Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

рья Сенисты. Умер он — «одинокий, забытый — как щенок, выброшенный в помойку». Слияние «детской» и «взрослой» тем своеобразно происходит в одном из лучших рассказов Андреева «Книга» (1901). Затравленно озираясь, шарахаясь от извозчиков, тащит, шатаясь, Мишка непосильную ношу — тяжёлую связку книг. Вокруг неутешно плачущего мальчика, сбросившего непосильную ношу, собирается толпа. «Кто? Откуда? Звание? По какому делу?» — осведомляется подоспевший околоточный. «Мишка. Крестьянин. Двенадцать лет. Хозяин по­ слал», — следует ответ. В тяжёлой связке оказываются (и в этом проявляется именно андреевская манера повествования) книги под названием «В защиту обездоленных». Хохочет над парадоксальностью ситуации околоточный, хохо­ чет пьяный паспортист, в составленном протоколе неграмотный Мишка по­ ставил, вместо подписи, крестик. Горькая ирония, заключённая в этой сюжетной ситуации, характерна для Андреева. Публицистическая острота подтекста ещё более усиливается при со­ поставлении её с предшествующими зарисовками. Для наборщиков типогра­ фии, где набиралась книга «В защиту обездоленных», для «чёрных от свинцо­ вой пыли» людей, рукопись примечательна лишь «анафемским почерком» автора, который трудно разобрать в мрачной полутьме мастерской. Благородные замыслы писателя-гуманиста (другого героя «Книги») стал­ киваются с кошмарной запутанностью, царящей в порочной социальной среде. Кощунственная парадоксальность в том, что книги, призванные защищать обез­ доленных, вдруг оказываются средством эксплуатации (подневольный труд наборщиков, непосильная работа Мишки). Писатель, этот «умирающий чело­ век думал жить в своей книге», «по каждому листу шли маленькие убористые строчки, икаждая из них была частицеюдуши писателя». Но голос его не дохо­ дит до адресата. Грудами лежат в тёмных комнатах книги, «и казалось, что безмолвно содрогается и рвётся наружу скованная ими человеческая мысль». Не следует забывать, конечно, и о том, что при всей глубине анализа явле­ ний действительности Андрееву была присуща известная ограниченность его воззрений, обусловленная недооценкой роли пролетариата в жизни страны. Ведь уже во весь голос заявил о себе рабочий класс. И в некоторых типографиях наборщики вполне осмысленно «убористым петитом» набирали революцион­ ные прокламации. Преемственно связана с демократическими традициями XIX века художе­ ственная разработка Андреевым тем, связанных с религией, церковью, жизнью духовенства. Антирелигиозные и антиклерикальные идеи пронизывают демократичес­ кую литературу прошлого. Много нового здесь внесли Помяловский, Решет­ ников, Успенские, Слепцов, Левитов, Воронов, досконально знавшие быт и нравы «пастырей». Глубокие поэтические обобщения автора «Очерков брусы» пролили новый свет на жизнь и быт семинаристов, на реакционную сущность «божественных наук». В рассказе «Поречане», в романе «Брат и сестра» Помя­ ловский сатирически воссоздал картины церковного быта. Рассказ «Декалов» Н. Успенского запечатлел незавидную жизнь молодого сельского духовенства. «Мой начальник, — говорит дьякон, герой повести Г. Успенского, — отец Иван, священник... Руб, гривенник, «бумажка» — словом, деньги во всех видах и ка- 268