Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

шений норм человеческого общежития — «безалаберное море безалаберных дел людских». «Привыкли глаза мои не слепнуть от ослепляющего блеска волн того моря, уши мои — не глохнуть от грохота, и если что-нибудь иногда ме­ шает моему обыкновенному, постоянному занятию смотреть на это море и думать о нём, — взволнованно говорит автобиографический герой, — так это только выраженное уже мною желание физической силы, чтобы, с одной стороны, помочь какому-нибудь храброму и честному пловцу жизненного оке­ ана, который, спасши менее сильных, сам тонет теперь, теряя последние силы; с другой, чтобы стукнуть в лоб негодяя, который из трупов, утопленных им, сделал себе широкий, покойный плот и с улыбкой добродетели подъехал на нём к мирному берегу...» Как видим, побуждения писателя, которые он худо­ жественно реализовал в «описаниях природы», совершенно определённы: сознавая себя «исправителем человечества», он лелеял и отстаивал гуманис­ тические идеалы, вёл сознательную борьбу за права человека, против всего антигуманного, связанного с миром зла и несправедливости. Автобиографи­ ческий герой из «Московского профиранца» томится жаждой больших пере­ мен («если бы сейчас мгновенно и бесследно исчезли куда-нибудь — эта шум­ ливая буря, эта серая туча начинающейся осени, — и если бы на месте её, успевшей уже погубить своим бурным дыханием множество жизней, вдруг зацвел бы и заблистал светлый летний день...»). Внимательный читатель дол­ жен был понять, что «пейзажные « раздумья героя-повествователя носят от­ нюдь не описательно-декоративный характер («Не та моя цель, — и нет мне малейшего дела ни до каких «нежностей»...»). Повествователь несколько при­ открывает завесу, чтобы читатель мог уяснить себе характер настроений ге­ роя, его мечтаний: «Конечно, ни одному из смертных не позволительно жела­ ние такой неестественной перемены декораций...» (выделено Левитовым. — В. Ш.) Не вызывает уже сомнений, что эти мечтания, идущие «наперекор... постепенному ходу самой истории», связанные с «переменой декораций», име­ ют прямое отношение к общественно-политической борьбе эпохи. Страстные поиски положительных начал, способных противоборствовать тёмным и неприглядным сторонам общественного бытия, нашли своё примеча­ тельное выражение в левитовской поэтике природы. Не узревая таковых начал в реальной действительности, в повседневной жизни людей, писатель, однако, не отчаивается, он обращает свой взор к «светлому лицу природы», продолжая уже в этой сфере свои поистине диогеновские искания. «Моё перо слишком любит рисовать как добрые проявления в человечестве, так и светлые краски природы, которыми она. к счастью, довольно нередко ещё окрашивает бедную жизнь люд­ скую...», — заявляет он. «Выходы в природу» давали Левитову возможность отразить привлекшие его внимание явления реальной действительности во всей их многофункцио­ нальности и диалектической сложности. Творческие эксперименты Левитова, связанные с «работой» в поэтическом контексте пейзажа, показывают то на­ правление, в котором развивалась вдохновенная мысль писателя: причудливей­ шие взаимоотношения человека с природой, с социальным миром. В этом пла­ не сошлёмся на очерк «Сказка и правда». Уже в самом названии находит отражение авторская идея: показать гармоничное и дисгармоничное перепле­ тение идеальных иматериальных начал, взаимообусловленность иллюзии, меч­ ты и действительности с её зачастую грубой, отрезвляющей экзальтированное сердце «правдой жизни». По-детски «наивные представления о природе, о жиз- 243