Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

ческие воспоминания Ивана Сизова» снабжены примечательным подзаголов­ ком: « Характеристика трёпок, получаемых нашими молодыми ребятами при их вступлении в жизнь». Другое левитовское произведение — «Соседи» — имеет не менее характерный подзаголовок: « Посвящается одному несчастному дет­ ству». Художественное воссоздание «несчастного детства» стало одной из ве­ дущих линий левитовского творчества. «Во всю мою жизнь, как бы она, сверх ожидания, длинно ни растянулась, я никогда не забуду омерзительной, грязной глиняно-соломенной пристройки, в которой мать моя, вместо того, чтобы вы­ хаживать своих собственных детей, отогревала и отпаивала тонкорунных гос­ подских ягнят», — горестно признается герой «Моей фамилии», которого гне­ тут тягостные воспоминания детства. «Отчего, отчего они у тебя — ягнятки-то то идело колеют?.. — злобствует приказчик и, в ответ на робкие слова оправ­ дания, свирепеет: А идолята твои, небось, не колеют?» Тяжела жизнь детей в царской России, с колыбели гнетут, уродуют их ни­ щета, насилие, произвол. Лишена детских радостей дочка горемычного Демья­ на («Соседи»). Ценой потери разума заплатила за невежество и произвол взрос­ лых юная героиня «Блаженненькой». А вот рассказ «Уличные картинки — ребячьи учители». Вихрем несется барская тройка. Увидев ораву сельских ре­ бятишек, помещик бросает «на драку» пригоршню дешевых пряников и кон­ фет. А в это время кучер, господской потехи ради, полосует малышей ремен­ ным кнутом. Левитовские очерки — взволнованная исповедь, темпераментный рассказ о пережитом. За дерзкое слово барину отец выпорол Петрушу («Моя фами­ лия»), читая ему при этом наставления, как должен вести себя с господами дворовый мальчишка. Но чувство собственного достоинства у ребёнка не слом­ лено. В его душе затаённая обида и ненависть к уродливому миру, ставшему для мальчика душным и тесным казематом. «Под самой розгой как-то я успел подумать о слове — дворовый мальчишка. Скорой молнией мелькнули тут в возбуждённой голове моей какие-то новые, ни разу не посещавшие меня мыс­ ли. Какие-то странные, никогда не виданные мною предметы сверкнули в за­ литых слезами глазах моих, что-то уродливое, в высшей степени измождён­ ное истрадающее стало тогда передо мною, освещённое вывеской— дворовый, и плакало вместе со мною. «Собака —дворовая. Агафью зовут дворовой», — думалось мне». Юный разночинец под влиянием пережитого начинает понимать неспра­ ведливость окружающего мира. В сознании Карася из «Очерков бурсы» Помя­ ловского зреет мысль о том, что плохо не только в бурсе, но и вообще в окру­ жающей его действительности: «Отчего всё так гадко устроено на свете? Отчего люди злы? Отчего слабосильного человека всегда давят и теснят? Где всему начало?» — недоумевает Карась. ...Страницы жизни Николая Александровича Соловьёва-Несмелова (1847— 1901), самоотверженно трудившегося на ниве народного просвеще­ ния, сочетавшего вдохновенное слово писателя с гуманистическим словом педагога. Лишь в архивах, да в изданиях чуть ли не вековой давности мож­ но найти страницы, помогающие воссоздать былое, поучительную жизнь подвижника-демократа, всецело отданную любимому делу. Знакомясь с его эпистолярным наследием, его трудами, опубликованными и загубленны­ ми цензурой, всё более убеждаешься: имя этого труженика, гуманиста дос- 251