Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

побои и издевательства, какие претерпело его старое, жилистое тело: «Смот­ рите! Смотрите! Ему красть, а он несёт щенка!..»). Но «потаённый смех неви­ димых врагов» посрамлен: человек (он теперь вправе называться человеком) сохранил «нежную теплоту жизни», такую же «прекрасную, как зарождение света и огня среди глубокой тьмы и ненастья». Повествователю Андреева, гуманисту идемократу, присуще острое чувство сопричастности всему происходящему, которое усиливается от сознания мимо­ лётности текущего момента, да и всей человеческой жизни. Вот сейчас унесёт поезд, и исчезнет навсегда увиденное на станционной платформе («...навеки исчезнет для меня эта низенькая и тёмная платформочка, и только в воспоми­ нании увижу я милую девушку. Как песчинка, скроется она от меня в море че­ ловеческих жизней ипойдёт своею далёкойдорогой к жизнии счастью» («Мель­ ком» — 1899). Миропонимание повествователя раскрывается с большой определённостью в лирической философской зарисовке «Прекрасна жизнь для воскресших» (1900). «Субординация» могил на кладбище отражает социальное расслоение общества: «глаза останавливаются на богатых памятниках, скром­ ных деревянных крестах и немых безвестных могилах, укрывших собой людей, которые немы были всю жизнь, безвестны и незаметны». Многие люди «не вы­ держали леденящего ветра, которым охватила их жизнь». Повествователь про­ являет себя гуманистом, стремящимся найти радость и счастье для человека в жизни, в которой так мало радости, так много горя. Тема «горя» человеческого и социального — одна из доминирующих у Ан­ дреева. Потрясающий по художественной убедительности ипублицистической заострённости рассказ «Стена» (1901) заканчивается трагическими словами: «Горе!.. Горе!.. Горе!..». «Горе сёл, дорог и городов» видели и изображали прежде всего писатели- демократы. Андреев видит и изображает другое горе — горе человека как та­ кового пред лицом гневного и неумолимого мироздания. Зарисовки, которые составляли основу художественно-документальных повествований демократов, связанные с социальным неравенством и обусловленным им «горем» людей, — такие зарисовки служат у Андреева лишь фоном для основного действия, а сю­ жетные линии такого характера являются как бы побочными, второ- итретье­ степенными. Таково «горе» Семёна Мосягина («был он постоянно голоден, го­ лодала его жена, и дети, и скотина»); таково «горе» нищего калеки, его сожительниц, «также мало похожих на человека, как и он». Идейно-тематическая перекличка, жанровое родство с произведениями де­ мократических писателей XIX века наблюдается в рассказах Л. Андреева «дет­ ской» тематики. В этой связи обратимся к письму М. Горького Е. С. Добину (март, 1933) по поводу планов «Литературной учёбы». Говоря о возможном варианте исследования по теме о детях в литературе, Горький считал, что тема сама собой распадается на четыре: дети дворян (Аксаков, Л. Толстой, Е. Мар­ ков — «Барчуки», Гарин — «Детство Тёмы»); дети интеллигентов или города (Г. Л. Успенский, Воронов, Тимковский — «Сергей Шумов», Л. Андреев — «Туман», Огнев); крестьян (И. Вольнов — «Повесть о днях моей жизни», Де­ мидов — «Жизнь Ивана», Семёнов-Тян-Шанский — «Иван»); дети рабочих (А. Толстой — «Приключения Козьмы Рощина», С. Григорьев — «С мешком за хлебом», участие ребят в гражданской войне, по различным воспоминани­ ям). «Сопоставляя ряды изображений детей, — полагал Горький, — мы полу- 265