Для них идля писателей нового XX столетия Гоголь — как бы современник, чьё сокрушительное оружие — смех — продолжало разить носителей социального зла. Автор «Железного Миргорода» обнаруживает гоголевские типы не где- нибудь в условиях России, а в Соединённых Штатах Америки. Гоголевские пер­ сонажи как бы оживают уже в новых исторических условиях. Заметим, кстати, что этот приём «оживления» гоголевских персонажей использовался В. Г. Ко­ роленко («Без языка») и М. Горьким («В Америке», «Мои интервью»). Автор-повествователь не раз сталкивается 'с гоголевскими типами, реаль­ но существующими в окружающей американской действительности. На Элис- Аленде прибывших по бесчисленным комнатам провели в помещение для по­ литических экзаменов. Когда они сели на скамьи, из боковых дверей вышел тучный, с круглой головой господин, волосы которого были вздёрнуты со лба чёлкой кверху и почему-то напомнили им рисунки Пичугина в сытинском из­ дании Гоголя. «Смотри, — сказал повествователь спутнику, — это Миргород! Сейчас прибежит свинья, схватит бумагу, и мы спасены!». После унизительной процедуры ханжески-лицемерного «политического экзамена» повествователь приходит к окончательному выводу: «Миргород! Миргород! Свинья спасла!». Есенин и раньше, основываясь на сообщениях прессы, свидетельствах оче­ видцев, критически относился к американскому буржуазному образу жизни (о пренебрежении к культуре в стране чистогана, о «безмозглом лязге железа Аме­ рики» говорил он, в частности, в «Ключах Марии»), Теперь он воочию убедил­ ся в этом: «Сила железобетона, громада зданий стеснили мозг американца и сузили его зрение». «Железный Миргород» выполнен в стилевой манере демократической очер­ кистики XIX—XX веков; в нём развиваются традиции путевого очерка, и, в частности, «зарубежного» путевого очерка, к которому обращались многие писатели (И. Гончаров «Фрегат Паллада», Н. Гарин-Михайловский «По Ко­ рее», В. Вересаев «На войне» и др.). В небольшом вступлении к очерковым зарисовкам цикла автор-повествова­ тель свидетельствует о том, что путешествие в Штаты оказалось небезрезультат­ ным («...Да, я вернулся не тем. Много дано мне и много отнято. Перевешивает то, что дано». Технический прогресс Запада заставляет путешественника по-но­ вому взглянуть на те патриархальные нравы, которые ещё недавно были любез­ ны ему в родных краях. («Вспомнил про «дым отечества», про нашу деревню, где чуть ли не у каждого мужика в избе спит телок на соломе или свинья с поросята­ ми, вспомнил после германских и бельгийских шоссе наши непролазные дороги и стал ругать всех цепляющихся за «Русь» как за грязь ившивость. С того момен­ та я разлюбил нищую Россию» («Воа! «Рап$»), Но у его некогда нищей Родины —и об этом с гордостью заявляет автор — теперь открылись новые перспекти­ вы, новые горизонты. Писатель не скрывает своего сложного отношения к про­ исходящим на родине переменам, его радуют и окрыляют они («С того дня я ещё больше влюбился в коммунистическое строительство. Пусть я не близок комму­ нистам, как романтик в моих поэмах, —-я близок им умом и надеюсь, что буду, быть может, близок и в своём творчестве»). 309