Шахов В. В., От Бояна Вещего до Есенина

наукам. Двое юных князей Максютовых, два брата Юрьевы, сын соседней поме­ щицы Николай Давыдов. Троюродный брат Аким Павлович Шан-Гирей оста­ вит прелюбопытные воспоминания о детских утехах, тарханских делах и днях. Были игры на просыхающих весенних лужайках; были сквозисто-таинствен­ ный полумрак овражных лозняков, ароматная сладость дикой малины; на уте­ ху и потеху юного барина ловили перепелов; напоминал священнодействие ри­ туал сбора и конно-пешего хождения за грибами, всеми этими лисичками, подберёзовиками, подосиновиками, боровиками. Не оттуда ли один из лермон­ товских рассветов? ...Светает. В поле тишина. Густой туман, как пелена С посеребрённою каймой... ...И из-за тех густых лесов Выходят стаи облаков, А из-за них, огнём горя, Выходит красная заря... ...Прекрасный, чистый и живой, Как счастье жизни молодой, Играет луч её златой... ...Круг детского лермонтовского чтения. Тарханская библиотека. Учебные книги: «Зрелище Вселенныя, на французском, русском и немецком языках», «Детское чтение для сердца и разума», «Новейшая детская энциклопедия, со­ держащая в себе подробнейшие начертания наук и художеств». Сохранились достоверные свидетельства о том, что Лермонтов — отрок читал Вольтера, Дидро, Байрона, Шиллера, Ломоносова, Державина, Жуковского, Батюшко­ ва, конечно же— Пушкина, Дмитриева, Козлова, Озерова. Байроновский «1Пи- льонский узник» в переводе Жуковского хранится в музейном архиве, перепи­ санный рукою Миши Лермонтова... Юный тарханский поклонник поэзии буквально «впитывал» в себя прочи­ танное, прочувствованное. Вот Ломоносов («Хоть нежности сердечной В люб­ ви я не лишён, Героев славы вечной Я больше восхищён»). Ломоносовское по­ нимание Державы: «коснувшись облаков» , «конца не зрит» («В полях исполненных плодами, Где Волга, Днепр, Нева иДон, Своими чистыми струя­ ми... Возлегши... на Кавказ...»). Ломоносовские пейзажи: «Прекраснылетни дни, сияя на исходе...» Не скажется ли ломоносовское в лермонтовском «Прекрасны вы, поля земли родной»? Державин с мудрым заветом-уроком: «Ум и сердце человечье были Ге­ нием моим». Державинское понимание человеческой личности («Я связь ми­ ров, повсюду сущих, Я крайня степень вещества; Я средоточие живущих, Черта начальна божества»). Державинский скепсис («Осёл останется ослом, Хотя осыпь его звездами; Где должно действовать умом, Он только хлопает ушами»). Особенно по душе пришелся юному Лермонтову Жуковский, удивительно тонко воплотивший мотив жизненного разочарования: 102