С.Ю. Ковалев Липецк авиационный (1912-1941)

Сарай, как видно, служил складом экспедиции Циглера. Осмотрев склад, мы направились к дому. Захватив на память коробку конфет и две пачки спичек, мы вернулись к самолету. С помощью пускового моторчика «Бристоль» нам удалось почти моментально запустить, еще не успевший остыть, мотор, и через несколько минут мы покинули остров Рудольфа. Сел благополучно. Всего я летал шесть часов, из них сорок пять минут провел на земле Рудольфа. По нашим расчетам, мы поднялись до 83°45' северной широты, но доказать этого нельзя: с нами не было приборов, и мы не могли определить место, которого мы достигли. Рассчитывали по времени и скорости полета, а это не очень точно. В начале мая сильно потеплело. С каждым днем росло беспокойство моего экипажа. Наш аэродром, расположенный на льду бухты Тихой, быстро уменьшался. 3 мая его сломало окончательно, а нам во что бы то ни стало надо вылетать в Москву. Несколько раз ходили на поиски нового аэродрома, и только 5 мая Махоткину посчастливилось найти небольшую площадку в глубине бухты. В середине площадки в нескольких местах были торосы, и их нужно было убрать. С помощью аммонала это нам удалось быстро сделать. 9 мая подул подходящий ветер. В одиннадцать часов утра с большим трудом удалось оторваться от «аэродрома». Махоткин пошел впереди, я за ним. Мы отошли уже километров восемьдесят от бухты, как вдруг на моем самолете так сильно затрясло мотор, что, казалось, он вот-вот вырвется из рамы. Случилось что-то серьезное, а под нами вода... Я сию же минуту повернул. Запахло гарью. Первым движением было выключить мотор: каждую минуту мог возникнуть пожар. Как я этого не сделал, какая магическая сила удержала меня от этого —до сего времени понять не могу. И теперь я благодарен себе за это. С выключенным мотором я наверняка не дотянул бы до острова. Запах гари усиливался, но мотор не загорался. Я решил тянуть до последнего, взяв направление на бухту Тихую. Медленно, со скоростью, едва доходящей до ста тридцати километров, мой самолет продвигался вперед. Высота таяла с каждой минутой. Когда впереди показалась бухта, моя машина располагала всего тремястами метров. Планируя, я рассчитал посадить самолет прямо на полотно буквы «Т». Сел благополучно. Стали рулить к стоянке. Вижу, один из зимовщиков что-то крикнул, показывая назад. Взглянув назад, я увидел, что самолет Махоткина стоит вверх хвостом... Я бросился к его самолету. Из помятой, с разбитыми стеклами кабины вылезали поцарапанные товарищи. Один, другой, третий. Значит, все живы... Мы подошли к его уткнувшемуся носом в лед самолету и внимательно осмотрели его. Разбит в щепки винт, помято и проломлено в нескольких местах верхнее крыло, сломана стойка центроплана, поломаны лыжи. Здесь же стоит немой свидетель аварии - небольшой ропак. Самолет зацепил за ропак левой лыжей и перевернулся. - Ну, как, Махоткин? - спросил я, когда обе машины были осмотрены. - Плохо, —сознался он. - На твоем самолете не годится мотор. Мой самолет можно ремонтировать, но здесь этого ремонта не сделаешь. - Остается одно, - заключил я. - из двух самолетов делать один. Аварийная посадка «Н-128» 368