С.Ю. Ковалев Липецк авиационный (1912-1941)

На высоте двух тысяч пятисот метров я всмотрелся в картину, развернувшуюся внизу, и сразу же стало ясно, что радиомаяк завел нас на остров Греэм-Белль, который находится в ста восьмидесяти километрах от бухты Тихой. Погода быстро портилась. Бассейн, как человек осторожный, предложил выбрать место поровнее, сесть и переждать погоду. Но пока я раздумывал, площадки оставались позади, и перед самолетом опять вздымались торосы. Я не успел еще сообразить толком, куда мы попали, как прямо впереди выросли из тумана две мачты и несколько домиков. Зимовка в Тихой как две капли воды похожа на десятки виденных мной полярных зимовок, но в тот момент она показалась мне сказочно­ прекрасной. Едва дотянув до аэродрома, я по флагам определил направление ветра и без всяких кругов камнем пошел на посадку. Конечно, нас никто не встречал. Когда мы уже рулили к берегу, на краю аэродрома показались спешащие зимовщики и наши товарищи по полету - экипаж Махоткина. Иванова, больше всех нас, беспокоила история с радиомаяком. Он сразу же побежал на рацию и стал лично говорить с мысом Желания. - Что случилось с маяком? - спрашивал он. - Почему внезапно пропал сигнал «А»? Почему, руководствуясь вашей схемой, мы отклонились вправо от курса и все же не могли его обнаружить? Радисты мыса Желания сначала не хотели сознаваться в своей ошибке и всю вину валили на технику. Потом извинились и сознались, что случайно перепутали буквы: сигнал «А» означал не право, а лево. Итак, 21 апреля оба самолета моего звена благополучно опустились на лед бухты Тихой. Обе машины в исправности, люди здоровы. У нас были все основания к тому, чтобы с гордостью заявить: «Большой арктический перелет завершен успешно. Впервые в истории самолеты пересекли всю Новую Землю с юга на север, пересекли Баренцево море и достигли Земли Франца-Иосифа». Но, говоря так, мы не забывали, что перед нами стоят еще две, пожалуй, не менее сложные задачи: полеты над Землей Франца-Иосифа для научных наблюдений и возвращение в Москву. Подходящая погода установилась около 26 апреля, и я ранним утром отдал приказ о вылете звена. Маршрут оставался прежним до северной оконечности архипелага - до острова Рудольфа, оттуда вылететь на остров Греэм-Белль и вернуться обратно в Тихую. Ведущим должен был идти самолет Махоткина - у него на борту Аккуратов, которому предстояло проделать все наблюдения над картами и местностью. Скоро моторы весело закрутились, и Махоткин стал выруливать. Недалеко от берега на пути самолета стоял ропак. Опасаясь столкновения с ним, Махоткин чуть-чуть свернул в сторону и попал правой лыжей в занесенную снегом трещину. Лыжа провалилась. Самолет быстро вытащили и установили на безопасном месте, но лететь он не мог. У него был сломан конец крыла. Мне жаль было упускать хорошую погоду, и я решил лететь один. Все шло хорошо, и впереди уже стали вырисовываться очертания острова Рудольфа, когда я получил тревожную записку от Иванова. «Рация вышла из строя, - писал он. - Не пойму, в чем дело. Для ремонта необходима посадка». Погода исключительно хороша. Видимость не менее ста километров. Мотор работает прекрасно. Оценив все это, я решил полететь дальше на север, до 83 - 84° северной широты и, израсходовав часть горючего, тем самым уменьшить нагрузку самолета. Тогда можно будет смело сесть у зимовки в бухте Теплиц и исправить радио. Обогнув остров с южной стороны, я пошел к домикам. Машина облегчена. Можно сесть. Сделав круг, я проверил площадку и с некоторым волнением пошел к земле... Оставив под присмотром Иванова самолет, мы с Бассейном пошли посмотреть, в каком состоянии находятся дома и что в них есть. Иванов был рад, что мы оставили его в покое: рацию надо было починить, во что бы то ни стало. 367