Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

теля, пронёсшего через годы любовь к создателю «Тараса Бульбы» («И теперь чего бы, кажется, я не отдал, чтобы вернуть то время, когда мы оба были молоды, оба слушали вой метели в лесу и зачитывались Гоголем в дымной землянке». Психологически мотивирована «метаморфоза», случившаяся с Фёдыр Фёдрычем Козой. Показателен финал рассказа. Повествователь возвра­ щается из дома своего приятеля той же дорогой. Так же сияло солнце, так же благоухала зелень, но «мысли были иными»: «Неужто, — думает он, — это тот самый человек, с которым мы когда-то, под шум метели, в дымной землянке, зачитывались Гоголем? Или жизнь его подменила?..» Эволюция Козы в этом «гоголевском контексте» приобретает особый смысл. К Гоголю, к воспринятым демократами «великим тайнам гоголевского смеха» восходят стилевые особенности произведений С. Подъячева, свя­ занные с разнообразными средствами построения сатирических образов. Скромное дарование С. Подъячева, недостаточная чёткость его миро­ воззрения не позволили ему добиться особо крупных творческих результа­ тов, однако в некоторых аспектах своих художественных экспериментов (в частности, связанных с сатирой) он обнаруживает серьёзный анализ явлений действительности. Юмор и сатира — неизменные спутники повествований С. Подъячева. Так, например, сатиричен образ «Самого» в повести «Среди рабочих». Иронически даны уже детали портрета самодовольного хозяина жизни, кругленькое лицо которого «лоснилось, точно отполированное». Саркас­ тические ноты звучат в характеристике барыни, обожавшей собачек, но не брезгавшей рукоприкладства: «...старинная привычка насчёт... мужиц­ кого рыла...» («Карьера Захара Фёдоровича Дрыкалина»). С княжеской четой прибывает какая-то особа с «синим лицом, похожая на ободранного зайца». Сатирическое внимание писателя (через личностное восприятие пове­ ствователя) привлекает тип «подлых людишек», «сущих псов иногда». Тип «холопа», хвастающегося своей «холопской послугой», запечатлел Левитов (образ Анчелюста в «Степной дороге»), «Холуйские» фигуры двух древних старцев возникают на страницах подъячевской повести «Сре­ ди рабочих». Здесь же дан почти карикатурный образ «нарядчика», кото­ рый, увидя «Самого», сдёрнул с головы картуз, «как-то изгибаясь, глядя на него заискивающими, точно у привинившейся собаки, глазами и сам похо­ жий на собаку». Сатирик подчёркивает, что «злобное и вместе с тем зата­ ённое и рабски подлое было в его фигуре». В лучших традициях демокра­ тической сатиры выполнен рассказ «Карьера Захара Фёдорыча Дрыкалина» с колоритным образом центрального героя («...не гнушался псов в рыло лизать, ан господь меня и превознёс...»). С. Подъячев обнару­ живает мастерство содержательной сатирической детали. Так, он аттесту­ ет бакенбарды Захара Фёдорыча: «как у Франца-Иосифа австрийского или у наших крепостных холуев». Силой смеха писатель-демократ стремится истребить «рабскую по­ корность» крестьянина. Горько видеть повествователю «старую, должно быть веками въевшуюся, привычку к поклонам» («Мимоходом»), 215