Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

Источники пессимизма Левитова и оптимизма Горького, уходящие в литературно-общественную обстановку эпохи второго и третьего этапа освободительного движения в России, не были обнаружены критиком-на- родником. С этой задачей справилась марксистская критика (Плеханов, Боровский, Ольминский, Шаумян, Луначарский); она оценила роль вели­ кого писателя как основоположника нового художественного метода. И действительно, у Горького коренным образом меняется трактовка старых тем. Глубинные социальные процессы, нарастание освободитель­ ного движения питали литературу новым содержанием, детерминировали характер конфликтов, составлявших основу поэтических сюжетов. Найти человеческое в человеке, на какой бы низкой ступени социаль­ ной лестницы он ни находился, увидеть позитивные возможности и пути его, человека «дна», — такова задача писателя-гуманиста. Задача эта определила и новые идейно-художественные принципы повествования, сочетавшего в себе реалистические и романтические начала. Рассказы и очерки раннего Горького о люмпен-пролетариях города и деревни оду­ хотворены высоким пафосом утверждения неизменной ценности челове­ ческой личности, пафосом страстного отрицания социальных условий, тол­ кающих человека к духовной и физической деградации. Писатель ищет такой угол зрения, который позволял бы рельефнее оттенить положительные задатки «бывших людей». Жизнь изувечила их, унизила и оскорбила. Вот «пришибленные голодающие», доведённые не­ взгодами до крайней степени униженности: «...из каждой складки их рва­ ных армяков сияло печальное сознание беспомощности и той угнетённос­ ти духа, которая, подавляя человека, делает его каким-то деревянным автоматом, в одну секунду готовым подчиниться чужой воле» («Два бося­ ка»). Как кабаки Растеряевой улицы Г. Успенского, вороновские Ады и Арбузовские крепости, левитовские Грачовки, только с ещё большей силой и цепкостью, засасывают людей в свою трясину питейные и увесе­ лительные заведения. «Супруги Орловы» заканчиваются выразительными финальными строками: «...внутренность кабака возбуждала представле­ ние о какой-то пасти, которая медленно, но неизбежно поглощает одного за другим бедных русских людей, беспокойных и иных». Но как бы страшно ни деформировала их жизнь, они сохраняют гума­ нистическое мировосприятие. Собрав милостыню, нищенка-старушка кор­ мит ею «внучат» — босяков Задней Мокрой улицы («Бабушка Акулина»). Наташа, «девица из гулящих, которые...», оказалась чутким и великодуш­ ным человеком («Однажды осенью»). Женщина продаёт себя, чтобы рас­ тить детей («Женщина с голубыми глазами»). Страстно мечтает о счастье «падшая» Тереза («Болесь»), Вор-рецидивист, не считаясь с опасностью, спасает подкидыша («Семага»), Люмпен-пролетарии «задумываются»; начинает, пусть ещё робко, ра­ ботать их мысль. Повествователь, совершающий «хождения пешком по кривым дорогам нашей родины, такой большой и такой печальной» («Ма- аленькая!»), с пристальным вниманием фиксирует симптоматические яв­ ления, связанные с участившимся появлением бунтарей из народной сре­ ды, искателей свободы и счастья. Сам переход из «нормального» в деклассированное состояние есть зачастую своеобразный протест про- 203