Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

Агни, Агни-Индра! Златозубый, златобородый Агни, сын самого вели­ кого Сварога! Агни — грозный бог-громовержец, бог грозового пламени, повелитель огня-молнии. Божественные и земные лики огня; дневные, вечерние, утренние, ноч­ ные; кровавились недобрым предзнаменованием вечерние зори; полосо­ вали небо сухие молнии; тревожно вспыхивали зарницы. Златоволосая змея-молния жалила высокие деревья и бушевали лесные нещадные пожа­ ры, вспугивая таёжного зверя, боровую птицу; свирепствовали степные быстротечные палы, уничтожая неоперившийся молодняк. Полыхали в кромешной тьме зарева от ворогом принесённых пожарищ. Огонь был и согревающим, созидающим, тепло дарящим. Рукотворный огонь в домашнем очаге, в костре спасительном, кровожадного хищника отпугивающем, творящем съедобное из несъедобного. Над Танаисом-Доном, над Окой, над Воронежем, над Хопром гремели грозы. Гневался ли Агни? Или это Перун, тоже Сварожич, тоже сын Сваро­ га, бога Небо? Агни-Перун... Его молнии — это же лук его царственный. Тучи же — не есть ли они Перуновы одежды? Не видится ли в клубящемся, тучевом божественный грозный лик самого властителя небесного, его бо­ рода, его кудри. Не есть ли дождь плодоносящее, оплодотворяющее семя? Рокочущий вдали гром не есть ли его далекозвучащее слово, божествен­ ный глагол, раздающийся свыше? Ветры же и бури — это дыхание его. Златокрылым соколом с искрой небесного пламени, «окрылённый» молниями в тученосном, водорождающем небе виделся людям всесильный Агни, сын Сварога, брат Дажьбога. ...Над Окой, над Танаисом-Доном, над Воронежем гремели грозы... 2. «...Книгу новую я вытку звёздами...» Н едооценённым до сих пор остаётся философско-эстетический трак тат Сергея Есенина «Ключи Марии», раскрывающий глубинные основы преемственности прекрасного. Что предшествовало слову-образу? Каковы формы самовыражения пре­ красного, доброго, человечного? Архитектура, быт, бытие, музыка, хорео­ графия, орнамент... «Орнамент — это музыка. Ряды его линий в чудеснейших и весьма тонких распределениях похожи на мелодию какой-то одной вечной песни перед мирозданием. Его образы и фигуры какое-то одно непрерывное бо­ гослужение живущих во всякий час и на всяком месте. Но никто так пре­ красно не слился с ним, вкладывая в него всю жизнь, всё сердце и весь разум, как наша древняя Русь, где почти каждая вещь через каждый свой звук говорит нам знаками о том, что здесь мы только в пути, что здесь мы только «избяной обоз», что где-то вдали, подо льдом наших мускульных ощущений, поёт нам райская сирена и что за шквалом наших земных со- 16