Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

дой автор посвящает той, кто ответит и душе, «исполненной печали», и «весёлому уму», и «живым струнам» вдохновенной фантазии: Но ты меня понять могла; Страдальца ты не осмеяла, Ты с беспокойного чела Морщины ранние сгоняла. Так над Гробницею стоит Берёза юная, склоняя С участьем ветки на гранит, Когда ревёт гроза ночная!.. Герои-испанцы «по-русски» чувствуют, переживают, страдают; вот, напри­ мер, чувствительная тирада «второго испанца», в которой «узнаются» пристра­ стия лирического героя лермонтовской автобиографической лирики тех лет: А песни выльются невольно. Люблю я песни, в них так живо Являются душе младенческие дни... Лермонтов вспоминал о трогательно-печальной песне, которую певала его мать, так рано покинувшая сей мир; о песне «баюкошной», колыбельной бла­ гоговейно вспоминал «русский душою» повествователь; «младенческие дни» согревала песня и испанского поклонника родных напевов: О прошлом говорят красноречиво И слёзы на глазах влекут они; Как будто в них мы можем слёзы возвратить, Которые должны мы были проглотить; Пусть слёзы те в груди окаменели, Но их один разводит звук, Напомнив дни, когда мы пели • Без горькой памяти, без ожиданья мук. I ♦ * * В Государственной Публичной библиотеке в Петербурге (Ленинграде) хранится беловой автограф трагедии «Мепхскеп ипс / ЬеШешска/ 1 еп» («Люди и страсти»). Датировка самого Лермонтова: 1830 год. На следу­ ющем листе — силуэт девушки у сухого (облетевшего?) дерева. 112