С.Ю. Ковалев Липецк авиационный (1912-1941)

С.Ю. Ковалев Липецк авиационный (1912-1941)

изменилась к худшему. Мы, как видно, взяли правее, и попали в ту полосу снегопада, которая недавно была слева от нас. Я уверен, что до Амдермы рукой подать. По моему приказанию Иванов уже вызывает ее, чтобы сообщить, что мы будем через десять-пятнадцать минут. Впереди показалась огромная решетчатая радиомачта. Такие мачты есть и на зимовке острова Вайгач. Мачта уже под нами. Около нее показался хороший аэродром с большими цветистыми флагами по углам. Надо брать команду в свои руки, подумал я и сделал круг. После этого круга Махоткин должен перейти в мое подчинение. Но он, не обращая внимания на мой приказ, продолжал идти вперед. Видно, не заметил. Что же, это случается: погода плохая, летчик нервничает... С большим трудом снова догнал его. Начал качать свой самолет с крыла на крыло, стараясь обратить на себя внимание товарища. Увлеченный своими эволюциями, я не заметил, как мы попали в снегопад. Здесь уже я больше угадал, чем увидел, что Махоткин развернулся и... пропал в бешено крутящемся снеге. Мне посчастливилось: на мачту я наткнулся почти сразу. Но погода испортилась. Начался снегопад. И долго мне пришлось носиться взад и вперед, кружиться над мачтой, искать пропавший аэродром. Я уже хотел сесть на берегу Карского моря, когда подо мной мелькнули цветные флаги, и я понял, что наконец-таки нашел аэродром. Ни на минуту не упуская его из вида, по флагам определил направление ветра, сделал крутой разворот и благополучно сел. Несмотря на теплую встречу, всю эту ночь мы чувствовали себя отвратительно. Я ежечасно запрашивал по радио Амдерму и другие станции о том, нет ли каких сведений от Махоткина. Все станции его слушали, но он всю ночь молчал. К утру погода улучшилась, и я решил полететь на розыски пропавшего самолета. Но, увы, я несколько раз пересек Вайгач, а самолета нигде не обнаружил. Видя, что дальнейшие поиски не принесут никакой пользы, я решил сесть в Амдерме и там ждать сведений о Махоткине. Неведение продолжалось еще часа три — вплоть до того времени, как комсомольцы с зимовки острова Вайгач прислали радостную радиограмму о том, что на их аэродроме благополучно приземлился Махоткин. Через несколько часов Махоткин прилетел в Амдерму. С погодой нам опять не повезло, и мы просидели в Амдерме вплоть до 6 апреля. В этот день с утра проглянуло солнышко, и мы решили лететь. Мы поднялись в воздух, и пошли на север, строго придерживаясь маршрута. Наш путь лежал из Амдермы, пересекая Вайгач, на Маточкин Шар. Карские ворота встретили нас таким густым туманом, что я в мгновение ока потерял самолет Махоткина. До Маточкина Шара остались считанные километры, и я решил снизиться под облака, рассчитывая, что туман не до земли. Но мой расчет не оправдался. Пришлось снизиться до двадцати метров, но и на этой ничтожной высоте стоял туман, и видимость была очень слабая. Летели мы в тумане около часа, но мне показалось, что целую вечность. Иванов убрал антенну, опасаясь, как бы она не зацепилась за торосистый лед и не оборвалась. Рация не работала. Я впервые вздохнул свободно, когда увидел впереди просвет и понял, что мы пробили туман. На Маточкином Шаре я рассчитывал встретиться с Махоткиным, но его тут не оказалось. Мне передали его радиограмму: «Попал в сплошной туман, решил вернуться, сел в бухте Варне». На другой день прилетел Махоткин, и мы стали дожидаться хорошей погоды, чтобы вместе вылететь на мыс Желания. 9 апреля мы, наконец, достигли мыса Желания и благополучно спустились на прекрасном аэродроме. Оказалось, что от нашей последней посадки на Маточкином Шаре до 364

RkJQdWJsaXNoZXIy MTMyMDAz