Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

бурлило что-то новое, радостное, пришедшее к нему во время сна и теперь не покидавшее его...». Пробуждение самосознания крестьянина изображено в рассказе «Смерти нет» (1908). Дед Аким мужественно берёт на себя ответственность за хранение «запрещённых книжек»: «Мужицкая сила пошла... Може, и добро увидим!..». Богданова как художника интересуют факты протеста против существующих несправедливостей, его внимание привлекают типы бунтарей, протестантов, пусть ещё стихийно, неосознанно, но уже решительно заявивших о своём недо­ вольстве и несогласии. Именно этим интересен рассказ «Перед рассветом». Драматические события развёртываются на фоне пейзажа — весёлого дня, на­ поённого близостью осени. Кажется, всё готово для идиллических сцен и за­ рисовок. Но картины шаповаловского схода далеки от идиллии. Где начало протеста Тартыги, истоки «бунта»? Девочка Грушка напомнила ему о невесё­ лом собственном его детстве («И жгучая непонятная волна, поднявшаяся из далёкого прошлого, внезапно входит в него и наполняет смутным беспокой­ ством»), Душевные переживания меняют облик героя. Первоначально Тартыга «конфликтует» с мужиками, но затем направляет своё недовольство в другое русло— против тех, на чьей стороне «право исила», против мирских захребетни­ ков. Большую идейную и эмоциональную нагрузку несёт диалог — спор Та­ ртыги и Наума. «Лёгкой жисти, парень, захотелось?.. Неохота, видно, землю- матушку холить да мужицкий хлебушко исти!..» — упрекает Тартыгу Наум. Глубокая жизненная правда заключена в словах Наума о нужности крестьян­ ского труда. Правла Наума задела за живое Тартыгу и других слушателей — «Слова Наума напоминают всем о другой, скрытой в душах правде, которая не расценивается на копейки и рубли...»). У Тартыги появляется «желание ра­ сположить в свою пользу мужиков»; «буйный и бесшабашный задор» его нахо­ дит, наконец, осмысленный выход в посрамлении земского начальника. Писа­ тель обращает наше внимание на метаморфозу, происшедшую после «острой» ситуации: на стороне Тартыги теперь — уважение селян, да и зовут его уже не кличкой, а Григорием Петровичем Таратыгиным. Смелый поступок Григория всколыхнул крестьян. «Неожиданно и непонятно» смелеет Наум, дерзость со­ брата «заразительно волнует» других участников схода. Таратыгин уходит из села, как уходили в поисках счастья ижеланной свободы тысячи крестьян. Сим- волична финальная картина рассказа: за селом степь, «обнимает» его широким простором («Мысли, как длинные, неразорванные нити, всё время тянутся от деревни вместе с ним, — говорит повествователь, — и среди тихого трепета полей он несёт их в голубую даль, где на неясных гранях земли и неба уже про­ тянулись нежные первые полоски рассвета»), К названным произведениям примыкают рассказы Богданова о духовен­ стве, которые также идут в русле демократических традиций XIX века. Ан­ тиклерикальные идеи пронизывают русскую литературу прошлого. Много но­ вого здесь внесли Помяловский, Решетников, Успенские, Слепцов, Левитов, Воронов, досконально знавшие быт и нравы «пастырей». Глубокие поэтичес­ кие обобщения автора «Очерков бурсы» пролили новый свет на жизнь и быт семинаристов, на сущность «божественных наук». В рассказе «Поречане», в романе «Брат и сестра» Помяловский сатирически воссоздал картины цер­ ковного быта. Рассказ «Декалов» Н. Успенского запечатлел незавидную жизнь сельского духовенства. «Мой начальник, — говорит дьякон, герой повести 280