Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

1. Истоки П риобщение к истокам... К истокам есенинского феномена... Лучшие минуты творческой жизни Сергея Есенина, полагают его современники-друзья, были связаны с народной поэзией. Один из жан­ ров, сыгравших особую роль в формировании есенинскойлирики, —жанр фоль­ клорной песни. Русская песня... Нежные слова её вобрали в себя хрустальную чистоту род­ ников и аромат расцветающей черёмухи, прохладу майских зорь иросную свежесть просыпающихся рек. Безбрежные разливы колосящихся нив итревожный шум векового бора, ледяное молчание заснеженных равнин позор­ ной гомон первых ручейков... Жизнь природы и жизнь людей во всех её проявлениях одухотворили рус­ скую песню, дали ей орлиные крылья. И если застонет, закручинится песня, то есть отчего кручиниться ей. Тяжела жизнь простого человека. Жаворонок зве­ нит над полем, которое на жалкой клячонке пашег, поливая «кровавым по­ том», мужик. Весеннее солнце скользнуло в мастерскую, где измождённые мастеровые в смертельной усталости проклинают «горечь жизни». Правдивы идоверительны эти «былевые песни». Горька жизнь человека труда. Стон зву­ чит и в его песне, стон «погибающей души». Укрывает тайга глухая бродягу, поросшие травою-муравою холмики хра­ нят тайны мятежных устремлений и роковых бед; но в стенаниях гроз, во вспо­ лохах зарниц, в зовущем мерцании ночных огней, в неугомонности и «голод­ ном юморе» странников, пугников, устремляющихся к новым горизонтам, крепнет настроение порыва, свободолюбивого дерзания. Трудно переоценить значение народной поэзии в творчестве Есенина. Максим Горький писал о том, как в его «памяти сердца и разума» есть «потрясающее исключительное впечатление», которое можно, пожалуй, срав­ нить с тем. что в своё время испытал Глеб Успенский в Лувре перед Венерой Милосской. На нижегородской выставке 1896 года М. Горький слушал оло­ нецкую сказительницу Орину Федосову. «Федосова — это олицетворение ста­ рой русской народной поэзии, она исама, по внешности своей — старая, спе­ тая песня... Она вошла, в пояс поклонилась публике, села в кресло и—* на её коричневом, морщинистом лице вдруг вспыхнули два ясных огонька — её живые вдохновенные глаза, и вслед за её взглядом на зал — в зале раздался задушевный голос, говоривший старинную народную былину о Добрыне... повеяло седой стариной, поэзией русского народа, простой, но могучей, та­ кой тоскливой и удалой... Она живая легенда, и, полуумирающая, она все­ ми остатками своей жизненной энергии воскрешает перед публикой умираю­ щую эпическую поэзию...» 230