Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

чествах: это был его бог, это была его подлинная вера, надежда, любовь и С о ­ фия—-премудрость — всё! Он, отец Иван, есть не более, как кошелёк... кошелёк одушевлённый». Прихожане служат для него неиссякаемым источником бла­ годенствия. «Вот он червь-то», — говорит он, пряча рубль, полученный с му­ жиков за молебствие против червя...». Своеобразно представлена жизнь духо­ венства в произведениях Левитова, который, как и многие его соратники, сам вышел из средыдуховенства, порвал с ненавистной средой («Именины сельско­ го дьячка», «Бабушка Маслиха» и др.). Художественный опыт демократов в этом плане был использован писателями позднейших десятилетий; есть осно­ вания полагать, что мимо него не прошёл и Андреев, заинтересовавшийся бы­ том, нравами духовенства, а главное — психологией служителя культа. Размер статьи не позволяет подробно проанализировать произведения Андреева это­ го цикла, ограничимся лишь некоторыми наблюдениями и выводами. Много метких сатирических характеристик служителей культа в рассказе «Сын чело­ веческий» (1909): «косматый, хмельной о. Эразм Гуманистов закрыл глаза и сопит— вот-вот, кажется, поднимет ногу в тяжёлом окованном сапоге и поче­ шет за ухом»; невежественный дьякон готов истребить граммофоны; отец Ни­ колай с «полными белыми обцелованными руками» «уже успел приобрести в городе почитательниц и щедрых молитвенниц из купеческого звания». Андре­ ев резко сатирически повествует о «чудачествах» священника, некоторые из которых отнюдь не безобидны. Решил протоирей отказаться от незаслуженно громкой фамилии, хотел «насильственно» приобщить к музыке щенка, «взду­ мал скрестить хряка с яркой, горделиво мечтая, что от этого противоестествен­ ного союза произойдет новая удивительная порода». Сатирически прослежены действия престарелого попа, «ополчившегося на сынов человеческих, надмен­ но отрицавшего кривые избы, мужиков, самоё грязную землю». В числе прочих «чудачеств» писатель-сатирик отмечает ещё одно: поп «очень радовался» по­ громам. С предшественниками Л. Андреева сближает демократический пафос в поэтической интерпретации темы священнослужителей. Но художественная разработка этой темы уже совершенно иная, чем у них, а также у современни­ ков (Елеонский, Гусев-Оренбургский). Для писателей-демократов характерно усиленное внимание к художествен­ но-документальному исследованию быта и нравов духовенства. Андреева же интересует прежде всего психология священнослужителя как человека. О быте и нравах этой прослойки населения писатель нередко говорит лишь вскользь, сосредоточивая всё внимание на переживаниях героев, на сложнейших пере­ плетениях их индивидуальных судеб. В рассказе «Молчание» (1900) о повад­ ках отца Игнатия свидетельствует отношение к нему прихожан, пришедших на похороны его дочери Веры («они не любили о. Игнатия за то, что он был в обхождении суров и горд, ненавидел грешников и не прощал их, а сам в то же время, завистливый и жадный, пользовался всяким случаем, чтобы взять с прихожан лишнее». Факты завистливости и алчности священнослужителя, в сущности, эпизодические, хотя и весьма существенные, детали. Главное же — в воссоздании психологического состояния человека, которого подстерег­ ла роковая беда. Не в силах узнать тайну кончившей самоубийством дочери, «из стороны в сторону мечется он и, наконец, бесшумно бежит, высокий и необыкновенный в развевающейся рясе и с плывущими по воздуху волоса­ ми. Сильнее, чем самого вставшего из гроба мертвеца, испугался бы всякий, встретив эту дикую фигуру бегущего, прыгающего и размахивающего рука- 269